Смотрите, как мы танцуем

Он медленно катил по грунтовой дороге. Поместье показалось ему еще более обширным, более впечатляющим, чем раньше, когда он попал сюда впервые. Он продолжал ехать и в конце концов очутился в тупике, у огромного ангара, где стояли сельскохозяйственные машины. Мехди сдал назад и чуть было не сшиб мужчину, который бежал к нему торопливой рысцой. Работник приблизился к машине и положил на дверцу заскорузлую ладонь:
– Куда едешь, парень? Ты заблудился?
– Ищу дом. Мне нужно видеть хозяина.
– Господин Бельхадж у себя в кабинете. Пойдем, я тебе покажу.
Работник потрусил вперед, и Мехди, слегка оробев, последовал за ним. Вскоре показался дом. Огромная пальма, гараж и за зеленой изгородью – бассейн, выложенный по бортикам рыжим кирпичом. Мехди на секунду остановился, глядя на высокую светловолосую женщину, стоявшую у края воды. На ней был лиловый купальник, а ее белоснежные ноги были мускулистыми, как у мальчика-подростка. Она подняла руки, сомкнула ладони и нырнула в воду. Матильда.
– Ты идешь? – нетерпеливо спросил работник. – Это здесь.
Работник, стащив с головы шерстяную шапочку, приоткрыл застекленную дверь:
– Хозяин, тут вас хотят видеть.
Первое, что увидел Мехди, войдя в кабинет, – портрет Хасана Второго на стене. У него возникло впечатление, что король насмешливо оглядывает его с головы до ног. Впрочем, его внимание сразу же переключилось на Амина, сидевшего в кожаном кресле. Он показался Мехди очень красивым, он нисколько не походил на пузатого, заурядного крестьянина, каким Мехди его себе представлял. Напротив, Амин, носивший тонкие, аккуратно подстриженные усики, напоминал киноактера. Мехди протянул ему руку и представился:
– Добрый день, месье. Меня зовут Мехди Дауд.
– Чем могу быть вам полезен, месье Дауд?
– Понимаете, я пришел просить у вас руки вашей дочери, Аиши.
– Простите, что? – изумленно переспросил Амин, уперся ладонями в стол и поднялся, готовясь наброситься на молодого человека, стоявшего прямо перед ним. – Вы, наверное, шутите?
– Вовсе нет. Я пришел просить руки Аиши, – произнес Мехди неестественно звонким голосом.
– Что вы несете? И вообще, кто вы такой? Мехди Дауд, правильно? Никогда о вас не слышал.
– Я преподаю экономику в университете имени Мухаммеда Пятого, в Рабате. Намерен стать соискателем на должность декана факультета права, в данное время завершаю работу над книгой, посвященной…
– Вы что, сумасшедший? Это моя дочь вас ко мне прислала?
– Нет, вовсе нет! Ваша дочь тут совершенно ни при чем. Она даже не знает, что я здесь. Месье Бельхадж, у меня очень серьезные намерения.
Амин повернулся к коридору, ведущему в дом, и крикнул: «Аиша!» – таким громовым голосом, что Мехди отпрянул. Она была дома. Он подумал, что через несколько секунд она появится и поймет, на что он способен. Смелость и романтичность его поступка покорят ее, она уговорит отца, и они поженятся здесь, на ферме, под огромной пальмой. Вошла Аиша. Она была босиком и приближалась к отцу словно провинившийся ребенок, готовый принять наказание. Заметив Мехди, изумленно вытаращила глаза. Кажется, она очень рассердилась.
– Ты знаешь этого молодого человека? – спросил ее Амин.
Аиша опустила глаза.
– Он говорит, что вы с ним знакомы. Ну так что, ты хоть раз его видела или нет?
– Да, я его знаю. Нас познакомила Монетт.
– Ладно. Представь себе, этот парень пришел просить твоей руки. Что ты на это скажешь?
– Что?! – почти прокричала Аиша. Ее щеки побагровели, и она почувствовала, как в висках застучала кровь.
– Это ты все подстроила?
– Вовсе нет.
– Что – вовсе нет? Ты была не в курсе или ты не хочешь за него замуж?
– Я не знаю.
– Как это – ты не знаешь? Вы меня за дурака держите? – Амин посмотрел на молодую парочку и едва сдержал улыбку. – У меня нет времени с вами разбираться. Сначала договоритесь между собой, а уж потом вернемся к этой теме. А теперь проваливайте оба! Прочь с глаз моих!
