Дочери мертвой империи

– Отлично. – Он пошел было к лошади, но обернулся: – Ничего необычного не видела? Незнакомцев каких?
– В Павлове было несколько, – сказала я. – Там слышали, что царя казнили, и устроили праздник. Но никто не выглядел как пленник.
А жаль. Было бы здорово помочь в поимке контрреволюционера. Даша, моя лучшая подруга, умерла бы от зависти.
Командир улыбнулся.
– Царь давно должен был поплатиться за свои преступления, – сказал он. – Слишком многих мы потеряли на его войнах.
– Да, – согласилась я, вспомнив старшего брата. – Слишком многих.
– Так ты не встречала всяких подозрительных буржуев? Мужчин или женщин. Не хочется, чтобы они устраивали неприятности.
Дыхание застряло в горле. Я встретила Анну – она была буржуйкой. Но зачем красному командиру понадобилась молодая помещичья потеряшка? Ему пленных нужно ловить. Так ведь? Если расскажу ему про Анну, он потребует ее привести. Еще обыщет ее и заберет самоцветы. Может, обыщет и меня. И ничего я за хлопоты не получу.
– Нет, – сказала я напряженно.
Он прищурился:
– Уверена?
Я засомневалась. Узнай Костя, что я соврала большевистскому командиру, ему стало бы стыдно за меня.
Но лучше стыдиться и быть здоровым, чем гордиться и болеть.
– Уверена, товарищ, – кивнула я.
Командир окинул меня взглядом с ног до головы, словно запоминал. Словно читал как открытую книгу. Сердце колотилось как безумное, а ладони вспотели. Я сжала кулаки, чтобы не видно было, как дрожат руки.
Наконец он кивнул, вскочил на коня, и солдаты уехали.
Я облегченно выдохнула и тут же обняла Буяна, пытаясь успокоить всколыхнувшееся чувство вины. Я не любила врать. И тем более никогда раньше не врала самому командиру Красной армии.
Но это была безобидная ложь. И она того стоила. Я соврала ради семьи.
– Эй, Анна! – позвала я. – Выходи уже. Солдаты уехали.
Она не ответила. Я пошла в лес на поиски.
И едва на нее не наступила. Она сидела под деревом на корточках, подняв юбки, но не писала. Тряслась как осиновый лист. По щекам текли слезы. Трусливый заяц, которому собирались перерезать глотку.
– Да что с тобой? – спросила я, боясь к ней притронуться.
Она широко распахнула глаза и уставилась на меня, как сумасшедшая.
– Он уехал? – прошептала она.
Ее белое кружевное белье потемнело от влаги. Она вся обмочилась. Неужели так боялась солдат? Я неловко откашлялась.
– Да, уехал. Что не так?
– Е… его зовут Юровский, – ответила она, все так же шепотом. – Он – зло, – ее голос дрогнул.
Я вспомнила, как командир меня оглядывал. Будь я суеверной, я бы забеспокоилась.
– Хватит ныть, – раздраженно сказала я. – Откуда ты его знаешь?
Анна лишь покачала головой, и я в отчаянии развела руками. Ладно, можно догадаться. Наверное, это Юровский погнал ее из дома. Может, и отца ее убил. Она осталась одна и боялась.
Это ее он искал?
– Сможешь одеться? – спросила я.
Она не ответила.
– Черт! – ругнулась я.
Вытерла ее мокрые ноги листьями, попыталась поправить ее белье, но не поняла, как работает эта пустая трата ткани. В конце концов просто опустила ее юбки и помогла встать.
Поездка оказалась сложнее, чем я думала. Деньги никогда не приходят легко. Правда, часть меня сочувствовала девчонке. Скопидомы получают по заслугам, но жаль, что их дети становятся сиротами. Анна уже не ребенок, но самостоятельности ей определенно не хватало. Она никому не была способна навредить.
По крайней мере, мои действия ее успокоили. Я подвела ее к ручью неподалеку и немного отмыла, потом слегка пригладила ее волосы, чтобы сильно не топорщились.
Но только слегка.
  
