Почти управляя телом (СИ)
— Почему? — удивилась Рита. — Второе сентября, уроков нет. Что ты делаешь?
— Музыкалка, — соврала мгновенно Кира. — Мне надо готовиться. Этюды там поиграть. Пальцы совсем деревянные после лета. Училка убьёт завтра.
— Понятно, — вздохнула Рита. — Позвоню Вике.
— Давай. — Кира почувствовала укол ревности, но слишком слабый, чтобы заставил её передумать. Она положила трубку и вернулась к чтению.
Несколько часов спустя её потрясли за плечо.
— Кира! Ты чего не отзываешься? — над ней стояла бабушка.
— Я не слышала. — Кира бросила взгляд в окно. Сгущались сумерки.
— Почему ты валяешься с книжечкой? А уроки?
— Второе сентября же, — удивлённо моргнула Кира.
— И что, уроки делать не надо?
— Так не задали ничего. — Кира села, с сожалением откладывая книгу.
— Это значит, что можно бездельничать? А потом опять четвёрки начнёшь носить?
— Нам ничего не задали, — повторила Кира и протиснулась мимо бабушки.
— У тебя вечно отговорки. Если бы училась так, как споришь, то у нас бы не было таких проблем!
— Каких проблем-то? — Кира повысила голос.
— Каких проблем? Ты считаешь, что четвёрки по русскому, математике и физике в году — это не проблемы? Совсем скатилась.
— Мне норм, — ответила Кира.
— Тебе норм? Быть как все и даже хуже — тебе норм? Я звоню отцу!
Кира глубоко вздохнула.
— Я повторю математику, — сказала она, ненавидя себя и свою неспособность защитить себя и повлиять на ситуацию. Но больше всего она чувствовала усталость. «Кира то, Кира сё, Кира, Кира, Кира…» В какой-то момент звук собственного имени стал вызывать отвращение. Где-то за глазами начинала пульсировать тупая боль. Было проще согласиться со всеми условиями, чем спорить. Но бабушка уже набирала номер. Кира зажмурилась. Сейчас начнётся.
— Раньше надо было думать, когда пререкаться начала! Тёма? Да, здравствуй, сынок. Как дела? Да всё нормально, вот пришла домой, Кира валяется на диване, книжечки почитывает. Не знаю, говорит, что не задано. Повоспитывай её. Сейчас, — бабушка протянула Кире трубку и сказала тоном, в котором слышалось «Мне жаль, но я тебя предупреждала»: — Иди поговори с отцом.
Кира представила, как отказывается брать трубку, хватает плащ и убегает на улицу. Находит Риту — она знала, где искать подругу. Наверняка у старого кинотеатра в парке сидит и читает или пишет какой-нибудь фанфик. Она разрешит остаться на ночь, наверняка разрешит… Хотя… родители сдадут. Они же хорошие девочки, не сбегают из дома, не нарушают правил. Кире некуда идти. Чувствуя собственную беспомощность, она взяла трубку.
— Привет, пап. — Она старалась говорить спокойно, но голос дрогнул от напряжения.
— Привет, — отрывисто поздоровался он. — И что ты мне скажешь?
— Ничего.
— Ничего… Какого чёрта ты бабушке нервы мотаешь?
— Да как я их мотаю? Я никого не трогала!
— Заканчивай огрызаться, я сказал. Совсем совесть потеряла. Ну-ка живо за уроки!
— Но нам не задали ничего! Второй день в школе! — Слёзы предательски потекли по щекам. Кира со злостью их вытерла. Она знала, что если этот разговор продлится чуть дольше, справиться с всхлипами будет сложнее. Бабушка стояла рядом и наблюдала за ней.
— Я сказал, быстро села решать математику! Уже все логарифмы выучила?!
— Но мы ещё не…
— Это твоя подружка может себе позволить ни черта не делать, потому что она головой думать умеет. А тебе надо всё задницей высиживать. Живо за уроки и пахать, я сказал! И чтобы бабушка мне больше не звонила с жалобами на тебя!
— Да как я могу запретить ей тебе звонить? — Кира оставила попытки справиться со слезами. — Ей вечно всё не так!
— Если ты сейчас же не замолчишь и не пойдёшь за уроки, я приеду и всыплю тебе, ты меня поняла? — жестко оборвал её отец. Кира молчала. — Я тебя не слышу. Ты язык, что ли, проглотила?
— Я поняла, — промямлила Кира.
