Война. Часть 1 (СИ)
— Что за Накамура? — стараюсь говорить тише, беречь дыхание.
— … он начальник разведывательного отдела, все у нас. В тот же день вывели в тыл, следом за нами, Безымянную-то наши сходу взяли уже к полудню, вот по этому проходу мы и вышли, ты в сознание уже в Посьете пришёл…
— А Мищенко, скажи, он тот самый?
— Не знаю, я считала, что Мищенко — собирательный образ… в общем, ушёл он, воспользовался суматохой и ушёл, я его уже на том берегу заметила, когда он из воды выходил.
— Как Рычагов с Мошляком, остальные из его группы?
— Нормально… лейтенант ранен не тяжело, а у майора перелом ребра, в общем, тоже терпимо. Оба здесь в госпитале. Переживают за тебя, говорят, что ты их спаситель, японцы-то тех ваших из группы, что раньше в плен взяли, успели тот берег переправить. Рычагова к особисту вызывали…
— Что-то серьёзное?
— … не думаю, но помидорами точно не отделается, как пить дать разжалуют и в должности понизят. Слыхала, что и Смушкевича уже трясут, не взирая на прежние заслуги…
— Всё, — Оля решительно поднимается со скамейки, — пора на уколы!
— Погоди, как мы теперь будем появление пенициллин объяснять? Священной книгой из Тибета или дневниковыми записями из библиотеки Института Экспериментальной Медицины?
— Не знаю, — тяжело вздыхает подруга, — об этом я совсем не думала, когда звонила Ермольевой. Я просила её, конечно, помалкивать обо мне, но надежды на это, когда за неё возьмутся серьёзные следаки с Лубянки, нет никакой. Я б на их месте просто сказала, что ты умер и она бы сразу в подробностях всё выложила.
— Да-а, штамм пенициллина в чашке Петри, что ты передала Ермольевой объяснить трудно, это тебе не инструкция как синтезировать тубазид в домашних условиях, такое в книге не найдёшь… Мне показалось, что и в мой рассказ о чудесном нахождении лекарства от туберкулёза они поверили с трудом… да, нужно искать другое решение. А у меня ещё на подходе СВС процесс и многое другое. Итак, с этого момента наша легенда состоит в том, что ты только выполняешь мои указания, ты моя помощница и откуда берутся информация или там штаммы — не знаешь.
— Это правильно, обо всём заранее не условишься, по обстоятельствам будешь решать что да как… — послышался шум мотора подъехавшего автомобиля, — кажется по нашу душу. Краем глаза замечаю, что на дорожке, ведущей к нашей беседке, показалась процессия людей в военной форме и в белых халатах во главе с Мехлисом.
— Слушай, а чего они у тебя такие болючие… — делаю вид что не замечаю посетителей.
— А ты походи по базару, — подыгрывает мне Оля, — может быть найдёшь в виде порошка с сосновым экстрактом.
— Лучше уж мазь, — вхожу в образ и тянусь всем телом к подруге, — ну чтобы втирать в тело, после молодильных ванн. Кто у нас сегодня из медсестёр дежурит?
— Баба Нюра! — смеётся Оля, показывая ряд ровных белых зубов. — Не-ет, а как же Верочка? — шепчу я изо всех сил.
— О, я вижу дела у Чаганова пошли на поправку, — заскрипела деревянная ступенька беседки, — если медсёстрами начал интересоваться, молодец!
Мехлис легонько стучит газетой по моему плечу, сопровождающие дисциплинированно хохочут над шуткой начальства.
— Здравия желаю, товарищ Армейский комиссар 1-го ранга, — нестройно приветствуем Мехлиса, я — из кресла, подруга — подскочив с места.
— Очень рад что всё обошлось, — искренне улыбается он, — только что говорил по спецсвязи с наркомом он просил передавать вам, товарищ Чаганов, пожелания полного выздоровления, а с вами, товарищ Мальцева, у маршала будет особый разговор, ну вы, я думаю, догадываетесь о чём пойдёт речь.
«Реабилитируют, наконец, подготовку разведчиков-диверсантов в Красной Армии».
