В Дикой земле (СИ)

— И зачем мне всё это знать?
— Может, просто интересно.
— Плевать мне на тех тварей, которых ты, Тупая Морда, считаешь родственными мне. Они — не я.
— Понял тебя, — ответил волшебник, рассекая тушку на более мелкие части своим атамом. — Ах, да, должен сообщить, что я не намерен покидать этих руин завтра.
Дружок вскинулся.
— Что?!
— Под нашими ногами, — продолжал волшебник, — целый город. Завтра я спущусь туда, чтобы хотя бы чуть-чуть исследовать его. По уму это работа на несколько лет и не для меня одного, а для множества умелых археологов. Но хотя бы крупицы я собрать обязан.
По гнутой морде киноцефала побежали морщины злобы.
— Тебе всё нужно сделать неправильно, а, Тупая Морда? Всегда выбираешь самое неправильное, глупец!
— Да, таков уж я.
— Нельзя было приходить сюда! Нельзя! Ты не понимаешь, что нельзя ходить в селения древних! Это не место для живых! Совсем не место!
Киноцефал не стал чистить второго тетерева и прошёл сквозь снежную стену.
— Вернусь утром, надеюсь найти твой труп и освободиться наконец!
— Помолись своему непроизносимому богу, может и на этот раз повезёт!
Охотник запрокинул голову и принюхался, после чего резко опустился на все четыре и унёсся в ночь.
— Нам повезло с ним, такой доброжелательный, — пробормотал Тобиус, вновь смыкая снежную преграду, — и собеседник интересный.
Закончив с книгой заклинаний и ужином, маг обновил все охранные чары и улёгся спать в крошечном микроклимате.
Подумать только, этот день он начал очень давно, провёл ахог знает сколько не существовавших месяцев внутри аномалии и теперь, лёжа внутри живого кокона, Тобиус сонным своим умом размышлял о том, что не могло это всё пройти даром для душевного здоровья. Но его такой исход миновал. Прошло всего ничего, а вернувшееся ощущение времени словно водой смывало пережитое отчаяние. Память осталась при нём, просто теперь маг не ощущал за своими плечами долгого заточения. Всё словно заняло несколько неприятных минут. Так и должно было быть? Защитный механизм? Следствие исцеления временного потока?
В отличие от пространства, природу времени волшебники Валемара не подвергали такому тщательному изучению. Не потому, что не хотели, но потому, что Джассар запретил. Магия не должна вторгаться в вопросы времени. Никогда. Так рёк Маг Магов и то стало законом. Для всех кроме него, видимо. Сам-то Абсалон интересовался этим вопросом и, даже, возможно, преуспевал… Си мысль подняла из глубин сознания забытый было вопрос: каким образом он, Тобиус, пусть даже под воздействием сильных психотропных веществ, получил видение прошлого? В Академии у него не было выявлено никаких провидческих способностей, это уж точно, так каким же образом…?
Усталость одолевала, но засыпал серый волшебник тяжело, долго. Его настигло такое своеобразное ощущение, такая неприятная тяжесть, словно вверху живота образовался ком, — первый вестник дурноты. В такие моменты человек, уже смутно догадываясь, старается отгонять неприятные мысли, не верит. Но ком растёт, тошнота усиливается и приходится признать, что отравился. В этот момент несчастный понимает, что впереди его ждут тяжёлые часы маяты… и примерно на том Тобиус уснул.
Спал он плохо, боль и жар тревожили рива, в животе словно бродил яд, а царство забвения представлялось сплошным невнятным кошмаром, пеленой смятённых образов, заполнявших разум какой-то затхлой гнилостной вонью, и голосом, что звал издали. То не были ставшие уж обыденностью поползновения Шепчущего, которые Тобиус хоть и плохо, но всё же помнил. Нечто иное обращалось к гиперчувствительному подсознанию мага извне.
Не в силах больше переносить это мучение, волшебник бессознательно рванул и выбрался из липких объятий кошмара в явь. Первым, что ощутил он, был холод, и не странно, — маринит источал энергию моря, а на море долго держались лишь немногочисленные виды чар. К сожалению микроклимат и даже охранный периметр износились в разы скорее против обычного, их не хватило бы и до утра, которое было ещё неблизко.