— Что ты поняла? Повтори! Ни черта ты не поняла, всё по пятьсот раз надо объяснять.
— Что надо пойти делать математику… НО Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО НАДО ДЕЛАТЬ, НАМ НИЧЕГО НЕ ЗАДАЛИ! — внезапно для самой себя закричала она.
Бабушка заломила руки и прижала ладони к щекам.
— Кирочка, не плачь, — бросилась она к ней. — Дай мне трубку.
С другой стороны провода на неё орал отец. Она пыталась увернуться от рук бабушки, потому что знала: надо выслушать до самого конца всё, что он хочет сказать.
— Так же нельзя, что вы кричите? — продолжала охать бабушка, а отец продолжал орать.
— …мыть подъезды и курить траву с бомжами!
Кира продолжала рыдать.
— Тёмочка, так же нельзя! — Бабушка выхватила трубку.
Повисла тишина, которую нарушали только на удивление громкие гудки. Отец бросил трубку. Кира, как заворожённая, смотрела на телефон.
— Довольна? Ты довольна? — Бабушка потрясла трубкой и вдруг схватилась за сердце. — Ой… ой-ой.
— Что с тобой? — Кира шагнула к ней.
— Сердце, рука… — Бабушка вдруг начала оседать на пол.
Кира подскочила к ней и подхватила за локоть, помогла сесть в кресло.
— Принеси мне водички, пожалуйста, — попросила бабушка. — И валидол. Вы меня в могилу загоните со своими уроками.
Час спустя, когда всё успокоилось, Кира сидела за своим рабочим столом. Коленки больно упирались в напиханные под него книги, но Кира сидела, не шевелясь. Эту боль она заслужила. Перед ней лежали открытый учебник математики и чистая тетрадь. Поверх неё — другая, на половину исписанная неаккуратным почерком Киры. Буквы прыгали вверх-вниз. «Как курица лапой», — вечно говорила мать, глядя на её почерк. Киру и саму он бесил, но другого у неё не было. Она писала в каждой строке, не оставляя полей. После ей нравилось переворачивать плотно исписанные, тяжёлые страницы и слушать, как они хрустят. Кира, дописав очередной смысловой кусок, могла долго сидеть и просто листать их, нюхая чернила и слушая шуршание.
На страницах её тетради был совсем другой мир. Собственный мир, где у неё, у Киры, были силы. Где она могла на что-то повлиять. Там она была дочерью короля — любимой дочерью. Ей подчинялись армии. Ей благоговели подданные. Она принимала мудрые решения и вечно расхлёбывала дерьмо, заваренное всякими идиотами, окружавшими престол.
— Кирочка, иди за стол, — позвала бабушка. — Дедушка тоже уже моет руки.
— Сейчас, — отозвалась Кира и продолжила писать.
На последней фаланге среднего пальца появилось красное пятно, которое вроде бы начало проходить за лето. За два часа письма оно вернулось. Ручка была слишком тонкой. Нужно купить другую и перестать так сильно давить на неё. Первое — решаемо. Второе с Кирой навсегда.
Сегодня юная принцесса подавила восстание против отца. В тронном зале он награждал её на глазах у всего народа.
— Кира! Я не буду весь вечер стоять у плиты!
— Ну и не стой, — буркнула Кира. — Как будто тебя кто-то просит…
— Что ты говоришь? — В голосе пророкотала угроза. Помня о недавнем скандале и не желая провоцировать новый, Кира убрала свою «книжку» в рюкзак и с сомнением посмотрела на чистый лист тетради по математике, где должны были появиться формулы за те три часа, что она провела за этим столом. Но там появилась только дата.
— Кира! Мне ещё пять раз повторить? Да что я как прислуга в этом доме! — Что-то со звоном полетело в раковину.
Она встала из-за стола. Под коленками были красные горизонтальные полосы, надавленные за время сидения. Кира вздохнула и пошла на кухню.
Пахло вкусно. Бабушка поджарила курицу и картошку — тоненькими кружочками, которые красиво зажарились по бокам до золотистой корочки. Бабушка выложила всё на тарелку, украсила зелёным горошком и маслинами. Дедушка уже сидел за столом. Они с бабушкой обсуждали каких-то партнёров по бизнесу, которых Кира отдалённо знала и когда-то встречала у них дома, когда они приезжали к дедушке на встречи. Несколько лет назад дедушка уволился с текстильной фабрики и открыл собственную фирму по продаже металла.