Почти управляя телом (СИ)
— Сию минуту, — изумлённо проговорила Света.
— Сию минуту, — передразнила её бабка. — Ты почему ещё здесь? Или чай у вас готовит кто-то другой?
— Анна Семёновна, — Кира вышла из-за стола и спокойно опустилась в кресло для посетителей, — у вас были ко мне вопросы? Давайте я их выслушаю, пока чай готовится?
— Ты слепая что ли? — Анна Семёновна прищурилась. — Мне почти сто лет! У меня только один вопрос!
Кира поняла, что вопрос про зрение вовсе не был реакцией на её белые глаза. И улыбнулась: бабка начинала ей нравиться.
— По правилам, вы должны задать этот вопрос, чтобы я смогла дать на него ответ, — серьёзно проговорила ведунья.
— По каким-таким правилам? Кто их придумал?
— Это уже два вопроса. На какой мне отвечать? И точно ли это те самые вопросы, ради которых вы проделали весь этот путь?
Анна Семёновна прищурилась.
— Ишь ты. А говорят, это я ведьма.
— Вам врут, — Кира позволила себе улыбнуться, — никаких способностей у вас нет и всю жизнь не было. Хотя в проницательности вам не откажешь до сих пор.
Дверь в кабинет открылась, и вошла Света с подносом. Выставила две чашки и чайник. Кира всегда пила то же, что и её клиент.
— А мёд? — Бабка посмотрела на Свету.
Та с мольбой взглянула на Киру, которая едва заметно кивнула.
— Несу, — улыбнулась Света.
— Итак, ваш вопрос? — Кира продолжала изучать Анну Семёновну.
— Любит ли меня Аркашка из семьдесят восьмой? — выпалила бабка, и Кира отпрянула, удивлённо глядя на неё. Бабка расхохоталась настоящим ведьминским смехом. — Видела бы ты себя сейчас, ведунья.
Вернулась Света. Посмотрела на хохочущую бабку и удивлённую Киру. Покачала головой, молча оставила мёд и вышла.
— Ох, молодёжь, — бабка вытерла выступившие слёзы, — конечно, любит. Как можно не любить? Разве стала бы я на такую ерунду тратить свой вопрос? Он вечно мне письма приносит. И когда ко мне скорая приезжает, караулит у двери. Всегда говорит, что боится не успеть посмотреть, как меня вынесут ногами вперёд. Молодой вертихвост.
— Сколько ему лет? — спросила Кира потому, что Анне Семёновне этого явно хотелось.
— Семьдесят пять! — с гордостью ответила та. — На тринадцать лет меня моложе. Скажешь, что это ненормально? Но знаешь, что скажу я? Что мне плевать. Вот. Совершенно плевать.
— Так что же вы хотите узнать?
Анна Семёновна сделала глоток чая, одобрительно кивнула головой и заела его мёдом. Кира терпеливо ждала, пока у бабки кончатся все причины уходить от главной темы.
— Я слышала о вас, — наконец сказала бабка. Кира сосредоточилась на смысле слов, а не на голосе — низком и скрипучем. — Слышала, что вы были в мире мёртвых и вернулись из него. — Она украдкой взглянула на Киру. Чародейка сидела без движения, будто превратилась в статую и никак не реагировала на слова клиентки. Не было видно даже колыхания её груди при дыхании. Бабка отчаянно хотела, чтобы ей помогли с вопросом, но Кира этого делать не собиралась. Очень уж… сладким на вкус оказалось замешательство посетительницы. Женщина наклонилась к Кире и попыталась взять её за руку. Та подавила вспышку раздражения и спокойно отстранилась. Да что за манеры такие? — Я всю жизнь работала в органах. Мы делали важную работу, защищали страну изнутри любыми методами. Вы понимаете? — Острый взгляд тёмных глаз впился в Киру. На этот раз она позволила себе отрывисто кивнуть, но молчание не нарушила. — Не все могут понять, какую цену нам приходилось платить.
— Вам? — всё же подала голос Кира.
Старуха откинулась на спинку кресла и, кажется, расслабилась.
— Конечно, мне, а кому же ещё? Общаться со всеми этими изменниками и предателями… — Скрип ушёл из её голоса, как будто на ржавые петли наконец полили масло. — Эти твари делают что хотят, а мне потом распутывай всё и подчищай за ними. И чья душа на кону? Их, что ли? У них её не было и нет!
Кира задумалась о том, почему КГБ-шница вообще допускает существование какой-то там души. Но, разумеется, спрашивать не стала. Вместо этого она сказала:
— Задайте вопрос, Анна. — В её голосе прозвучала сталь. Она не психолог, чтобы это бесконечно выслушивать.
