Тридцать девять и девять (СИ)
— Все, дорогая! — схватила Чернова свою сумку. — Хватит делать из меня дуру! Ты думаешь, никто ничего не узнает?! Всего хорошего! — Кира выбежала в коридор и хлопнула входной дверью прямо перед носом обалдевшей Ленки, которая, постояв еще немного, вернулась на кухню и достала из холодильника недопитую бутылку водки.
— Ну ни фига себе заявочки… — пробормотала Стельникова, наливая себе сразу треть стакана, и, перед тем как выпить, решительно выдохнула: — Охренеть!
***
Данил снова проторчал у Кати до глубокой ночи. Он посидел в кресле, пометался по комнате, постоял у окна, пока Катя занималась своими делами, периодически пытаясь завязать разговор. Просто от скуки, видимо. О чем им вообще разговаривать? Хорошо, что завтра на службу, хоть на работе от всего отвлечься…
Ленка увидела в окно, как Давыдов возвращается из штаба. Он даже ходить уже спокойно не может, бедный, — дергается на ходу и головой вертит от переживаний. Ленке снова нужно пойти и успокоить его, а то, того и гляди, разболтает все кому-нибудь раньше времени.
Разговаривая с Ленкой о плюсах и минусах искусственного вскармливания детей, Данил застегивал пуговицы рубашки, собираясь к Катьке, когда в открытую дверь квартиры ворвался задыхающийся Стельников.
Он вбежал в комнату с таким видом, будто собрался сообщить о боевой тревоге в связи с началом третьей мировой войны. Данил впервые видел, как Мишкин рот, уголки которого врожденно торчат кверху, изображает подобие злобного оскала вместо легкой улыбки.
Ленка поняла, что случилось что-то серьезное, и, очевидно, дело касается какого-то происшествия в порту, поскольку Мишка, даже на нее не взглянув, небрежно сказал, чтобы она немедленно убиралась домой. Конечно, она уходит, в такие дела она в жизни носа не совала.
Но уже поднимаясь по лестнице, Ленка вдруг, на секунду остановившись, развернулась и понеслась обратно. И очень вовремя, поскольку Мишка уже орал у Давыдова в гостиной:
— А я не мог поверить! Ну, молодец! Красавец просто, друг мой лучший!..
— Миша! — завопила Ленка, вбегая в двери, когда ее супруг уже хватал за рубашку явно ошалевшего, ни черта не понимающего Давыдова. — Прекрати!
— Я сказал, вали домой! — обернулся к ней разъяренный Стельников.
— Ты что, больной, Мишенька? — осторожно приближалась к нему Ленка. — Это же бред! Это неправда! Если она дура, то это — ее проблемы, ну ты же должен понимать, Миша!
Опустив бегающий взгляд, Мишка, казалось, старался сосредоточиться.
— Э, ребята! — подал голос растерявшийся Давыдов. — Вы нормальные? Что случилось-то?! — его уже начинали выводить из себя их загадочные переругивания.
— Да поздравляю тебя, Давыдов! — повернулась к нему Ленка. — Я твоя любовница! Так, Мишенька? Что же ты примолк, дорогой? Ну, давай…
— Что?.. — понял наконец Давыдов смысл сказанного. — Что, Стеля? Я?! Ну спасибо тебе за… Боже, да кто такое?!.
— Да-да, вот именно! — кивала ему Ленка. — Кто бы это мог быть? Не догадываешься, Данилка?
— Откуда же мне знать?! Да это вообще какое-то… — он вдруг замолчал, резко подняв на Ленку бешеные глаза. — Чернова?! Все.
Давыдов вылетел в коридор и, больше ничего не говоря, начал быстро обуваться.
— Давыдов, ты куда? — заволновалась Стельникова. — Эй! — вскрикнула она, когда Данил ее оттолкнул, возвращаясь в спальню. — Да успокойся же!
— Я спокоен, Ленчик. Я ее пристрелю, — он открыл шкаф, доставая кожаную кобуру с именным пистолетом — подарком от командования штаба к славному двадцатипятилетию.
Ленка еще в день его рождения подумала, что дарить подобные подарки человеку с психикой, как у Давыдова — чрезвычайно опрометчиво. Как чувствовала!
— Не валяй дурака, Давыдов! — в панике крикнула ему Ленка. — Ну, Миша, чего ты стоишь?! Он же ненормальный!
Но Данил оттолкнул и подскочившего к нему Стельникова, с решительным видом направляясь к двери.
Ленке больше ничего не оставалось:
— Стой, Данил! Ты все испортишь!
