Почти управляя телом (СИ)

— От всего. Смерть — это не конец. Это шорткат, — наконец сказала она. — А тут… ей предшествовал полёт. Что может быть свободнее полёта?
— Я не знаю, это твоё полотно, хорошая.
— Я думаю, она сделала это сама, — речь Киры становилась всё быстрее, — потому что если бы этого не сделала, она бы совершила глупость, потеряла контроль… и себя. А тут, — она сделала неопределённый жест рукой, — у неё всего лишь больше нет жизни. Зато есть всё остальное.
— Хорошо. — Макс потянулся и отвернулся от картины. Она его больше не интересовала. — Идёшь? — протянул он ей руку. Кира ещё секунду смотрела на рыжие волосы на мокром асфальте. Нет, тут всё правильно. Всё так и должно быть. Она взяла руку Макса.
Кира лежала у него на груди, обводя пальцем чётко прочерченные мышцы.
— Кира, — окликнул её Макс. — Оставайся сегодня, а?
— Что? — Она поставила локоть ему на грудь и положила подбородок на ладонь. — Ты сошёл с ума? — засмеялась она.
Макс заправил непослушный локон ей за ухо.
— Совсем нет. Зачем тебе возвращаться туда? — Он дотронулся до синяка у неё на плече. — Ради чего?
Кира задумалась. Много раз она задавала себе тот же вопрос и каждый раз не находила ответ. Так же, как не находила ответ для того, чтобы этого не делать. Она не любила Анхеля. Как бы сильно она ни старалась, ей не удалось вырастить в себе тёплого чувства к нему. И когда она в первый раз сказала, что, вероятно, ничего не получится и им надо расстаться, — тогда он в первый раз ударил её. Потом они плакали всю ночь, обнявшись. Анхель клялся, что этого больше не повторится. И действительно не повторялось. Кира видела, как периодически в нём поднимаются волны гнева, которые он давит внутри. Каждый раз, сидя на нём сверху, Кира вспоминала тьму, выплёскивающуюся из его глаз в моменты гнева.
Она сосредоточилась на работе. Взяла дополнительные часы с учениками. Пошла на рисование.
Чем меньше внимания она уделяла дому и Анхелю, тем острее были его вспышки. И вскоре он опять не сдержался. Кира надевала летом шарфы, чтобы спрятать синяки на шее.
— Зачем? — опять повторил свой вопрос Макс. Кира посмотрела на него. Что-то изменилось в её взгляде, и Макс внутренне содрогнулся.
— А тебе это зачем?
— Что именно? — спросил он.
— Чтобы я осталась? — Кира слышала звон собственного голоса будто со стороны. Маленькая, почти забытая Принцесса внутри умоляла её остановиться, замолчать, перестать говорить этим металлическим лаем, от которого внутри появляется тошнотворный привкус крови.
«У вас давно нет тут власти, Ваше Высочество», — подумала Кира.
— Затем, что ты прекрасна и талантлива. Ты достойна большего, — послышалась растерянность в голосе Макса. Он не понимал причин внезапной агрессии. Не понимал, что не так, но чувствовал: что-то сломалось. Он ещё не понимал, что этого не починить.
Поймёт. Скоро.
— Ты говоришь, зачем это мне. Но я сама способна принимать решения. Почему ты хочешь, чтобы я осталась здесь?
— Ты не понимаешь?
Кира хищно улыбнулась и изогнулась, словно пантера.
— Скажи это.
— Я люблю тебя. Да что там… я влюблён, как школьник. Ты видела мои последние картины?
Внутри себя Кира зашипела, как змея. Он всё испортил. Почему они всегда всё портят?
— Да. Они бездарны. — Удар. Кира локтём почувствовала спазм его тела. — Ну правда, розовые сопли. Красиво, но примитивно. Хорошо… для масс-маркета. Я думала, это маркетинг такой, нет?
— Кира… — Его зрачки расширились. — Что ты…
— Макс, прости, но это смешно. Ты и я? Серьёзно? Мы хорошо проводим время. Я ценю тебя как преподавателя, как талантливого человека… и как любовника, конечно, тоже. Ты даёшь мне потрясающие ощущения. Но любовь… — Она отстранилась и посмотрела в потолок. — Думаю, нам пора это прекращать.
Макс сел и посмотрел на неё.
— Что ты такое говоришь?
Она тоже села и вздохнула.
— Мне пора.
