Соблазн Мечтаний (СИ)

— Ты знаешь процедуру, брат, — обратился к Тлену эпистолярий, едва осмотрел салон и определил первоочередные цели для обследования. Порча Хаоса была коварна и оставляла след на душе любого, кто с ним сталкивался, так что одной из обязанностей Янтаря было убедиться в том, что все, столкнувшиеся с проявлением силы высшего демона, остались в здравом рассудке, а вот с пополнением или языками, кем бы ни были Повелители Ночи, разбираться придётся Гавину, так что о них даже спрашивать Янтарь пока не стал, хотя вопрос был интересный.
Тёмный провидец поглядел в сторону кабины пилота, перед которой на сидении стрелка расположились Ангелика Ординат и Фиррис Ватор, а затем кивнул в ответ на вопрос, жестом показав начать с него самого.
Ментальное обследование каждого внутри Темнокрыла заняло около двадцати минут и, как ожидалось, десантники были в норме, хотя психическое здоровье двух из четырёх новых сынов Кёрза оставляло желать лучшего, а вот кто пострадал, так это Ангелика, на чьей душе остался заметный, словно гниющий шрам, след от столкновения с Хранителем Секретов. Фиррис при этом не только сохранила рассудок, но и, кажется, стала сильнее, потому что у неё отклонений, сверх тех психологических травм, которые были раньше, библиарий не обнаружил.
Когда Янтарь закончил с живыми, обратил внимание на другие детали. Меч, содержавший ранее демона, теперь был пустым сосудом, но по какой-то причине не сломался и не рассыпался, как должно было быть с подобным оружием, а сохранил некоторые свойства, которыми обладал, когда сущность варпа наполняла его, и был вполне пригоден для использования, если бы нашелся кто-то достаточно смелый для этого. А двуручник Ноа, которым тот убил дредноута Хаоса и который лежал рядом со стазисной капсулой капитана, исказился. Широкое плоское лезвие теперь напоминало изрытую кратерами поверхность луны и кратеры эти, если приглядеться, складывались в подобие страдающего лица.
— Ангелике Ординат я советую стирание памяти о встрече с демоном, а меч брата Ноа лучше уничтожить или выбросить в космос, — негромко произнёс эпистолярий, отозвав говорившего с Нарасином Тлена в сторонку. — Остальные в пределах допустимой нормы.
— Я приведу её к тебе, если она будет согласна на это, — шепнул в ответ хранитель тишины, — а судьбу своего меча Ноа решит сам, когда придёт в себя.
Янтарь не был уверен, что с такими повреждениями штурмовой капитан выживет, но, раз оракул говорил так, то, возможно, он знает лучше.
— Что ты собираешься делать с этими Повелителями Ночи? — решил таки узнать библиарий.
— Убедить, — коротко ответил Тлен и по его взгляду Янтарь понял, что сделать это может оказаться нелегко. Точнее даже было бы сказать, что хранитель тишины не знает как это сделать.
Эпистолярий задумался на мгновение, нужно ли дать провидцу совет, но решил в итоге, что тот справится сам.
— Хорошо. Оставляю вас, — кивнул Янтарь и развернулся, чтобы уйти, когда Тлен положил ладонь ему на плечо.
Пришлось остановиться и обернуться к нему.
— Я крайне редко ошибаюсь, но с братом Ноа ошибся. Он должен был погибнуть там, — признался оракул настолько тихо, что даже улучшенный слух космодесантников не помог бы ничего различить на расстоянии больше метра, и видно было по лицу, что ему сложно смириться с этим фактом. — Император позволил ему выжить.
Редко можно было увидеть Тлена неуверенным, но именно таким он сейчас и был. Почти таким же, как когда библиарий впервые его увидел. Но разве сам Янтарь не испытывал сомнений, столкнувшись со своим прошлым внутри скитальца? Какими бы могучими не сделали их дары Императора, души у всех оставались человеческими и могли подвергаться смятению.
— Император защищает тех, кто для Его целей важен, — согласился Янтарь, бросил взгляды по сторонам и подался ближе к собеседнику, наклонившись к нему так, что лбом едва не коснулся его лба. — Сейчас у нас обоих есть другие дела, но я хочу знать что произошло у вас и магистру тоже будет нужно услышать об этом. Встретимся, когда он призовёт нас и вместе придём к решению. До тех пор пусть всё идёт своим чередом.
 