Глава 5
 
Анна
 
Я сидела на облучке рядом с Евгенией, закрыв глаза, – пускай думает, что я заснула. На самом деле я потерялась в тяжких думах. Мама, папа… Воспоминания о них подлетали ближе и разбивались – слишком пугающие, чтобы существовать, – о скалы безжалостной реальности, оставляя после себя лишь беспроглядную темноту. В голове еще звучал голос командира Юровского. Он преследовал меня в мыслях так же, как и его обладатель в жизни. Охотился за мной.
 
Папино тело содрогнулось. В тот же момент острая боль пронзила мое сердце.
Когда я очнулась, доски подо мной дрожали. Нас увозили прочь из дома Ипатьева. Я лежала в телеге и смотрела поверх Ольгиной руки на мелькающие верхушки елей. Они вонзались в черное небо, словно кинжалы в чернильную плоть.
Когда солдаты открыли по нам огонь, я потеряла сознание, и они решили, что я умерла. Закинули мое тело в телегу, как и тела моих родных. Очнись я чуть раньше, меня бы обнаружили. Очнись я чуть позже, меня бы сожгли. Меня защитил Господь. Но почему именно меня, а не их? Мама с Ольгой ходили в церковь каждый день. Таскали нас с собой, если мы не бывали там долго, раз в несколько дней. Папа тоже был очень набожным. Так почему Господь наградил их веру жестокой смертью?
Из всей моей семьи я самая недостойная. Самая неблагочестивая, самая недобрая, самая нерадивая. Самая незначительная. Почему Господь пощадил мою жизнь, но не пощадил мою семью?
– Исеть.
Мы свернули в поселок. Даже издали Исеть определенно выглядела больше, чем та деревушка, где я повстречала Евгению. Дорога тянулась вдоль домов, стройными рядами выстроившихся по обе ее стороны, немощеная и пыльная, но по крайней мере она вела к людям. Я видела их вдалеке, молодых и старых. Чуть дальше из-за холма выглядывал бледно-красный купол: садилось солнце.
После встречи с командиром Юровским я чувствовала дрожь слабости и поминутно оглядывалась по сторонам, словно он мог вновь появиться в любой момент. Как он, должно быть, гневался, когда обнаружил мою пропажу. Я никогда не видела его в ярости, но казалось, что он всегда был на грани. И я знала, как предан он был большевистским идеям.
Однажды в доме Ипатьева Юровский присоединился к нам за чаем, и они с папой поспорили о войне. Папа перечислял ужасные поступки большевиков: предательство политических союзников, насильственный захват власти. И задал вопрос: разве эти преступления не раскрывают гниль в самом сердце коммунистической партии?
Командир Юровский внимательно выслушал папу и только потом ответил.
– Наша цель, – сказал он, – это полное равноправие. Свобода от бедности, конец верховенству алчности. Если другие страны последуют нашему примеру, то придет и конец войнам. Я положу свою жизнь ради достижения этой цели, Николай Александрович. Не только свою, но и жизни своих детей, как бы я их ни любил. Лидеры нашей партии со мной солидарны. Вот наша истинная природа.
Холодок пробежал у меня по спине, когда я услышала его слова о детях. Если верить слугам, командир был любящим мужем и отцом троих детей. И он был готов пожертвовать семьей ради своего фанатизма. Если он начал охоту за мной, то уже ничто его не остановит. И не будет мне покоя, пока я не окажусь под защитой лидеров Белой армии, которые знают важность моей роли. Например, генерал Леонов. Он оградит меня от командира Юровского.
Исеть казалась спокойной, но задерживаться здесь было опасно. Спасибо Евгении: по крайней мере, ее слова отправили командира в противоположном направлении.
Эта мысль пробудила во мне любопытство.
– Евгения, что ты сказала командиру Юровскому?
– О, ты снова заговорила.
– Пожалуйста, ответь на вопрос, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал мягко: крестьянская девчонка раздражалась по любому пустяку.
– Ничего я не сказала. Он искал какого-то пленника и спросил, где ближайший поселок. Я рассказала про Исеть, но он, видимо, здесь уже побывал.
– Ты направила его куда-то еще?
– Нет, я же сказала. Он, наверное, поехал в Павлово.
Я отодвинулась от нее, удивляясь такой глупости. Едва командир окажется в Павлове, местные расскажут ему, что мы с Евгенией уехали вместе. Он развернется и догонит нас. Солдаты на своих резвых лошадях прискачут в Исеть до наступления темноты и прочешут весь поселок. Мне негде будет спрятаться.