Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

Мои главные герои пришли из разных миров, но им удалось полюбить друг друга. Что бы ни пыталась диктовать идеология, любовь сильнее. Мы влюбляемся в людей других религиозных взглядов, с другим цветом кожи, своего пола. Ты просто влюбляешься, и ничего не можешь поделать. Не нужно ничье разрешение. Я думал о том, чтобы назвать фильм «Формой любви», но особая связь обоих персонажей с водой меня завораживала. В конце она проявляется неожиданным образом. Но и до этого мы ощущаем чувственность воды.
– На самом деле, с первых кадров – неожиданно откровенных для сказки, даже если это сказка для взрослых.
Гильермо дель Торо: Сцена мастурбации в начале для меня была принципиальной. Я хотел показать, что Элайза – не диснеевская принцесса, а женщина, у которой с утра есть три минуты на завтрак, три – чтобы принять ванну и помастурбировать и еще три, чтобы почистить ботинки прежде, чем бежать на работу. Я собирался очертить ее характер за несколько минут в самых первых сценах, обойдясь без единой строчки диалогов. Ее воображение задействовано, когда она смотрит фильм в кинотеатре, включает телевизор, слушает музыку. Ей хочется, чтобы мир был так же прекрасен, как в ее любимых мюзиклах, но это сон – ее подводный мир, который отделен от повседневной реальности.
Такими же глазами мы смотрим на Амфибию: скромное, загнанное, затравленное существо, прячущееся под водой. Почему же туземцы почитали его как бога? А если он и вправду божество? Но он невидим, скрыт водой, как и Элайза. Поэтому им и удается уйти от преследований: они оба – невидимки. Как и гомосексуал Джайлс, как и чернокожая уборщица Зельда. Стрикленд не замечает их, поскольку он ослеплен своим высокомерием. В этом его ахиллесова пята.
– Картина получилась очень необычной – это наверняка было очевидным и на стадии сценария. Сложно было пробивать его через продюсеров?
Гильермо дель Торо: Я с первой встречи дал им понять, что собираюсь снять не простую, а политическую сказку. Все важные элементы замысла я рассказал продюсерам из Fox в деталях. Объяснил, что у каждого из персонажей будет своя love story. И не у всех они счастливые. Зельда любит мужа, который с ней практически не разговаривает. Джайлс влюблен в бармена, молодого человека небесной красоты, который оказывается куском дерьма. И так далее… Это – орнамент для центральной басни. Когда героиня узнает себя в Амфибии, наступает важнейший момент их истории.
Для меня акт любви может быть переведен словами «я вижу тебя». Если ты видишь меня, ты даруешь мне жизнь. Если не видишь, то отказываешь в праве на жизнь. Если ты не хочешь признавать права за кем-то непохожим на тебя – будь то гей, еврей, мексиканец, чернокожий, – ты ставишь перед ним загородку, делая его невидимым. Как можно объяснить поступок человека, избивающего другого человека палкой? Очень просто: тот бьет не человека, а предмет, вещь.
– Что делает человека человеком?
Гильермо дель Торо: Многое. Для начала, имя. Поэтому русский шпион в важный момент фильма признается: «Мое настоящее имя – Дмитрий». И это поворотная точка сюжета. В общем, я был откровенен с продюсерами с самого начала. И они ответили мне согласием.
– Как я понимаю, соавторство с Ванессой Тейлор в написании сценария тоже было принципиальным моментом для вас?
Гильермо дель Торо: Безусловно. Правда, я надеялся, что она займется романтической стороной вопроса, а ее больше увлекла шпионская и криминальная линия. Но забудем о гендере: думаю, наша эмоциональная жизнь от него не зависит напрямую, мы все люди. Я описал в фильме то, как помню свою первую влюбленность, ее необъяснимость и красоту. Поэтому я сделал героиню немой. Ведь когда ты влюблен, ты можешь говорить об этом дни напролет: «Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, обожаю тебя, о, моя любовь…» и быть искренним, но этого все равно недостаточно! Тогда приходится сказать: «Ты просто не представляешь, как я тебя люблю!» Поэтому Элайза, у которой нет голоса, в какой-то момент воображает, что может спеть о своих чувствах – именно в этих словах: «You’ll never know how much I love you. You’ll never know how much I care…» Ничего нет сильнее во вселенной. А мы так боимся говорить об этом прямо.
