Соблазн Мечтаний (СИ)

Он всегда был перспективным по мнению близких. С раннего детства окружающие замечали его талант, быстроту обучения, внимательность к деталям и еще десятки казавшихся им важными деталей, за которые можно похвалить и восхититься, но правда была в том, что всё это было безразличным самому Уильяму, который, конечно, принимал это и понимал, но больше всего хотел родительской любви и добивался её у занятых отца и матери своими успехами, потому что только на них они и обращали внимание. Покорение высот стало его способом получить желаемое, но, когда что-то шло не так, как хотелось, перспектива отказа ему во внимании вызывала страх, и свои промахи он изо всех сил скрывал, стараясь казаться идеальным, лучшим, таким, каким его хотели видеть родители. И с годами это усугублялось, становилось сложнее, вызывало нарастающее ощущение приближения к пропасти, через которую он уже не в силах будет переступить.
Воспоминания о детстве обрывались в день, когда он провалил испытание по верховой езде, упав с коня на последнем препятствии, и лёг спать, опасаясь, что отец узнает об этом. Было ли отправление сына к Ангелам Ночи его наказанием или отец так и не узнал о провале? Глупо было думать сейчас об этом, потеряв девять боевых братьев и будучи разделённым с, возможно, уничтоженным таким же образом, как его собственное, отделением Янтаря, но Уильям мало за что еще мог зацепиться. К тому же это было до боли похоже на предыдущий его жизненный этап, из которого он, как оказалось, не вынес никаких уроков, хотя и хотел этого. Провалил испытание в верховой езде и скрыл это. Провалил первое боевое задание в ордене и стремился скрыть это тоже. Как тогда, так и сейчас, он убегал от кристально четкой реальности в мутное пугающее будущее. Подвёл отца и мать, подвёл первого капитана и магистра, подвёл Императора? И чего он опасается теперь? Потери внимания? Рядовым Ангелом Ночи славы можно получить столько же, сколько магистром. Лишения звания? Вряд ли это имеет значение по сравнению с его собственными угрызениями совести. Никто из сержантов, участвовавших в штурме Амброзио год назад, не потерял столько боевых братьев, как он сейчас, и их голоса он не забудет никогда.
Одинокий сержант остановился, бездонными черными глазами оглядывая окружавшие его сломанные башни из полупрозрачного бледного материала, напоминающего мутное стекло, изящные мостики и украшенные великолепной резьбой красивые дорожные столбы. Создатели всего этого тоже стремились к совершенству, а закончили так же, как он, одиночеством и потерянностью.
Подобная мысль вызвала у него горькую улыбку и резкое желание двигаться вперёд, куда бы это его ни привело. После первого же быстрого шага таящиеся по ту сторону реальности мерцающие образы, словно стайка напуганных рыб, бросилась от него врассыпную. Уильям хмыкнул и потянулся пальцами к цепочке на шее, удерживающей его талисман, что приносил удачу с тех пор, как был найден в лесу. Казалось, будто любое его желание и стремление усиливалось и сбывалось, если было достаточно времени. С братьями это мало чем помогло, но сам он по крайней мере был жив и способен продолжать миссию. В целом она состояла в том, чтобы устранить угрозу скитальца для Фрации, а значит, нужно было согласно доктрине ордена изучить врага, узнать его слабости, а затем нанести удар. Пока в груди бьётся сердце, он способен преуспеть.
Внимание Уильяма, шедшего по мостику над сухим ручьём, привлекло какое-то движение вдали, где похожие на сломанные клыки башни окружали амфитеатр. Он присмотрелся, слегка прищурившись, а затем одел шлем и воспользовался возможностями его визуальных систем. Пару мгновений и снова какая-то тень проскользнула между высокими арочными окнами. Возможно, кто-то из братьев всё же выжил и тоже добрался сюда или это враг, имеющий отношение к управлению скитальцем? Во рту Уильяма пересохло от волнения и он спрятал свой талисман обратно за ворот брони, загерметизировав её и направившись туда, где заметил тень. Рукоять меча в руке показалась тёплой даже через керамитовую перчатку, а лёгкий зуд в ладони будто предупреждал о том, что грядёт.
   
