Поручик Державин
В этом месте Митя приумолк, потом набрал воздух в легкие и, смело глядя на герра Розе, выдал мораль:
Тот права честности немало сберегает,Кто людям никогда худым не помогает!Несколько мгновений все молчали, переглядываясь. Но, когда губернатор с благосклонной улыбкой медленно сблизил ладони в белоснежных перчатках, тревожная тишина зала взорвалась громом аплодисментов. Публика кричала "Браво!". Всем понравилась басня, и многие вспоминали случаи из своей жизни, когда им приходилось побывать в роли Журавля. Веревкин, придя в себя, тоже стал громко хлопать и кричать "Браво!".
Державин облегченно перевел дыхание и тихонько сказал, глядя другу в глаза: "Ты — герой!"
Когда опустился занавес, они сбросили свои картонные облачения и обнялись. Потом все участники спектакля вышли на авансцену поклониться публике. Зрители долго еще хлопали в ладоши и кричали "ура" славной Казанской гимназии и неутомимому ее командиру — Михаилу Ивановичу Веревкину. На глаза Державина навернулись слезы:
— Никогда не забуду этого дня!
— И я тоже… — прошептал Митя.
В минуту душевного волнения они совсем забыли о своем учителе-мучителе Розе. Каким ничтожным казался он сейчас! Впрочем, немца уже не было в зале: под шумок он незаметно скрылся от греха подальше…
***Грызть гранит науки — занятие нелегкое и порой не очень веселое. Но неутомимый Михаил Веревкин всегда умел добавить в жизнь гимназистов частицу творческой одержимости.
Летом директор организовал поездку в Чебоксары, где гимназисты учились чертить план города. На другой год послал весь курс на раскопки древнего города Булгары, назначив старшим любимого ученика Гаврилу Державина, которого справедливо считал своей правой рукой.
Однажды он навестил пансионат при гимназии, где жили воспитанники, устроил общее чаепитие и между делом сообщил, что в России до сих пор нет карты древней Булгарии.
— Вы только подумайте! — горячился Михаил Иванович. — Есть лишь отдельные планы и эскизы, которые не дают общего представления о великом татарском ханстве. И кому, как не нам, взяться за сей благородный труд — составить подробную историческую карту и отправить ее в Московский университет моему другу графу Шувалову! Весть о нашем достижении непременно дойдет и до ее величества! А? Что скажете?!
Гимназисты с воодушевлением приняли его предложение. Начались обсуждения, с чего начать, какие архивы посетить, какие земли объездить… Веревкин предложил создать отряд картографов и выбрать командира.
— Державина! — воскликнул худенький Митя Неклюдов, с гордостью глядя на своего друга, возмужавшего не по годам.
— Верно! Пусть командиром будет Мурза! — дружно подхватили гимназисты.
Державин согласился не сразу. Слишком сложной показалась ему затея Михаила Ивановича. Но товарищи настаивали, упирая на то, что Державин — первый ученик в геометрии и черчении.
В конце концов, к общему восторгу, Гавриил принял командование. Стали обсуждать, какой выбрать масштаб карты. Веревкин предлагал на три версты один дюйм. Но такая карта не поместилась бы ни на одном столе, разве что на полу в большом зале. Когда все уже стали склоняться к тому, чтобы взять меньший масштаб, Державин неожиданно согласился с Михаилом Ивановичем:
— Если уж делать карту, то большую, подробную, чтоб не стыдно было показать в Московском университете.
На том и порешили.
***В составлении карты был занят весь курс. Державин распределил обязанности и всем дал поручения. А Михаил Иванович добился для своих воспитанников разрешения посещать городской архив и пользоваться старинными картами. Их копировали, увеличивали, сшивали воедино. Очертания границ Булгарского каганата переносили на огромное белое полотно, расстеленное на чердаке: больше нигде оно не поместилось.