Уже приоткрыв входную дверь, Давыдов захлопнул ее снова с такой силой, что посыпалась штукатурка, и, зажмурив глаза, прижался спиной к стене в прихожей.
— Ну а мне, может, кто-нибудь растолкует?.. — несмело обратился к жене Мишка, пожимая плечами.
Ленка вопросительно взглянула на Давыдова, и тот обреченно кивнул в ответ.
— Пойдем, Стельников. Давыдову надо отнести пистолетик на место и уходить. Вот-вот, молодец какой! А ты давай, давай, Миша, пошли домой. Я все тебе расскажу. Во всех грехах признаюсь!
***
Данил никогда не оставался ночевать у Катьки, хотя она постоянно это ему предлагала. С какой стати, спрашивается, и где? У нее только одна в комнате кровать, он что, в кресле всю ночь сидеть должен? Даже если она начнет рожать ночью, ее все равно привезут к Ленке в роддом, и чем Данил сможет помочь? Он почему-то уверен, что все с Катюхиными родами будет хорошо. Его ребеночек лежит как надо, и Катя себя тоже прекрасно чувствует.
Гораздо большее беспокойство вызывает у Данила последняя сумма денег, которую он должен будет Кате заплатить. Вернее, отсутствие этой суммы и предстоящий разговор с отцом. Когда все только начиналось, этот этап был еще далеким, Данилу казалось: это самое легкое среди всех препятствий, что стояли у него на пути. Теперь же, когда время наступает, Данил снова и снова пытается мысленно построить разговор с отцом, все слова кажутся такими неубедительными и глупыми… Отцу ведь тоже придется сказать правду. И он не сердобольная Ленка. Он и послать может. Как его, должно быть, достали Данечкины странности…
Мишка спустился к Давыдову сразу, как только тот вернулся от Кати. Он пришел, чтобы принести свои извинения, выразить Давыдову соболезнования в связи с тем, что жена его бросает с ребенком одного, и предложить любую возможную помощь. Молодец все-таки Ленка, сумела Мише правильно преподнести суть происходящего.
По поводу распространяемых Черновой слухов о связи Давыдова с Мишкиной супругой сам Миша, похоже, совсем не беспокоился, теперь его это даже порядком веселило. А вот Данилу происходящее смешным не казалось, особенно когда в его квартиру ворвался Арсен с бутылкой водки в руке. Данил вышел в коридор к нему навстречу, и взвинченный Магрипов моментально стал предупреждать друга о грозящей ему опасности.
— Слушай, ара! — заговорщицким тоном начал Арсен. — Чернов узнал все как-то! Сегодня мой комбриг сказал… Ох, е..! — схватился за голову Арсен, когда увидел улыбающегося на кухне Стельникова.
— Что, Арсен?! — бесился, глядя на него, Давыдов. — Ну, говори! Ты тоже не сомневаешься, что все так и есть?! Скажи, братишка?
— Слушай, идем-ка с тобой посидим, выпьем, — подмигнул Мишка Магрипову, разворачивая Давыдова, уводя его за собой и думая, насколько же кстати явился Арсен. Данилу просто необходима была хорошая разрядка, и кто, как не Магрипов, способен наилучшим образом подлечить закадычного приятеля. И Данил довольно скоро действительно успокоился, просто отключившись от всех своих проблем.
А этажом выше снова курила на кухне пораженная происходящим Ленка, выслушав по телефону нескольких, казалось, сочувствующих подруг. Однако злорадства в их голосе в связи со своим проколом она не слышать не могла. Чернова ведь не просто проболталась, а, такое впечатление, сделала сообщение по центральному радио или расклеила по всему району объявления! Конечно, она специально рассказывает эту историю всем, кому интересно послушать.
Последний штрих к создавшейся картине на следующее утро добавил Ленкин дорогой папа, не поленившийся прикатить к их подъезду на служебной «Волге», когда Ленка была уже в дверях, уходя на работу.
Но она опаздывала и не намерена была выслушивать все сначала, поэтому поспешила опередить папочкино выступление, тем более из комнаты вышел приветственно улыбающийся Стельников.
— Так, папа! Я сплю с Давыдовым. Я вас всех позорю, и мне нет прощенья. Только дай пройти, я спешу на работу! И спасибо вам всем, родные, что так хорошо обо мне думаете. Пока, Миша! — обойдя растерявшегося отца, Ленка стала быстро спускаться по ступенькам, не дав ему возможности задать хотя бы один вопрос. Пусть Миша все ему объясняет.