Ever since we met (СИ)

— Раз в примерно сотню лет чарам, наложенным на поляну, нужна подпитка, — говорит мама, голос ее доносится от дверей, и Ваня оборачивается невольно. Она выглядит такой довольной, что от ее довольства можно запитать всю Москву, и электричества на неделю хватит уж точно. Впрочем, он подозревает, что ничуть не отличается от нее, особенно в те моменты, когда смотрит на Сашу. — Ковен это чувствует. Никто, кроме ведьм, не может увидеть поляну, если ведьма их не приведет туда, и это тоже часть защиты, а не только вечная стабильность погоды, но это так сплетено, что в тройке, которая подпитает эти чары на следующую сотню лет, обязательно должна быть погодница. Если не сделать этого, ведьмы останутся без защиты, на виду у людей, и тогда все, конец всему. Если массы узнают о магии, о том, что она реальна где-то вне битв экстрасенсов и прочей ерундистики, они не просто поверят, они захотят ее себе и будут готовы пойти на все ради этого. Вам, девчонки, не грозит оказаться в этой ситуации, и я этому очень рада.
— Почему вы так уверены? — спрашивает Соня, более любопытная, глазки блестят. Саня улыбается на этот вопрос, чуть ближе к нему придвигается, чтобы плечом его плеча касаться, а бедром его бедра. Мама и Соня либо не замечают этого, либо делают вид — может, и правда не заметили, в конце концов, они наверняка уже привыкли к тому, что они пытаются быть рядом.
— Я Ванькой была беременна, когда чары начали слабеть. Мы с Ирой и Наташей колдовали почти сутки и еле дошли после этого сюда, они потом тут приходили в себя, пока не смогли вернуться домой. Я вообще боялась, что после того, как я так вымоталась, у меня выкидыш будет, — мама улыбается, треплет его по волосам, снова отрастающим. — А он не то что удержался, он еще и пинался следующие два дня почти без перерыва, мстил за стресс. Я спать не могла нормально, Ира тут дежурила, чтобы среагировать, если что-то случится. Смеялась, что футболистом будешь.
— Я бы лучше пловцом. На худой конец, фигуристом каким-нибудь, — смеется Ваня. Да уж, он, оказывается, и до рождения вредничать умел. Интересная новость. — Но так тоже хорошо. Живу хорошо, жениться собираюсь, это ли не счастье?
Свадебное платье Сане он сшил сам, втайне от нее, едва сумев эту тайну от нее сохранить до самого конца, и то, как сияли ее глаза, когда он ей его, наконец, показал, стало для него ценнее любых подарков. Его она сейчас и надевает, когда на часах начало двенадцатого уже, свою часть цветов берет, и выходит из дома, Ваню за собой ведет, их пальцы переплетя. Метров пятнадцать по снегу, а потом костер, что уже развели родители, и самые важные для них люди, стоящие вокруг, и отчего-то сама атмосфера намного более торжественная, чем он мог бы подумать.
Страха, наоборот, намного меньше, чем он мог бы подумать. От чувства страха прекрасно спасают тонкие пальчики, сплетенные с его пальцами, и одобряющие улыбки вокруг. Боится он только одного — что если не сможет сделать ее счастливой? Что если не сможет дать ей желаемого? Венок из-под его пальцев, когда они руки расцепляют, выходит, как и тогда, чуть кривоватым и не таким красивым, как у Саши, но она улыбается, а значит, все хорошо. Жесткая ветвь падуба и мягкие стебли неизвестно откуда среди зимы взятой ромашки, розы с предварительно срезанными шипами и пышные хризантемы, из-под ее пальцев выходит настолько красивый венок, насколько это вообще возможно. Или это ему кажется, потому что он любит все, что она делает? Как бы то ни было, он делает шаг к ней, когда она шагает ему навстречу, и склоняет голову, позволяя ей надеть на него венок, прежде чем свой устроить на ее макушке.
В тишине, воцарившейся после этого, он слышит только ветер, треск костра и собственное сердце. Удар, два, три — а затем кажется, что из груди его вытягивается нить, тянущаяся куда-то. К Сане. Он вспоминает это ощущение сразу — тогда, ребенком еще, он не обратил на него внимания. Сейчас не только чувствует его, но и рад ему. Сейчас оно как цель, как главное, что может произойти сегодня. Он добровольно отдает себя в руки Саше, зная, что она не бросит. Зная, что она так же полностью отдает себя в его руки. Ваня тянется ее поцеловать — она его губы своими на полпути встречает, обвивает его шею руками, притягивая его к себе, целует его так, будто пьет и не может напиться, и он целует ее так же, потому что насытиться ею не получается, как ни старайся.
 
Когда воздуха перестает хватать, они друг другу в глаза смотрят, лбом ко лбу прижавшись, и улыбаться перестать не могут. Саша с головы свой венок срывает, и бросает в огонь — сноп искр вырывается, уходит куда-то в небо.
— Теперь точно никто ничего не разорвет, — заявляет она со смехом, его за руку берет, тыкается лбом ему в плечо. Его венок летит в огонь так же легко, он не жалеет об этом ни капли. Может быть, они оставили бы их воспоминанием, но им не нужны предметы, чтобы помнить о чем-то. Им достаточно друг друга. Сашу обняв, Ваня прижимается губами к ее виску, и в следующий миг чувствует и на себе объятья. Не только ее. Родители, его и ее, и тетя Наташа с дядей Игорем, и тетя Ира с дядей Сашей обнимают их крепко, поздравляют, похлопывают его по спине, что-то говорят Сане. Касаний кончиков их пальцев достаточно, чтобы в этой суете не почувствовать себя оторванными друг от друга — ему, по крайней мере. И все-таки, стоит появиться возможности, он ее снова берет за руку, чтобы чувствовать, что она рядом. Что ему не снится это все.
— Потом, — говорит он ей шепотом, когда остальные уходят в дом, оставив их позади, наедине, — я сделаю тебе предложение, как в тех фильмах, с кольцом, встав на колени, и у нас будет свидетельство о браке, и мы будем официально женаты. Подождешь немного?
Она смеется, тянется, чтобы поцеловать его куда-то в скулу. Глаза ее блестят ярче всех звезд, светятся так, что не нужен никакой костер и никакие фонарики.
— Мы сейчас связали себя друг с другом по законам выше человеческих, Ванюш, — шепчет она в ответ. — Хоть сто лет, хоть двести, хоть сколько угодно. Главное, не разлюби меня до тех пор.
Небо расцвечивают фейерверки досмотревших обращение президента людей, кинувшихся отмечать Новый Год, и кажется, что все вокруг празднуют их свадьбу. Разлюбить ее кажется невероятным.
Ваня знает: ему не кажется.