Ящик Пандоры (СИ)
— Конечно же. «Костяшка»
— А ты знала, о чем она? — поинтересовалась я.
— Я понимала, что она имеет какое-то отношение к Эллен, — сказала Джеки. — К тому, что ты нашла ее тело в приливном водоеме.
— У меня нет доказательств, — призналась я. — Но я знаю, что Гриффин убил ее.
Джеки молча сидела, глядя мне в глаза.
— Знаешь, он ведь купил ее. «Костяшку».
— Правда? — спросила я, почувствовав, как по телу пробежал холодок.
— Да, — ответила Джеки. — Он забрал ее домой тем же вечером. Но она оказалась в мусорном баке у галереи. Другие вещи были выкинуты там же на улице. Дети их нашли, включая нож, который Конор связал с нападением на тебя. Копы прочесали весь район. Либо кто-то украл у Гриффина это панно, либо он сам его выбросил.
Я постаралась представить эту картину: Гриффин едет в город, запихивает произведение искусства и оружие в мусорные баки.
— А что еще нашли дети, помимо ножа? — поинтересовалась я.
— Брелок для ключей. Из пенопласта, какими пользуются лодочники, и этот был от «Салли Би».
Значит, все-таки была связь между Салли и мной — вполне логично. История Спенсер стала недостающей частью головоломки — составляющей в виде Дэна.
— Все дело во времени, — тихо произнесла я.
— Во времени?
— Кампания Гриффина, — пояснила я. — Он мог слишком многое потерять — я собиралась от него уйти. Многие годы меня снедали подозрения по поводу смерти Эллен. И я не могла просто позволить ему занять пост губернатора, зная, что он — убийца. Он всегда знал, что я подозревала его, просто до вчерашнего дня у меня не было таких точных сведений.
— Это вы о том, что случилось в Канкуне? — вставила Джеки. — Эллен знала.
— И Дэн тоже, и он, должно быть, рассказал Салли, — сказала я. — Поэтому теперь, в преддверии выборов, они ее убили. И чуть не убили меня. Потому что я тоже знала.
— Гриффин и Дэн? А как же дети? — спросила Джеки. — Как они могли позволить им стать разменной монетой? Чарли погиб, а Гвен потрясена не на шутку. Она сейчас с Томом. Он только что сказал мне об этом по телефону.
— Я хочу с ней встретиться, — сказала я, чувствуя оцепенение. — Мы с ней обе выжившие жертвы. Что я могу сделать, чтобы помочь ей?
Джеки тяжело вздохнула.
— Я не знаю. Ей тяжело, да и как может быть иначе? И как она может жить со своим отцом, если он действительно сделал такое с Салли? Она придумала довольно замысловатую историю о том, что Чарли забрали в замок у моря. Она нарисовала невероятно детальные рисунки особняка с башенками и башнями, и страшными горгульями-галками.
— А у тебя есть эти рисунки? — спросила я.
— Не оригиналы, — ответила Джеки. — Том сделал фотографии и прислал их мне на телефон. Погоди.
Она начала прокручивать сообщения и, когда нашла нужное, показала мне снимки. Я увидела замок, скалы и карнизы, оружейную башенку, горгулий с толстыми черными клювами и сложенными крыльями и людей, стоящих на балконе.
— Подожди, — сказала я. — Это не страшные галки. Это вороны.
— О чем ты говоришь?
— Это не воображаемое место, — сказала я. — Это настоящий дом.
— Откуда ты знаешь, Клэр?
— Потому что я там была. Кампания по сбору средств для Гриффина. Им владеет отец Эмили, Максвелл Коффин, один из сторонников моего мужа. Это совершенно безумная, выходящая за рамки разумного копия «родового поместья» в Шотландии, как они выразились. С дороги его невозможно увидеть — он построен на акрах земли с длинной подъездной дорожкой. На окраине Стонингтона.
— Очень странно, — шокировано произнесла Джеки. — Том сейчас повез Гвен на маяк в Стонингтоне. Откуда ты знаешь владельцев?
— Вообще-то не знаю. Макс — старший брат Нила. Мы пару раз встречались, и всё. Они с женой заказали мне сделать панно — витрину их дома. Рейвенскрэга.