Тлен вдохнул глубоко и на выдохе кивнул.
— До встречи, брат.
  
LXXXIX
 
В забытье было много приятного, когда жизнь в последнее время для тебя похожа на череду досадных поражений, в каждом из которых ты не имел шансов на победу с самого начала, но даже этой малости его лишили, когда тело вздрогнуло от разряда электричества, пропускаемого через него. Гальярд напрягся, но не почувсвовал ничего, потому открыл глаза, но ничего не увидел, кроме мутной чернильной тьмы, окружавшей его со всех сторон. До его слуха доносились какие-то звуки, но они были похожи на разговоры за стеной и, даже напрягаясь, он ничего не мог разобрать пока что-то не кольнуло внутри головы.
— Субъект подключен к аудиальным системам, — прозвучал приятный женский голос, казавшийся совсем близким, хотя Имперский Кулак и не понимал почему не видит говорившую. — Реакция нормальная. Отклик рецепторов девяносто восемь целых и семьдесят четыре сотых процента.
Гальярд открыл рот, чтобы спросить что случилось и где он, но не смог пошевелить челюстью. Его заставило напрячься то, что её вообще могло не быть и он онемел, но последовавший очередной укол где-то внутри черепа отвлёк от этой мысли, а затем он услышал механическое ворчание и с удивлением осознал, что влияет на его тембр и громкость.
— Субьект подключен к системе вокса, — констатировал тот же голос. — Демонстрирует инстинктивное понимание. Оценка качества связи…
— Брат Гальярд, — обратился к нему другой голос, явно механический, но обладающий редким для Адептус Механикус тембром и окраской чувств, как если бы говоривший переживал за состояние того, с кем говорил, — ты меня слышишь?
— Да, — проворчал десантник, ужаснувшись тому, каким громким и чужим стал его голос, потому постарался сглотнуть ставший в горле ком и понизить тон. Попытка глотания принесла отдалённое ощущение жидкости во рту и трубки, не позволяющей горлу сжаться. — Слышу, но…
— Ты внутри аппарата, поддерживающего твою жизнедеятельность. Большинство твоих внутренних органов отказало или безвозвратно разрушено, а конечности ампутированы. Мы можем говорить только благодаря имплантам, установленным в твой мозг для этой цели, — сообщил ему с нотками сочувствия механический голос собеседника.
Имперский Кулак с ужасом осознал, что с ним стало, и постарался расслабиться, хотя выходило с трудом. Ампутация конечностей, аппарат искусственного поддержания жизни. Теперь он не сможет выполнять свой долг и сражаться. Зачем ему жить?
— Кто ты? — спросил он вместо этого, привыкая к машинному ворчанию, которое заменяло теперь ему голос.
— Магос-эксплоратор Магенрад Вульф, — представился невидимый собеседник. — И у меня к тебе есть несколько вопросов.
Вот оно что. Ангелы Ночи передали его Адептус Механикус, чтобы узнать что-то. Забавно.
— Вряд ли я много полезного расскажу о скитальце, на котором был, — ответил, уже лучше владея новым голосом. Это было лучше, чем тьма и тишина, хотя разговор с братом Ансельмом был бы приятнее.
— Меня интересует нечто другое, — уклончиво заметил магос, а затем перешел к делу. — Ты Имперский Кулак, сын Дорна, Преторианца Терры, и бытует мнение, что нет никого среди Астартес, кто в своей верности Императору и долгу мог бы сравниться с вами. Это правда?
Первым, о чём подумал Гальярд, был капеллан Везувий, бросивший его в решающий момент. Но нет, он точно не мог быть тем, кем назвался. Его поведение изначально вызвало вопросы, но на какое-то время всё-таки лжецу удалось ввести сына Дорна в заблуждение.
— Правда, — ответил он, удивившись тому, как грозно и уверенно прозвучал его новый голос.
— Как определяется верность Императору?
— Готовностью сражаться и умирать за Него, — без раздумий ответил выученную с момента инициации догму.
— И ты можешь с уверенностью сказать кто верный, а кто нет?