LV
 
Ни один из братьев, кто касался меча с заключенным внутри демоном, не стал тем, кто может его освободить, и Ноа после каждого выдыхал с облегчением. Когда последний Ангел Ночи попробовал и потерпел неудачу, демон, вопреки ожиданиям, не расстроился, а просто сказал, что подождёт еще немного, ибо его освобождение точно идёт и уже близко. После этого штурмовой капитан приказал боевым братьям собраться в стороне, подальше от одержимого, и собрался провести разговор с каждым в отдельности о том, что происходило.
— Что всё это значит, капитан? — с вызовом и горечью обиды поинтересовался в воксе отряда Экзилус, который прошел через то же, что и сам Ноа, когда касался рукояти демонического меча.
— Сначала Повелители Ночи, другие Предатели, потом демон, — добавил Кассандр, апотекарий его отделения, обычно сдержанный, но сейчас явно раздраженный. — Он много показал мне. Акты резни и стазисный сон, из которого меня вывели на "Непрощенном Слепце".
Другие Ангелы Ночи поддержали эти вопросы одобрительными возгласами и гулом, напомнившим капитану рой злых пчёл. Конечно, с магистром, эпистолярием и другими членами изначального отделения Савелия они обсуждали вероятность того, что кто-то из стёртых новобранцев может каким-то образом вернуть свои воспоминания, но это было маловероятно, потому уговорились убеждать в том, что это кошмары, порождённые гипнообучением, а в тяжелых случаях стоило обращаться к брату Янтарю и всё стереть снова. Предусмотреть то, что сразу целое отделение получит часть своих воспоминаний назад, было невозможно, потому Ноа оставалось только думать своей головой.
— Вы правы, когда хотите знать правду, и я дам её вам, — кивнул штурмовой капитан.
— Ноа, братец, отойдём ненадолго, — сзади позвал голос, который он меньше всего хотел слышать.
Глаз Ноа дёрнулся и он сдержался от резкого ответа, понимая, что церемониться с ним Никар не станет. Жестом капитан показал отделению ждать, хотя понятно было, что меньше всего его братья хотят и заслуживают ожидания. Всё-таки жажда истины должна удержать их какое-то время, а там уже и с Никаром разговор закончится.
— Надеюсь, это важно, — развернулся он и свободным жестом руки показал собеседнику вести.
— А ты зубки отрастил что ли? — насмешливо отозвался Повелитель Ночи, кивнув в нужную сторону и двинувшись первым.
Они вышли из амфитеатра и двинулись в направлении одной из беседок, стоящей в тени упавшей башни и необычно тёмной, рядом с которой отсутствовало вездесущее синее мерцание. Внутри располагались сломанные лавки и столы, но сидеть Никар вряд ли собирался, потому просто остановился в тени слева за дверным проёмом и дождался пока Ноа тоже войдёт. Действующий и бывший Повелители Ночи стали друг напротив друга, словно отражения в искаженном зеркале. Полуночная синева с алыми глазными линзами жестокого мясника и матовая чернота с серыми линзами ночного охотника. Кем были, кем стали. Или кем должны были стать.
— О чём ты хотел поговорить? — спросил Ноа, стараясь держать нейтральный тон, что было довольно трудно.
— А ты как думаешь? — тон Никара показался штурмовому капитану раздраженным, а рука опасно близкой от клинка.
— Демон? — уточнил Ангел Ночи, готовясь защищаться, если собеседник сделает хоть угрожающий жест в его сторону.
— Догадливый мальчик, — Никар явно улыбался, но его поза выдавала напряжение. — Я тут такой же заложник, как ты, братец. И мне, так же как тебе, противно это преклонение перед демоном. Приходится играть роль послушного мальчика на побегушках, потому что Мрачная Резня в большинстве и они, как безумцы, готовы слушать своего Древнего, даже если он уже не он. Или в особенности потому, что он уже не он.
— И от меня ты ждёшь того, чтобы я помог тебе освободиться, — закончил мысль за собеседника Ноа, сам удивляясь тому, что так подумал.