Все лето гимназисты трудились на раскопках древних курганов. Когда сбор необходимого материала был окончен, Державин выбрал из своего отряда самых умелых чертежников и рисовальщиков для окончательного оформления карты. Это был тяжелый труд, приходилось часами рисовать, стоя на коленях или сидя на корточках. Причем все работы производились во внеурочное время. Если на раскопки мальчики отправлялись охотно, то торчать на чердаке, словно в тюрьме, вырисовывая крошечные поселения, леса, холмы, речки, ручейки и озера, им скоро надоело.
Потихоньку друг за другом гимназисты покидали своего командира. В конце концов заканчивать карту остались только Державин и верный его друг Неклюдов. Было видно, как трудно слабому здоровьем Митеньке бесконечно рисовать, ползая по гигантскому полотну. Но он не бросил своего товарища, остался с ним до конца.
Недаром в народе говорят: "Глаза страшатся, а руки делают". Всякому начинанию приходит конец, который, как известно, делу венец. Закончилась и работа над картой древней Булгарии. Она была свернута, бережно упакована в рогожу и отправлена специальным курьером попечителю Московского университета графу Ивану Ивановичу Шувалову.
Через месяц пришел ответ.
Директор выстроил гимназистов в актовом зале и торжественно поздравил их с окончанием сложной и ответственной работы. Потом огласил распоряжение его сиятельства. В письме Шувалов благодарил всех за подвижнический труд и велел наградить исполнителей. Членам державинского отряда было пожаловано по десять червонцев, а Митеньке Неклюдову сверх того вручили памятную медаль Московского университета "За труды в просвещении". Что касается командира отряда, то на него была прислана особая бумага. За успехи в составлении карты Гавриил Державин был зачислен в Петербургский инженерный корпус "кондуктором", то есть в звании выше унтер-офицера.
Отныне ему полагалось носить красный с золотыми пуговицами инженерный мундир. Веревкин вызвал в гимназию лучшего портного, тот снял мерки, и уже через неделю Ганя был экипирован должным образом.
Радости его не было предела! После выпуска можно сделать блестящую карьеру в Инженерном корпусе. Прощай, бедность! Отец мог бы им гордиться… Огорчала только разлука с Митей: тот с детства был записан отцом в Измайловский полк и должен был начать службу прапорщиком. Но еще предстояло полгода учебы.
— Все равно мы будем видеться в Петербурге! — строил планы Митя. — Эх, Мурза, ты представить не можешь, какое это чудо — столица! Совсем другая жизнь!
Слушая Митю, Державин вспоминал слова отца на смертном одре: "Главная моя вина в том, что не успел я в положенный срок съездить в Петербург и записать тебя в полк на выслугу…"
Гавриил перекрестился… Теперь душа батюшки успокоится на небесах: будущее сына обеспечено. До офицерского звания — полшага, а к инженерному делу у Гани и впрямь была немалая склонность. Не зря граф Шувалов отметил его среди всего курса.
Больше всех радовалась Фекла Андреевна. Ее дорогой мальчик, ее счастье, надежда и гордость, зачислен в Инженерный корпус. Его не будут до изнеможения гонять по плацу и заставлять тянуть носок сапога. И не придется ему в холод и зной стоять под ружьем в караулах или бегать с донесениями по квартирам командиров. Он будет учиться инженерному делу, а случись война, по его проектам станут возводить крепости, земляные валы, мосты, переправы… Вытирая слезы радости, мать в десятый раз перечитывала письмо Ганечки о том, какую великую милость оказал ему граф Шувалов.
***Тем временем в России произошла смена власти. 25 декабря 1761 года умерла "дщерь Петрова", императрица Елизавета, и на престол вступил ее племянник, обожатель прусского короля Фридриха Великого, Петр Ш, урожденный Карл Петер Ульрих.
Вскоре в гимназию была доставлена депеша из императорской канцелярии. Ознакомившись с ней, Веревкин задумался и долго сидел, опустив голову. Потом распорядился вызвать Державина. Довольный возможностью удрать с урока, Ганя явился к Михаилу Ивановичу в новеньком красном мундире и по-военному стал во фронт. Ему недавно исполнилось восемнадцать лет. Он заметно прибавил в росте, плечи раздвинулись, синие глаза весело сияли, густые светлые волосы были заплетены сзади в косицу, перевязанную черной лентой.