Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

Оставив Гермеса наедине с богинями, Дионис нырнул на кухню и стал доставать кувшины с вином, невольно вспомнив их последнюю встречу, когда Гермес решил — смешно подумать — что Геката изменяет ему. Даже Ариадна, зная нрав Диониса, никогда бы не стала ревновать к Гекате. Они были близки, словно брат с сестрой, Дионис любил Гекату, но иначе... иначе... Один из кувшинов выскользнул из рук и разбился.
Этот звук, разлетевшись по дому, привёл Гермеса в чувство, и он с удивлением обнаружил, что рядом с Гекатой он больше не один. В помещении перед ним стояли богини судьбы — все пятеро — и Нюкта, скрестив руки на груди. Они переглядывались меж собой, вызывая любопытство, за которое Гермес схватился как за спасительную соломинку. От роящихся в голове мыслей можно было сойти с ума.
— Почему мы? — в прежние времена он не посмел бы смотреть на первых богов так прямо, но сейчас ему было всё равно. — Вы сказали, что выбрали нас. Почему мы должны встать на вашу защиту? Почему не написать судьбу защитника Аресу и Афродите? Может, так бы всё сложилось иначе, без смертей?
Богини резко рассредоточились по комнате, будто Гермес только что вспугнул стайку рыб. Мойры в одну сторону, Безликие Сёстры в другую, и только Нюкта осталась недвижимой, словно одна из чёрных статуй во дворце Аида.
— Всё не так просто, — начала Лахесис, обращая на себя внимание Гермеса. — Мирозданию важен баланс, и там, где существует абсолютное добро, всегда появляется и противодействующая сила. Без жестокости не будет милосердия, без горя — радостей, а без потерь — обретения, понимаешь?
Гермес неопределённо качнул головой.
— А без света — тьмы, да, понимаю. Если написать Аресу судьбу защитника, кому-то придётся занять его место, например мне?
Лахесис кивнула.
— Например, тебе, Вестник. Но ключевые точки нити судьбы мироздания неизменны: не важно, кто и в каком качестве пройдёт через них, важно, каким будет финал.
— Если бы место Ареса занял ты или любой другой из богов, — поддержала сестру Клото, — это бы повлекло за собой необратимые потери, потому что судьба одного тянет за собой судьбы всех остальных. Итог начинается с истоков, а финал изменчив настолько, насколько неподвижны ключевые точки.
— Пойми, Вестник, — присоединилась Атропос, — пряхи судеб — не основа и не суть существования, мы с тобой равны. Каждый в цепочке божественных связей важен и каждый что-то значит, уберёшь кого-то со своего места, и всё рухнет, как карточный домик. Нам удалось расставить все фигуры по местам, но, кто знает, удачной ли была эта партия?
— И с кем же вы ведёте её? — без особой надежды на ответ спросил Гермес.
— С тем, кого невозможно победить...
Между ними повисло тягостное молчание. Богини чего-то ждали, возможно, новых вопросов, и Гермес, отчаявшись принять сказанное, не разочаровал их ожиданий.
— Что нас связывает на самом деле? — наконец, спросил он и, помолчав ещё, уточнил. — Меня и Гекату?
Мойры переглянулись с безликими сёстрами и промолчали. Нюкта ответила за них.
— Сердце Геи сделало выбор и сила Эроса, — голос её звучал потусторонне-неестественно, но это не приносило дискомфорта, лишь ощущение покоя, какой бывает тихой уютной ночью в спальне родного дома. Гермес перевел на неё вопросительный взгляд, уголком сознания отмечая, как струится мраком её чёрное платье. — Хочешь спросить о Великом Эросе, маленький бог? Я мало что знаю. Было бы лучше, если бы Гея рассказала тебе.
— Почему она?
Нюкта прошла несколько шагов в сторону и встала полубоком к Гермесу и так, чтобы ни на кого не смотреть.
— Гея и Эрос были очень близки, и она была там, когда он... ушёл.
Наверное, это был первый и единственный случай, когда богу Олимпа посчастливилось услышать откровение древних. Гермес затаил дыхание.