В 1936-ом после ареста Якира и Уборевича, которые лично курировали отбор курсантов в элитные школы по подготовке диверсантов, они были расформированы: одна часть выпускников была уволена из армии, другая — направлена служить не в Разведупр, а в обычные строевые части. У руководства страны имелись серьёзные сомнения в их лояльности. Но, видимо, ситуация, когда выяснилось, что в армии просто не осталось подготовленных людей, которых можно послать за линию фронта в тыл врагу с любым заданием, заставила Будённого задуматься об этой проблеме.
— Вы меня извините, пожалуйста, — обращается Оля к обступившим нас посетителям в белых халатах, — никаких подробностей о лекарстве, которое было применено при лечении товарища Чаганова, я сообщить не могу… кроме того, что это наш отечественный препарат, который позволит нам успешно бороться с пневмониями. Препарат экспериментальный, на людях применён впервые, применён успешно, но на его появление в ближайшее время в аптеках рассчитывать нельзя. Снова прошу нас извинить, больному пора на процедуры.
— Слово врача в больнице — закон, — поднимает руки Мехлис, — я заехал перед разговором с товарищем Сталиным, чтобы самому, так сказать, убедиться… Ну выздоравливай, Алексей, вот тебе свежая «Правда», почитай, сессия Верховного Совета открылась, ты же депутат… Да ещё, вот главврач предлагает тебя перевести в санаторий…
— «Океанский», — вставляет, выглянувший из-за спины Мехлиса, доктор с двумя шпалами в петлицах, — это рядом, в десяти километрах на берегу океана…
«Рад, небось, от меня избавиться, да и то, сколько персонала я тут, похоже, отвлекаю»…
— … через полчаса машина будет для вас готова, — главврач лезет в карман халата за платком и, сняв шапочку, вытирает мокрую от пота лысину.
* * *— Кто вы? Где Чаганов? — Хмурится Оля, обводя взглядом больничную палату.
Со стула поднимается невысокий плотный мужчина с лысиной на полголовы, лет тридцати пяти в форме старшего лейтенанта госбезопасности, его масляные карие глаза, внимательно рассматривают на девушку, а пухлые губы растягиваются в снисходительную усмешку.
— Моя фамилия Родос, — неторопливо цедит слова он, — а Чаганова уже везут на карете скорой помощи в санаторий.
— Вы контрразведчик из Москвы, из группы Цикановского, — понимающе кивает Оля и протягивает руку старшему лейтенанту, — так я думала у вас в Хабаровске работы по горло по Горбачу, а-а поняла: вы следствие по делу атамана Семёнова здесь будете вести, в любом случае, приятно познакомиться.
В палату входят два вохровца с наганами в кабурах и встают за спиной у девушки.
— Ваши обвинения в отношении товарища Горбача не получили подтверждения, — Родос демонстративно прячет правую руку за спиной, — а вот относительно вас в Москве возникли серьёзные вопросы. Сдайте оружие, сейчас мы проедем в Управление НКВД, где я проведу официальный допрос.
* * *— Вы не могли бы не курить в машине, товарищ Горбач…
Майор, молча сидящий на переднем сиденье «эмки» недовольно кривится и выбрасывает папиросу в открытое окно.
«Что за ерунда? Откуда он вообще здесь взялся, помнится Оля перед моим отъездом в Приморье сказала, что у неё в отношении Горбача есть подозрение в его участии в „заговоре Гамарника“ и что группа Главного Управления Госбезопасности, которую она вызвала из Москвы должна была заняться им вплотную. А тут он на свободе и на территории соседнего Приморья… Подозрительно».
Гамарник, бывший начальник Политуправления РККА, успевший застрелиться перед своим неминуемым арестом, унёс с собой в могилу имена многих людей, связанных с ним. Оля говорила, что настоящим мозговым центром заговорщиков был вовсе не Тухачевский, а Гамарник. По его замыслу, переворот должен был начаться с волнений на Дальнем Востоке, в самом отдалённом от Москвы регионе, охватить Восточную Сибирь и только затем должен был последовать «дворцовый переворот», физическое устранение растерявшейся и дезориентированной к тому времени «сталинской группы». Тухачевский, поначалу предлагавший подождать для выступления начала войны на Западе, в итоге согласился с мнением более опытного в политических вопросах Гамарника, так как этот план позволял контролировать время начала и место переворота.