Рабат, 19 ноября 1970 года
 
Аиша!
Аисты вернулись. Они парят в синем, как всегда, небе Рабата, кружат и кружат над рекой, над крышами старого города, строят огромные гнезда на высохших деревьях или на горах каменных обломков в развалинах Шеллы, и мне кажется, что они подают мне знак. Я часто прихожу туда, в некрополь, полюбоваться их кружением, их длинными красными клювами, белыми телами в обрамлении широких черных крыльев с растопыренными, похожими на гребенку маховыми перьями. Я слежу за их отражениями в мутных водах Бу-Регрега. Иногда они летают так низко, что кажется, можно дотянуться до них рукой. Меня завораживают их звуки, я готов бесконечно слушать, как они трещат клювом, словно передают мне какую-то весть. Они без остановок летели на плотных облаках от тебя, из твоего зеленого холодного Эльзаса. Я безуспешно пытаюсь разгадать смысл послания, которое ты поручила им мне доставить. Тебе непременно надо что-то мне сказать, пусть ты и не отвечаешь на мои письма. Ты предпочла отправить ко мне этих вестниц, чтобы сообщить о своем возвращении. Я ведь не ошибся, скажи? Они прилетели на разведку. Если они преодолели такое расстояние, ты это сделаешь тоже. Аиша, мы еще не закончили.
От Монетт я узнал, что ты все еще в Эльзасе, что снимаешь комнату над квартирой некоего Давида. Когда я звонил тебе домой, думаю, трубку взял он, но откуда мне знать, сказал ли он тебе о моем звонке? Знает ли он, кто я? Говорила ли ты ему обо мне? И еще я спрашиваю себя: кто он тебе?
Мое сердце опустело, все внутри завязалось узлом. Мои мысли напоминают бегущие из-под пера строчки письма. В голове моей громоздятся слова, адресованные тебе. Это довольно бестолковый, нескончаемый процесс, навязчивая идея, не оставляющая меня даже во сне. Аиша, меня неотступно преследует мысль о совершенной ошибке, о том, что мы только-только начали вместе переживать и что прервалось из-за моего опрометчивого шага – визита к твоему отцу. Мне хотелось бы верить, что ты, как и я, пребываешь в мучительной растерянности. Мне хотелось бы обнять тебя, забыть твой неожиданный, как удар грома, отъезд, сказать тебе, что никто не сможет нас разлучить, даже ты сама. Оставшуюся после тебя пустоту нельзя заполнить ничем и никем. Надо бы мне устроить медвежью берлогу в этой пустоте и, не дожидаясь зимы, впасть в спячку, чтобы преодолеть тоску. Я по-прежнему чувствую на себе твой взгляд, словно студеный ветер, пробежавший по коже.
Ты не можешь до такой степени на меня сердиться. Я был неправ. Ты, верно, подумала, что я хотел купить тебя у отца, как домашнюю скотину. Я поддался безумному порыву, не посоветовавшись с тобой, – настолько я был уверен в своей любви, наполнявшей меня горячим воздухом и поднимавшей высоко над привычными условностями. Мне все казалось удивительно простым, ничто не устояло бы перед такой силой, твой отец улыбнулся бы и дал согласие, и мы с тобой вдвоем унеслись бы навстречу блистательной жизни, которая была нам уготована. Поверь, у меня не возникло ни тени сомнения, нужно было только ускорить события, и для нас открылись бы лучезарные перспективы. Все зовут меня Карлом Марксом, я ведь специалист по светлому будущему.
Аиша, в своем тщеславии я полагал, что ты тоже веришь в мои блестящие перспективы. Я считал, что мой поступок прекрасен, что моя смелось и решительность достойны восхищения, а ты увидела в моем поведении высокомерие, грубость и инстинкт собственника. По поводу последнего ты совершенно права: я хотел, чтобы ты принадлежала мне. Чтобы никто, кроме меня, никогда не держал тебя за руку, не обнимал тебя, не вдыхал твой запах. Когда ты была рядом и я прикасался к тебе, говорил с тобой, слушал тебя, мечтал о тебе, у меня возникало ощущение, будто моя любовь делает тебя еще красивее, приближает тебя к себе самой, к той чистой красоте, что живет внутри тебя. Как ты была великолепна в моих объятиях, под моим взглядом! Это самомнение теперь гнетет меня. Воспоминание о вкусе твоих губ, о запахе твоей кожи, о наших ласках – яд, сжигающий меня изнутри.