Меня практически трясло, когда я вспомнила тот вечер и письмо, которое получила после. Я представила особняк в готическом стиле, зубчатые башни, стены, увешанные английскими охотничьими трофеями, и строгие семейные портреты девятнадцатого века. Вдоль витых гранитных лестниц висели фотографии, сделанные в начале двадцатого столетия: люди в вечерних костюмах на официальных приемах и в дворянских одеяниях с ружьями в руках, позирующие с черно-коричневыми спаниелями.
Это был очень роскошный прием, проводимый с большой пышностью. Жена Макса, Эванс, была одета в лиловое атласное платье с украшенным драгоценными камнями лифом, и они вдвоем проводили меня до волнореза, где волны разбивались о скалы внизу, поднимая вверх брызги. Мы спустили туда, чтобы я смогла посмотреть на особняк и получить вдохновение и идеи для создания панно-витрины.
Эванс не сводила с меня глаз, пока Макс восхвалял мой великий талант и признался, что является моим большим поклонником с тех пор, как Гриффин впервые рассказал ему о моих творениях. Макс назвал их уникальными. Загадочными, рассказывающими истории, проникновенными. Я периодически поглядывала на Эванс, и поначалу мне показалось, что она расстроена тем, что ее муж уделяет мне так много внимания.
Но ее глаза говорили мне совсем другое — упрашивали, предупреждали, как будто она пыталась предостеречь меня. Но от чего? Конечно же я знала об опасных мужьях, но что мне мог сделать ее муж? Узнала я об этом только несколько недель спустя, когда получила письмо.
Конечно, Абигейл и Нил Коффин тоже там были, как и некоторые другие наши соседи из Катамаунт-Блафф — они часто посещали мероприятия по сбору средств для Гриффина. Мы приехали туда вместе с Уэйдом и Леонорой Локвудами.
Александр и Форд жили в домике для гостей и присматривали за домом, когда семья находилась в одном из других своих домов в Сент-Бартсе, Вейле или Сан-Франциско. Форда в тот вечер не было, но Александр и Эмили помогали с напитками. Макс первым выписал чек на приличную сумму для кампании по избранию Гриффина губернатором штата Коннектикут.
Мы с Абигейл и Слоан держались вместе. Я была благодарна Абигейл за то, что она провела для нас экскурсию по дому. Мне невыносимо было слышать голос Гриффина, который умасливал собравшихся гостей, в то время как я знала, каким человеком он был на самом деле, что сделал. Много лет это не давало мне покоя, и я знала, что наше с ним время подходит к концу.
Я вспомнила, как шутила со Слоан Хоук, что она наконец-то нашла себе пару в плане самого выпендрежного имени, что невестка Абигейл, Эванс Коффин, превзошла ее. Я думала, что, может, Эванс присоединится к нам или даже покажет комнаты, но она осталась в зале для приемов слушать речь моего мужа. Когда я проходила мимо, она снова посмотрела на меня тем же взглядом, как будто пыталась сказать: «Будь осторожна». По крайней мере, я его так поняла. Как оказалось, я поняла правильно.
Абигейл назвала имена почти всех чопорных персонажей на семейных портретах и сказала, что мужчины с ружьями были сфотографированы в семейном охотничьем заповеднике всего в нескольких милях к северу.
— Тот, куда парни до сих пор ездят на охоту? — спросила Слоан, когда мы вошли в заставленный книгами кабинет.
— Ага, — ответила Абигейл. — Именно там. Он назван в честь дома. Или, наоборот. Все время забываю. Дедушке Нила и Макса нравилось постоянство, и он любил напоминать всем о, кхе-кхе, кучке предков в западном нагорье.
Мы все усмехнулись.
Я огляделась по сторонам, разглядывая набитые чучела. Это были мертвые животные и птицы, особенно вороны, ястребы и совы, собирали пыль на полках по всей комнате. Но не от этого воспоминания у меня перехватило дыхание: рядом с вороном с распластанными крыльями стоял ряд книг Нейта. Десять томов моего бывшего мужа, Нейта Браунинга. Я заглянула в один из них и увидела надпись рукой Нейта:
«Максу, который знает, что имеет значение.
— Мир тесен, — сказала Абигейл, наклоняясь ближе. — Эти люди читают книги твоего первого мужа и прикладывают усилия, чтобы второй победил на выборах. И поверь мне, Макс не оставит тебя в покое, пока ты не сделаешь для него это панно.