В Дикой земле (СИ)

— Да, получилось, — подтвердил Дружок.
— Мря! Мря! — ликовал Лаухальганда где-то внизу.
Тобиус принял вертикальное положение и, паря, осмотрелся. Едва ли не до умопомрачения обрадовало его увиденное — изученный до последней иголки, до последнего сугроба вид вокруг исчез. Разные деревья, иной ландшафт; шептал меж великих стволов ветер, всё ожило! Ток времени вернулся в надлежащее русло, и тут бы в пору заплакать, да не получалось. Ни разу на памяти своей Тобиус не лил слёз, и теперь, несмотря на переполнявшие его эмоции, не смог. Только улыбался как дурак.
Серый маг опустился на землю, положил компаньона в сумку, глянул на киноцефала и, не сговариваясь, они побежали. Лишь бы убраться подальше от места, которое невесть сколько было их тюрьмой!
Остановились только когда лёгкие у обоих двух горели, завалились подле большого гнилого пня размером со средний дом. Долго и жадно дышали, киноцефал — распахнув пасть и вывалив язык. Его чёрные глазки были совершенно осоловелыми, уши всё время шевелились, ибо соскучились по звукам живой природы, жизни.
— Как… ты…
— Сложно… объяснить… Смогли… сделали… Господь-Кузнец помог…
— Нет… Кхрррай’Яй…
— С какой… стати твоему… Кх… я даже пробовать не буду… с какой стати ему… мне помогать?
— Он мне… помог… любит меня очень… я удачливый… и верный…
Тобиус по привычке хотел было напомнить обстоятельства их встречи, но подумал вдруг, что этот паршивый нелюдь несмотря ни на что всё ещё жив и, следовательно, может статься, что он действительно был небезразличен своему богу.
— Радуйся, что я с тобой оказался, Тупая Морда, а то так бы и сидел.
Маг расхохотался бы такой наглости, но дыхание ещё не восстановилось. Потом они всё же отошли, остыли, утёрли пот со лба и пену с пасти. Дружок вернул фиал, в котором убавилось синевы едва ли на четверть, больше не понадобилось.
— Ты готов продолжать? Не устал?
— Я готов бежать сто дней и ночей, Тупая Морда! Отдохнул на всю жизнь вперёд! Идём!
— Идём, идём…
— Быстрее! В этом пне живут гигантские хищные личинки, я чую их носом. Зимой они спят, но, если пошуметь, не поленятся и вылезут. Они откусывают головы одним движением челюстей, а когда превращаются в жуков… это ужасные жуки.
Оглядываясь на пень, Тобиус прибавил шаг.
Запах свободы пьянил и ему ещё предстояло вновь осознать, куда он вернулся и как здесь следовало выживать. Но пока что, жизнь казалась прекрасной. Только что они вместе были узниками аномалии, теперь же, ликуя вновь обретённой свободе, серый маг замечал, будто воспоминания о заточении становятся гладкими, теряют объём словно не с ним всё это случилось. Странное чувство.
Дружок вёл уже не так уверенно, отвлекался на звуки и ароматы, порой растерянно замирал, — то играла в нём жадность. Всё обыденное теперь казалось драгоценным, всё манило к себе внимание, но и страх уже возвращался.
За оставшуюся часть светового дня они преодолели солидный путь, двигаясь теперь по некоему плато, где витала странная, несвойственная лесистым регионам энергия, чаща редела и деревья становились ниже. Путники спустились на дно широкого оврага и двинулись вдоль замёрзшей реки, что вывела на обширную чашеобразную проплешину, щедро прикрытую снегом. Там, ощущавший неестественные энергии в Астрале Тобиус некоторое время осматривался при помощи Истинного Зрения.
— Вот! Что это?
— Где? — прищурил глазки Дружок.
— Вон там, эта небольшая неровность с провалами, что это?
— Ничего там нет.
— А я вижу.
Псоглав принюхался, внимательно изучил указанное место, задумался.
— Может быть… селение. Было когда-то. Там давно пусто, запахов живых ветер не приносит. — Взгляд на небо. — Темнеет. Опасно. Будем искать пещеру.
— И что, ты каждую ночь ищешь пещеру?
— Да.
— А если не находишь?
— В Великой Пуще без счёта пещер.
— Но если всё-таки…
— Кхрррай’Яй дал мне когти и силы, я умею рыть.
— Промёрзшую землю, да?
Псоглав раздражённо клацнул зубами.
— Рать можно и в снегу, Тупая Морда. Глупый, глупый Тупая Морда.
