Мне не нужен муж! Что значит, вы настаиваете?! (СИ)
Ей нужна была ещё одна чашка чая, чтобы перебить впечатления от рассказа о дамарийцах. И чай действительно помог — мысли потекли немного в другое русло.
— Бонифас, мне показалось, вы несколько настороженно относитесь к Этьену? Почему? Ваше магическое чутьё подсказывает вам, что у него недобрые намерения?
— Моё магическое чутьё недобрых намерений не почувствовало — полагаю, он безвреден. Но зато моё житейское чутьё подсказывает, что он лгун. Я бы не верил ни одному его слову.
— Почему?
— Ведущий актёр столичного театра мог бы позволить себе немного обновить гардероб.
Да, Яна тоже заметила, что вид у Этьена несколько помятый. Однако это ничего не доказывает.
— Но ведь видно же, что он из артистических кругов, — возразила Яна. — Просто живёт сценой. Не думаю, что он солгал, сказав, что он артист.
— И всё же я бы уточнил, какого именно из погорелых театров, — невозмутимо посоветовал Бонифас. — Не слышал, чтобы в Трэ-Скавель с гастролями прибыла театральная труппа. В наш городок они заглядывают так редко, что это всегда становится новостью номер один. Сегодня утром я прогуливался в бакалейную лавку за овсянкой и не заметил, чтобы афиши пестрели анонсами.
Яна была вынуждена признать аргументы Бонифаса убедительными. Выходит, Этьен солгал насчёт гастролей, и историю о том, как подглядел ритуал дамарийцев, тоже, видимо, придумал. Их земли заговорённые, как он мог провести там целую неделю? Но ладно ритуал, пусть это всё его фантазии, гораздо больше Яну волновало, что он с таким же успехом мог солгать и насчёт родства. Жаль, конечно. Она была готова поверить, что у неё нашёлся родственник.
— То есть он и не актёр, и далеко не факт, что кузен? Зачем же мы его пустили на постой?
— Пристройка всё равно пустует без дела, а деньги лишними не будут, — рачительно заметил дворецкий.
Каков Бонифас, а? Да у него коммерческая жилка есть!
— Я вот думаю, если ваше магическое чутьё подсказывает, что Этьен безвреден, и всё же мы знаем, что он кое о чём приврал, тогда с какой целью он здесь?
Яна оставляла некоторую вероятность, что нежданный гость всё же приходится ей кузеном, и действительно хотел познакомиться, а приврал потому, что в последнее время у него какие-то неприятности по жизни. В конце концов, Бонифас тоже явился к Яне помятым.
— Я за ним присмотрю, — пообещал дворецкий.
Глава 24. Смутные воспоминания
Глава 24. Смутные воспоминания
Яна вышла из ратуши расстроенная и возмущённая. Она надеялась, что ей удастся попасть на приём к Шабролю, а если не к нему, так к одному из городских чиновников, ответственных за сбор налогов. Она подготовила несколько весомых аргументов в пользу того, чтобы ей отсрочили выплаты, но задумка не удалась. Её долго мурыжили в секретариате — часа два. Секретарь уходил-приходил, уходил-приходил, что-то с кем-то согласовывал, и в итоге Яну поставили перед фактом, что у всех, абсолютно у всех до единого должностных лиц ратуши, очень плотное расписание приёма горожан, и ближайший день, когда один из чиновников сможет уделить Яне время — это после-после-послезавтра. А у монсира Шаброля, вообще, весь месяц расписан по минутам.
После-после-послезавтра, а уж тем более через месяц, согласно местным законам, Яна будет считаться злостным неплательщиком налогов — ей ведь дали всего три дня. Хотелось бы утрясти дело до того, как этот срок истечёт, но попытка оказалась безрезультатной. Яна, конечно, всё равно записалась на приём на после-после-послезавтра, но не будет ли та беседа похожа на махание кулаками после драки?
Сколько сарказма Яна слышала в земном мире по поводу неповоротливого механизма бюрократической системы. Но Трэ-Скавельский бюрократизм ещё фору земному даст. Может, если бы кресло градоначальника не пустовало, то работа в ратуше велась бы поживее?