Замешательство сменилось гордыней, а она, как правило, очень пресная и разбухает во рту. Как полежавшая маца. Старуха вздрогнула.
— Как мне избежать ада? — спросила она.
Между ними повисла тишина. Теперь уже Кира подалась вперёд и впилась взглядом в клиентку. Бабка заёрзала. Резким движением Кира выбросила руку и схватила Анну Семёновну за кисть. Старухе нужен был физический контакт — так вот он. Бабка дёрнулась и попросила высвободить руку. Но Кира крепко сжала пальцы вокруг тонкого, будто обтянутого папирусом, запястья. Под истончившейся кожей прощупывалась каждая косточка. И где-то там бился пульс. Кира читала сидящую напротив ведьму. Она усмехнулась про себя: у слова «ведьма» было строго определённое значение, которое к Анне не имело никакого отношения. Но именно оно казалось сейчас правильным.
Кира безучастно наблюдала за ростом карьеры клиентки, как будто смотрела фильм на ускоренной перемотке. Это был серый фильм без цветов. Наружная слежка. Допросы. Работа в кабинете. Вызовы наверх. Изнасилование в кабинете начальника. Пока он её трахал, глаза смотрели на герб и портрет генсека под ним. Ещё допросы. Какие-то праздники с семьёй. Путёвки в Крым. Незнакомые люди, которые расступаются при одном её приближении, чувствуя силу и опасность.
Гиена, идущая по саванне с мордой, перепачканной кровью.
Кира зафиксировалась на образе. Задержала кисть женщины ещё на секунду и, наконец, выпустила её. Анна Семёновна тут же отпрянула от неё и вжалась в дальний подлокотник кресла, глядя с неприкрытым ужасом и удивлением от этого самого ужаса. Она уже не помнила, когда последний раз в жизни ей было страшно.
— Так за что вы собрались в ад? — спросила Кира.
— Как за что? — скрип вернулся в голос. — Я же пытала людей!
Кира откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.
— Вы в книжке прочитали, что это плохо?
— Да что вы такое говорите?! — взвизгнула Анна. — Это же… это…
— Ценность человеческой жизни? — подсказала Кира. — Бросьте, вас это никогда не заботило. Что, вы думаете, случится после смерти? Суд присяжных заседателей, который вынесет вам приговор? Это так не работает. Наказать себя можете только вы сами. За то, в чём считаете себя виноватой. За долгие годы вы убедили себя в том, что все ваши действия служили высшей цели — защите вашего государства. Даже если вы там ели младенцев, то свято верите в то, что иначе было нельзя. Я не вижу для вас ада за это, можете расслабиться.
Анна Семёновна склонила седую голову набок. Солнце проходило сквозь её волосы, сделав похожей на одуванчик или на рентгеновский снимок.
— Если не за это, то за что? — спросила она.
— Почему вы так уверены, что должны попасть в ад? — Кира устала. Почему концепцию ада не преподают в школах? Всё всегда сводится к одному. Надо научить Свету отвечать на эти вопросы и самой больше никогда не принимать таких клиентов.
— Я не знаю… но чувствую! — выпалила Анна. — Потому что я плохой человек!
— Так простите себя, — Кира пожала плечами, — здесь и сейчас. При жизни. После это будет сделать крайне сложно. — Она сдержала желание поёжиться и осталась неподвижной.
— Просто взять, и простить? — Бабка опешила. Кира кивнула. — Но разве не должен простить… кто-то ещё?
— Если для собственного прощения вам необходимо прощение других людей, то, конечно, должен. Но, кажется, вы всю жизнь были вполне самодостаточны и никогда не опускались до мнения других людей. Почему же сейчас решили?
— Я не понимаю. То есть, чтобы избежать наказания, надо всего лишь простить себя? Какая ерунда.
— А вы попробуйте. Вот сейчас у меня в кабинете сидит, наверное, самая влиятельная женщина своего поколения и пытается понять, как не попасть в ад. Никогда её этот вопрос не волновал, а когда она решила, что пора умирать, — вдруг начал. Она стала думать, не пойти ли и не попросить ли у кого-то прощения. Например, у сына, чей отец умер в застенках по её милости. Какой его ответ вас устроит больше? «Прощаю»? Или «Гори в аду»? Почему преступники всегда хотят, чтобы их поймали? — Кира наклонилась к бабке. — Потому что наказанием извне пытаются компенсировать ненависть к себе внутри. Но знаете что? Тот, кто обижает Свету, действительно достоин ада.