Красноармеец (СИ)
- Хм, капитан…
- Гвардии капитан, попрошу, - поправил я того.
- Видно будет какой ты гвардеец, - явно принял какое-то решение капитан, и велел конвойным. - В одиночку его пока. И покормите там, тем что с ужина осталось, может и не врёт.
Вот так меня отвели в камеру, ремень сняли, карманы пусты были, потом действительно перенесли кружку обжигающе горячего круто заваренного чая, две половинки варёного яйца, хлеб с салом, половинку солёного огурца и салата нарезанного, но немного. Похоже похватали что было, и принесли. А чай не сладкий, подсластил из своих запасов. Так и поел. А там и уснул на нарах.
Сутки ожидания и снова кабинет коменданта. Тут уже чай на столе, печенье. Хороший признак.
- Подтвердили твою личность. Уже выехали, опознают. Документов-то нет. Кстати, ты знаешь, что командарм Шестой погиб?
- Да ты что? И как?
- Авиация постаралась. Бомбили штаб сильно.
- Плохо, справный командарм был. А на его место кто?
- Ну мне откуда знать? Что слышал, то и сказал. Про твою бригаду ничего не знаю. Пока в камере посидишь, а как опознают, там дальше решим.
- А медосмотр пройти, мне нужно снять карту избиения, для заведения дела.
- Оно тебе надо? Ну перестарались парни, думали диверсанта поймали. Прости и забудь.
- Не забуду. Я слово себе дал, что доведу это дело до конца. Из принципа.
- Ну-ну.
Меня отвели обратно в камеру, медосмотра не было, а утром следующего дня, было десятое июня, вывели из камеры и в кабинет. Там двое, комендант и смутно знакомый командир, тоже капитан. Тот несколько секунд всматривался в меня, пока не совсем уверенно сказал:
- Вроде Одинцов. В синяках весь. Не поймёшь.
- Я тебя видел у Городничего. Ты там со скуластым майором чаи гонял.
- А, ну это Одинцов, - сразу подтвердил тот.
После этого комендант вышел, а меня усадили на стул. Этот капитан из следственной части армии, он достал из планшетки бумаги, и сказал:
- Мне приказали провести предварительный опрос, дальше будут работать следственные органы фронта.
- Не понял, а что я натворил?
- Вам вменяют в вину убийство семи бойцов и командиров, после выхода из окружения. Есть свидетели.
- Не виновен, всё лжа, облагать хотят Дважды Героя.
- Все следственные мероприятия уже проведены в селе. Убийство начальника разведки Кривцова, вам тоже вменяют.
- Это кто?
- Майор, что приказал воздействовать на вас физически.
- Не я. Я сразу покинул село, и меня там не было.
- У вас снайперская подготовка, сорок семь подтверждённых. Последний убитый вами немец у Харькова. В голову, та даже лопнула. Ничего не напоминает?
- Нет.
- Вы ведёте хороший счёт. Вам не трудно было их уничтожить с такого расстояния.
Не совсем понял, как триста метров стали большим расстоянием. Там мало-мальски и неплохой стрелок попадёт, но решил не перебивать. Только уточнил:
- Кто стал командармом Шестой?
- Бабкин.
- Ах этот. Он накомандует.
- Да, неприязнь у вас между собой известная. Как вы его отчитали при всех за план по прямому прорыву. Если бы за вас не заступился комбриг… А потери действительно были огромные… Он и приказал тщательно разобраться.
- Слили.