Мечтая, что когда-нибудь Трэ-Скавель обзаведётся добропорядочным мэром, Яна направилась домой. К счастью, путь недалёкий — только площадь пересечь. Она шагала, почти не обращая внимания на суету и гул голосов, который свойственен центру города, и вдруг услышала:
— Вивьен, что случилось? — перед ней материализовался Этьен. — Ты расстроена?
— Бюрократы, — сказала она коротко. — А ты почему здесь?
Разве он не должен бы был в настоящий момент обживаться на снятой площади?
— Твой дворецкий, — Этьен скорчил строгую чопорную физиономию, пародируя Бонифаса, — начал делать уборку в пристройке и сказал, чтобы я пока убирался на улицу, потому что я ему мешаю. Вот скажи мне, моя прелесть, как я, человек творческой натуры, могу ему мешать? Я бы мог праздно полежать на кровати, пока он не закончит, но он и слышать не хотел.
Яна невольно улыбнулась. Вот, значит, как — Бонифас решил держать гостя в ежовых рукавицах.
— Полагаю, он не очень верит, что ты творческая натура. Если ты актёр, то где твоя труппа? Почему афиши не пестрят объявлениями о ваших гастролях?
— Они чуть задержались. Скоро подъедут, — выкрутился Этьен и тут же сменил тему. — Слушай, где ты нашла такого сердитого и въедливого дворецкого? Он меня не возлюбил с первого взгляда, — последовал театрально трагичный вздох. — Пришлось его задабривать.
А вот это уже интересно.
— Как?
— Я сказал ему, что сегодняшний обед — за мой счёт. И он стал ко мне хоть чуточку милосерднее. Если, конечно, можно допустить, что этот чопорный образец дворецкого величия способен на милосердие.
Яна снова не сдержала улыбки.
— Прелесть моя, вижу, что ты уже не хмуришься. Я так рад, что развеял твоё плохое настроение. Но всё же расскажи, чем эти далёкие от искусства люди в ратуше тебя расстроили.
Почему бы не рассказать? Не выбирая лестных выражений в адрес работников ратуши, Яна поведала, как её бесцеремонно отфуболили.
Этьен слушал и так искренне возмущался, так негодовал, что ей стало легче. Расстались они на пороге лавки.
— Отлучусь организовать обещанный обед, — пояснил Этьен.
— Мило с твоей стороны позаботиться об обеде. И, может быть, этого хватит, чтобы задобрить Бонифаса, но не меня, — Яна решила его отчитать. — Мне не понравилось, что ты солгал про гастроли. Как я могу после этого верить, что ты не солгал и про наше родство? Жду, что за обедом ты расскажешь честно, кто ты и что у тебя случилось. Я же вижу, что в последнее время у тебя началась в жизни чёрная полоса.
— Видишь? — немного растерянно переспросил Этьен.
— Кто ещё будет напрашиваться на постой в проклятую лавку, которую могут вот-вот забрать за долги, как не человек, которому нечего терять?
До обеда ещё оставалось немного времени, и Яна решила посвятить его чтению записей Жюля. Перед ней на данный момент стояло две неразрешимые проблемы — как погасить долг перед казной города и как помочь славной маленькой Жанетт с её очень редким проклятием (или даром?). Яна надеялась, что найдёт в записях дядюшки подсказки, которые помогут в решении хотя бы одной проблемы.
Она, как всегда, быстро увлеклась чтением и с головой погрузилась в описываемые события. Случай с пассажиркой корабля окончательно утвердил Жюля в мысли стать артефактором. Он поступил в столичную академию магии, но учился в основном заочно, так как его отец захворал и Жюль не хотел надолго отлучаться из Трэ-Скавеля. Профессора академии этому не препятствовали, так как Жюль показал себя исключительно старательным и талантливым студентом.
Параллельно с учёбой Жюль начал работать. Совместным решением отца и сына было превратить антикварную лавку в артефакторную. Тем более, что некоторые диковинные антикварные вещички годились быть переделанными в артефакты.
В лавку потянулись первые клиенты. Все они оставались довольны, и слава о способном артефакторе быстро распространялась по Трэ-Скавелю и за его пределами.
Некоторые места в записях Жюля были похожи на рецепты — настолько тщательно и скрупулёзно описывались в них способы приготовления того или иного артефакта. Яна даже начала улавливать некую логику, хотя иногда ей казалось, что логики нет — Жюль действовал творчески, слушал лишь свою интуицию.