— Подожди! — Он схватил её за руку. Пропавший было интерес шевельнулся у неё внутри. Макс поцеловал её ладонь. Огонь внутри умер. — Ты — мой воздух. Не уходи, прошу тебя!
 
Сломался. Она его сломала. Кира с сожалением вспомнила его таким, каким первый раз увидела в студии. Пружинистая походка, безразличие во взгляде, которое пропадало только когда он работал или смотрел, как работают другие.
Глаза спаниеля у мужчины в одной постели с ней.
Кира вырвала руку. Поднялась и потянулась, прекрасно зная, как выглядит в косом лунном свете, льющемся из мансардных окон.
— Я заберу «Освобождение», — это был не вопрос. Макс с шумом втянул воздух. Она настолько смогла забраться к нему под кожу?
Кира накинула платье и, не оглядываясь, вышла из спальни.
Вечером она сидела с бокалом виски и всё ещё смотрела на картину, прислонённую к телевизору, когда домой вернулся Анхель.
— Привет, — поздоровался он.
— Привет, — отозвалась Кира, не отрывая взгляд от полотна.
— Ты представляешь, сегодня была внеочередная проверка. И, конечно, выяснилось расхождение факта количества инвентаря у нас с накладными склада… А я говорил, что так будет. Уже два месяца как попугай… А где ужин?
— В холодильнике вчерашний, — без всяких эмоций отозвалась Кира.
— Да, конечно, сиди, я сам погрею, — мелькнуло в его голосе раздражение. — Ну и ладно бы вопрос был в канцелярии и шмотках. Не хватает оружия! У нас не досчитались пяти винтовок. Это вообще как? Кира, ты меня слушаешь вообще?
Кира не ответила. Она встала, подошла к картине, присела перед ней на корточки и стала изучать участок, где ночная сорочка задралась, обнажая ягодицу женщины. На коже была видно гематома, уходящая выше. Макс или не заметил её, или не уделил ей внимания. Но Кира знала, что эта гематома стала причиной долгого лечения почек и потерей одной из них в будущем. След был достаточно старым, уже едва заметным.
— Это что за мазня? — Анхель наконец вышел в гостиную и увидел, что изучает Кира. — Я же просил не приносить этого в дом.
— Что? — Кира крутанулась на пятках и посмотрела на него.
— Что это за чернуха, спрашиваю? Неужели нельзя написать что-то нормальное? Куда ты это денешь? На распродажу подмастерьев великого Макса?
— Он предлагал, — с вызовом отозвалась Кира. — Сказал, что после этой картины я могу считать себя художником.
— Ага, ага, — Анхель с щелчком открыл банку пива и сделал глоток, — и что? Он продаст этот шедевр? Можно побыстрее убрать его из моего дома?
— Из твоего дома? — прошипела Кира.
— Ой, не цепляйся. Так куда ты это денешь?
— Вообще-то я хотела её здесь повесить, — она подняла картину над телевизором, — уже заказала раму в багетной мастерской. Как раз по стилю подойдёт.
— По стилю? — Анхель расхохотался. — Стиль есть у квартиры. У этой чернухи есть только твоя бесконечная драма. В общем, убери это.
Кира поставила картину на пол и повернулась к Анхелю.
— Нет, — сказала она.
— Прости, что? — Он усмехнулся и сделал ещё глоток пива.
— Картина остаётся.
— Картина пусть остаётся, а эта детская рисовалка уедет или в галерею к твоему ненаглядному Максу, или на свалку. От этой смеси мозгов и грязи единственное, что хочется, — это блевать.
Кира сжала стакан с виски. Слёзы жгли глаза. Злость внутри стёрла обиду и разочарование. Всё, что Кире хотелось в этот момент, — это причинить ему такую же боль.
Она набрала воздух. Досчитала до четырёх. Выпустила воздух. Досчитала до четырёх. Всё это время Анхель что-то говорил, но Кира не слушала. Она отвернулась и снова посмотрела на свою картину.
Вдох.
Раз, два…
Голос Анхеля.
Кира закричала и запустила тяжёлый бокал с остатками виски в картину.
Стекло пробило холст насквозь и врезалось в стоящий сзади телевизор, на котором моментально расцвела «снежинка» в месте удара.
Виски стекал вниз, оставляя борозды на каплях дождя и крови, ломая геометрию волос. Там, где недавно была ночнушка, теперь зияла дыра.