— Эрос ушёл, — продолжила Нюкта, — а его сила бесконтрольной волной накрыла планету, проникла во все её уголки, в каждую частичку этого мира и закрепилась в нём, как основа и суть. Нити судеб, линии власти, все божественные связи создала его сила, а мы лишь приняли это, лишь пользуемся тем, что он оставил. Его дар... Тогда в один миг мы обрели нечто большее, чем просто мир для жизни... Гея до сих пор единственная, кто по-настоящему знает, что произошло тогда и происходит сейчас, — Мойры на этих словах снова переглянулись, но не стали вмешиваться в разговор. Нюкта этого не заметила, задумчиво разглядывая стену. — Знания Геи, — внезапно продолжила она, — напрямую связаны с вами двумя и парой здешних Владык. Говорят, что сила Эроса разделилась, одна часть ныне подвластна Афродите, а осколки второй достались Аиду и Персефоне, Эросу-младшему и Психее, немного смертным, немного самой Афродите и Адонису... Ты не задумывался, если всё на самом деле так, какая же её часть досталась вам?
 
Гермес пожал плечами.
— Никакая. Младший Эрос ранил нас стрелой при первой встрече... Это дело рук Афродиты и ничьё больше. Мой вопрос был не в том, как мы связаны? Это и так понятно. Я хочу знать, почему? Ради какой цели? Только чтобы защитить вас в храме? И всё?
Нюкта фыркнула, манерно вскинув руку.
— Полнейшая чушь! Стрелы младшего Эроса для тебя бесполезны... он же стрелял в тебя и тогда, когда ты был с Афродитой*, и когда ты просил руки Коры до её встречи с Аидом, но почему же именно с Гекатой ты остался на столь долгий срок? Скажи мне? — она подошла к нему и опустилась тёмным облаком рядом, заглянула в глаза. — Ответ в твоём сердце. Дар великого Эроса жесток и опасен, он самая великая радость и самая великая боль. Прими это и не задавай лишних вопросов, Вестник. Цени это, потому что важнее этого нет ничего ни на свете, ни во тьме.
Гермес посмотрел на Гекату и взял её за руку, когда она странно и обеспокоенно вздохнула.
— Если произойдёт худшее, то... Как это случится? — вдруг спросил он, когда Нюкта уже отошла от него.
— Быстро, — ответила Атропос. — Ты даже не успеешь понять.
***
(Начало Золотой Эпохи Богов)
Харона мучила тревога — чувство для него, надо сказать, новое и непривычное. Он связывал её с новой богиней, вошедшей в царство Теней вместе с Аидом, но серьёзной причины для этого найти не мог. Геката была прекрасна, как все Олимпийские богини, и растеряна, как любой, кто попал в незнакомое место, которое навеки должно стать его домом. Беспокоясь и одновременно не доверяя, Харон наблюдал за ней и невольно пытался сблизиться в поисках причины своей тревоги — именно поэтому он и последовал за ней в тот день. Геката вошла в грот с лечебным Лазурным источником, над которым — Харон знал — мерцает гранями Кристалл Душ, самая ценная вещь для богов и бессмертных; Геката вошла, словно кто-то призывал её под каменные своды. Харон всё понял за шаг до входа, где и замер от поразившей его догадки. Его сёстры-судьбы были там, но не троица прях, как он сам их про себя называл, а безликие двойняшки, те, кого стоило бы опасаться более всех остальных. Их голоса смутно доносились до него сквозь толщу камня, и он бесшумно подошёл ближе.
— ... Владыке нужна рядом сильная богиня, ты не согласна? — говорила Ананка серьёзно.
— Ты ничего не потеряешь, только приобретёшь, — поддерживала сестру Тюхе, судя по тону, улыбаясь, — связь, которая, возможно, и не пригодится тебе. Может статься, что мы никогда не призовём тебя.
Геката долго молчала, а затем произнесла:
— Стать по силе равной Деметре и однажды помочь вам? — Харона удивило, как глубоко и уверенно звучит её голос. — Как просто...
— Не просто, — возразила Ананка. — Мы свяжем тебя договором, по которому ты обязана будешь в нужный момент защитить нас и Мойр, твоя жизнь будет принадлежать нам, но до того ты будешь свободна и сильна, ты станешь той, кем и должна быть.
Харон хотел остановить это, хотел отговорить Гекату, и уже сделал шаг к ним, когда она сказала.
— Я согласна.
— Да будет так, — ответили Безликие Сёстры. — Ты явишься к нам, когда скипетр тёмного владыки коснётся руки хранительницы белого тополя, и тополь оживёт.