 
Это, однако, тут же и перестало заботить волшебника, — раскрыв-таки глаза он попытался понять, что же видит перед собой. В глухой мрак закутка, ставшего ему убежищем, проникали тоненькие струи чего-то, напоминавшего бледный фосфоресцирующий туман, а сама снежная перегородка исходила тем же бледно-ядовитым светом. Ощущения не били тревогу, опасности вроде бы не было, но, возможно, тяжёлое чувство в желудке просто всё перекрывало.
Волшебник поднялся с жезлом в руках, развеял останки микроклимата, вдохнул ночной воздух и выдохнул облачко пара, ощутив мимолётное облегчение. Став к перегородке поближе, он аккуратно проделал в ней отверстие на уровне глаз, сквозь которое в убежище полилось ещё больше потустороннего света. Ну а снаружи… от увиденного мурашки ринулись по коже, а дыхание само собой утихло.
В состоянии близком к шоку, волшебник следил, как меж уцелевших руин маршировали ровными шеренгами солдаты со скутумами и пилумами. Фигуры, сотканные из призрачного свечения, грозные и красивые, идеально чеканившие шаг. Но под светившимися оболочками взор мага различал иное, — мумифицированную плоть, сухую кость, остатки вооружения и брони, оскаленные рты, провалившиеся носы, пустые глазницы, пылавшие фосфором. Армия мощей маршировала мимо бесконечной колонной, окутанная потоками некротической энергии, дыханием Кромки.
Сморгнув оцепенение, волшебник стал присматриваться более внимательно, прослеживая направление потоков, которые сходились… сходились к…
— Quis es [30]? — раздалось тихое замогильное шипение за спиной.
Маг развернулся, выставляя перед собой жезл, но призрачный всадник даже не обратил внимания на полный боевых заклинаний артефакт. Плащ ниспадал с его плеч на круп коня, нагрудник украшала искусная чеканка, а на шлеме восседал, раскинув крылья, дракон. Сквозь призрачную плоть немолодого, но ещё сильного поджарого мужчины проглядывался иссохший труп верхом на лошадином остове, в котором хватало далеко не всех костей. Но это не мешало мертвецу выглядеть гордо и грозно, источать совершенно особый, призрачный холод.
Тобиус не знал, что ему делать, ибо улаживать дела с нежитью его учили единственным путём, — полным уничтожением. Это нетрудно проделать с несколькими беспокойниками, но не с целым войском!
Действуя по наитию, волшебник вскинул сжатый кулак в приветствии и провозгласил на старом гроганском:
— DracoImperatoregloriamagna [31]!
Древний мертвец недолго буравил человека пылавшими фосфором глазницами, затем медленно поднял кулак и, не сказав боле ни слова, тронул коня. Он проехал сквозь вторую снежную перегородку и поскакал мимо шеренг, оглядывая войско. Тобиус же, позабыв о страхе, вышел тоже и так стоял в пяти шагах от маршировавшей колонны. Наконец он увидел, откуда во все стороны растекались потоки некротической энергии, увидел её источник, — среди вооружённых солдат вышагивал один безоружный, с ощутимой гордостью нёсший перед собой высокий шест. На конце шеста восседала откованная из железа фигура в виде распахнувшего крылья дракона, а под ней на горизонтальной планке колыхалось старинное, истерзанное временем знамя. Кажется, когда-то на его чёрной ткани был вышит бык. Гроганские буквы над быком тоже ещё можно было различить: «LEG — XIII», а ниже, под быком значилось одно только слово: «SEPRETTA». Волшебника поразило озарение, — он видел перед собой драконис, священный штандарт гроганского легиона!
Действуя бездумно и безрассудно, Тобиус вновь вскинул кулак:
— ClegarioImperatoregloria [32]!
Мёртвые легионеры, не сбавляя шаг, в едином порыве вскинули пилумы и исторгли многотысячный возглас:
— CLEGARIOIMPERATORE GLORIA!!! GLORIA!!! GLORIA!!!
Если бы за Кромкой могли греметь раскаты грома, они звучали бы именно так: сотрясающе грозно, но почти бесшумно, как и беззвучный грохот тысяч ног, чеканивших шаг.