 
– Как началась ваша любовь к амфибиям?
Гильермо дель Торо: Когда в детстве я пошел в кинотеатр на «Тварь из Черной Лагуны» и увидел, как Джули Адамс плывет в своем белом купальнике, а под ней, невидимым, плывет Амфибия. Это было так прекрасно. Так все и началось для меня. Знаете, сказка о красавице и чудовище обычно рассказывается по-пуритански – они никогда не трахаются. Вот он превратится в принца – может быть, тогда… Тогда это будет «нормально», но не раньше.
Есть и другая вариация того же сюжета – многие назовут ее извращенной или порнографической: уродство возбуждает. А я не хотел ни того ни другого. Мне хотелось, чтобы мои герои влюбились друг в друга – и занялись сексом. Я мексиканец! Мне можно! Почему нет? Секс Элайзы и Амфибии не трансгрессивен; он прекрасен и прост. Ничего извращенного в этом нет – только красота и естественность. Я часто слышал, что чистота и секс – взаимоисключающие явления, но я с этим категорически не согласен. Их сосуществование прекрасно.
– Персонажа Амфибии вы создавали вместе с Дагом Джонсом – вашим давним актером и товарищем, который играл в обоих «Хеллбоях» и «Лабиринте фавна», а теперь впервые получил центральную роль. Расскажите об этом процессе чуть подробнее.
Гильермо дель Торо: Впервые Даг сыграл у меня романтическую роль в «Хеллбое 2», где его персонаж Эйб Сапиен влюблялся в принцессу эльфов. Однако в «Форме воды» он играет совершенно другого персонажа. Мы создавали Амфибию три года. Это было невероятно сложно, ведь зритель не должен был, увидев его на экране, сказать: «Это всего лишь костюм». Он должен был поверить в героя. Дизайн был очень сложным и кропотливым.
Важнейшим источником вдохновения для меня была японская гравюра эпохи Эдо «Черный карп» – рыба там черная, но с золотыми и синими полосками. Я сказал: «Амфибии мы должны дать тело пловца и задницу тореадора». Он должен быть похож на прекрасного хищника, вроде кота. На рыбу, но красивую. Сексуальную рыбу. Сколько же времени мы на это потратили! Это была скульптура, мы даже обошлись без скетчей, и сразу стали его лепить.
– С «Формой воды» вы впервые участвовали в конкурсе Венецианского фестиваля – как считается, самого изысканного, посвященного искусству, а не индустрии.
Гильермо дель Торо: Забавно, что впервые я оказался в Венеции с фильмом «Мутанты» сто лет тому назад, и сразу влюбился в фестиваль. Много лет мечтал попасть в конкурс; ведь Венеция ценит и жанр, и артистические амбиции. Не случайно Алехандро Гонсалес Иньярриту показывал «Бёрдмэна» именно здесь. Продюсеры отказали мне, когда я просил их отправить в Венецию «Багровый пик»: мол, ты нам хоррор снял, а не арткино. Но согласились на этот раз. Спасибо им за это.
Понимаете, моя карьера может выглядеть со стороны блестящей, но я вижу это иначе. Ничто не дается даром, в каждое достижение вкладываешь гигантский труд. Вы себе представить не можете, какой ценой Альфонсо Куарон сделал «Гравитацию». Я же остался парнем, который готов использовать любой формат, чтобы рассказать ту историю, которая его по-настоящему интересует. Могу снять фильм за миллион, могу – за сто миллионов. Не это самое важное.
– Вы с таким теплом говорите о Куароне и Иньярриту. В начале ваших карьер вас называли «тремя друзьями». Вы до сих пор близки?
Гильермо дель Торо: Да. Мы прошли совсем разные пути, но для каждого эта дорога не была простой. Быть рядом с этими парнями – невероятно ценно для меня. Словами не передать. И мне было проще благодаря им.