На это тот не ответил, и начал задавать вопросы. В общем, я держался той линии что обдумал, и с неё не сходил. А медосмотр так и не провели, скоты. Часов пять мы пробыли в комендатуре, я так и стоял на своём. Потом под охраной в грузовике и покатили в сторону Воронежа. Штаб фронта там разместился. Пока ехали, я сидел на лавке у кабины, конвойные у кормы, то размышлял. Ну то что слили, печально, но ожидаемо. Я вспомнил слова следователя, что сейчас сидел в кабине машины, они и вызвали вспышку моего интереса. А сказал тот, что моих документов и бумажку-вездеход не нашли, скорее всего они были у старшего особиста дивизии, который и пропал при моём присутствии. Теперь стало ясно почему немцы у передовой так нервничали и нагнали войск для прочёсывания, наблюдатели на холмах, патрули. Они нашли в кармане одного из убитых мои документы, и «Ахтунг, Одинцов!» А все немцы знали кто такой Одинцов. Сам листал их газеты. М-да, надо было по их карманам и планшеткам пошарить, но кто ж знал? Там папка на столе лежала в хате, думал там всё. А тут вон оно что. Зря побрезговал это сделать. Впрочем, что сделано то сделано. Дальше будет решать трибунал. Меня серьёзно так подводят к этому делу. Бабкин уже не решает, только приказ отдал, тут следственные органы штаба фронта работать будут. А там видно станет. Или отпустят за недостаточностью улик, потому как выбить из меня признание не получится, если буду на грани, перестреляю всех их и уйду, уже навсегда. Проще новую личность сделать, благо лицо моё в газетах не мелькало, и жить ею, чем калекой стать.
***
Строй заключённых, где в конце ряда стоял и я, а что рост невысокий, не первым же, был выровнен начальником лагеря. Тот придирчиво изучил строй, и кивнул вербовщику. Была середина сентября сорок второго, я уже два месяца как отбываю срок. Пять лет дали, за убийство часового. А у землянки. Остальное прицепить не смогли, по косвенным уликам да, но и только, а вот часовой точно мой. Хотя я это всё также не признавал и кричал на суде, что не виновен. Два гада из других сидельцев выступили свидетелями. Видели или нет, не знаю, может и врали, но как я выбрался, убил часового, на светлом фоне неба это им было видно, и сбежал, описали довольно достоверно. Остальные задержанные остались на месте. Да это они крик и подняли, отчего тревога поднялась. Я надеялся разбегутся, а они нет, считали, что с ними разберутся, и отправят дальше по своим частям служить. Вот такая засада. Выбить признания попытки были, но осторожные. Знали, что может быть с ними, два примера на глазах. Майора и особистов. По совокупности мне пятнадцать лет давали, хорошо к расстрелу не приговорили, но учитывая награды, то что спас немало народу из окружения, об этом помянули, скостили срок до пяти лет. Ну и понятно, наград я лишён, это официально, так-то те все в хранилище, звания тоже. И вот отбыл отбывать в казанский ИТК. Заключённые здесь отбывали срок работая на фабрике. Лётные костюмы, унты шили, те самые рукавицы из беличьего меха. Вот шлемофоны уже не наша работа. В общем, у нас занимались летней и зимней формой одежды для лётчиков-высотников. Для дальней бомбардировочной.
Я постепенно осваивался, меня сначала на кройку, две недели впитывал бесценный опыт, потом уже на шитьё, где и работаю по сей день. Чтобы все этапы знал, погоняли. Да, меня в портной цех отправили, не сапожный. Унты другие делали. А тут срочно всё остановили, и на плац. Зачем?! Я швы проклеивал, очень сложная и скрупулёзная работа, а тут всех во двор, где построили в три ряда. А понятно, снова добровольцев в армию отбирают, в штрафбаты. В августе уже набирали, и неделю назад, по три десятка согласных было. Что-то зачастили. Да и сейчас я с интересом смотрел кто ещё согласится. Нет, с их выбором я согласен, даже уважал его, Родину защищать надо. Сам я ни в какой форме, категорически не хотел на фронт. Моё мнение таково, навоевался. Хватит с меня. Почти тысяча немцев на счету, пусть кто побьёт этот мой неофициальный рекорд. Так что я никому ничего не должен, вон по рукам надавали и на зону упекли, ни за что, я жизнь свою спасал, так что пошли они. А вообще на фронтах положение тяжёлое, немцы снова несколько котлов организовали, Юго-Западный фронт почти весь сгинул, моя Шестая общевойсковая армия тоже, и уже вышли к Сталинграду. Что он им так прям глаза мозолит? Идут бои за город. Поэтому я и смотрел, как и остальные, с немалым интересом на тех, кто выходит. Уже десяток есть, но видимо всё. В последних наборах набрали, остальным и тут хорошо. Тут я и почувствовал мощный толчок в спину, от которого выбежал вперёд, сделав четыре быстрых шага. При этом потирая спину.