 
Тобиус вновь пробудил Истинное Зрение и вперился взглядом в остатки некогда существовавшего города ещё не до конца поглощённые землёй. От него-то и исходило странное, необычное свечение чужеродной энергии. Впрочем, ничего хотя бы отдалённо опасного Тобиус не замечал.
— Там заночуем.
— Нет, — отрезал киноцефал. — В заброшенных обиталищах древних всегда уже кто-то живёт. Обычно это кто-то опасный, кто-то, смогший прогнать или сожрать предыдущих хозяев. Я туда не пойду.
Серый волшебник ещё раз изучил предмет своего интереса издали и ничего хоть сколько-нибудь предостерегающего не заметил.
— Дружок, мы можем бояться каждого шага, верно? Даже я не всё могу разглядеть, не ко всему могу приготовиться, а, следовательно, вероятность бесславно и глупо умереть очень высока. Но стоит ли жить, ставя эту мысль во главу всего? Идём, всё же, какое-никакое укрытие от ветра. Ничего живого там нет, ничего зловещего тоже.
— Ты будешь жалеть об этом.
— Эй, я боевой маг! Если там что-то объявиться, то я просто сравняю этот бесценный археологический памятник с землёй! Я это могу, просто шуметь не люблю. Или ищи себе пещеру, если пожелаешь, а утром свидимся.
— Каждый раз ты выбираешь самое глупое и делаешь так! Нельзя подходить к руинам древних времён! Нельзя! — крикнул ему вслед киноцефал.
— Прости, Дружок, но я исследователь! Если я не могу получить хоть крупицу знаний здесь, то все мои блуждания по Дикой земле ничего не стоят! Я не намерен подвергать свою жизнь такой опасности без смысла! Без пользы!
Гавкнув что-то грубое, охотник метнулся обратно, туда, где деревьев было больше и кроны их всё ещё вздымались высоко.
— Что ж, видимо, мы слишком устали друг от друга.
Путь волшебника шёл под пологий склон. Разбрасывая перед собой снег небольшим усилием воли и кутаясь в живой плащ, он ощущал, что плавно спускается. Зимние осадки могли смазать впечатление, но Тобиусу казалось, что когда-то очень давно на этом месте могло быть озеро. Деревья, даже обычные, давно остались позади и пространство вокруг непривычно расширилось после относительной тесноты чащоб. Приходилось идти медленно, ибо почвы под снегом были коварно пересечены, а также оказалось, что окраинные постройки, хоть сколько-нибудь различимые над естественным рельефом далеко отступали от более заметной сердцевины. Это волшебник понял, споткнувшись обо что-то и чуть не рассадив себе лоб.
Волна мыслесилы, исторгнутая им по возвращению на ноги, открыла холодную безжизненную землю, на сто шагов вокруг испещрённую неравномерными большими и малыми холмиками. Не поленившись и убрав верхний слой почвы, нанесённый ветром за многие годы, Тобиус изъял из холмика камень более-менее правильной, угловатой формы. Промывка водой под высоким давлением содрала с него внешнюю черноту и предположение подтвердилось, — вокруг, в этой впадине было полным-полно маринита. Стало понятно, отчего наземная флора отступала, деревьям казалось, что они росли на морском дне, даже трава не прижилась.
Маг выбрал место поровнее и стал наносить на него угольком чертёж чар Взор Кутруба, наполнил их силой и взглянул сквозь толщи вниз, туда, где простирались ровные линии маринитовых коммуникаций, поглощённых почвой, а также встречались правильной формы пустоты. Земля похоронила под собою некогда обширную инфраструктуру, огромные залежи маринита, драгоценного камня, пущенного на строительный материал. Поразительная расточительность. Да и где его ухитрились взять? До моря далеко, а залегает маринит в очень глубоких безднах.
— Тайны, тайны, тайны, чем дальше идёшь, тем больше тайн, Лаухальганда.
Солнце уже почти коснулось нижним краешком небозёма на западе, там, где теперь, без преграды древесных крон, можно было увидеть белые горные пики, самую дальнюю оконечность безымянного хребта. С востока Вестеррайх ограждал от второй половины мира неприступный Драконий Хребет, но сам Доминион Человека стелился плодородными равнинами и пышнотравными изумрудными холмами. Лишь западные пределы Риденского королевства задевали краем высокие и малоизученные Сельвийские горы. Вот они, кстати, стоило посмотреть на восток и над бескрайним морем деревьев вспыхивали алым закатным солнцем острые макушки. Это завораживало.