Ever since we met (СИ)

— Что тогда произошло?
— Мы же постоянно ссорились, — он губы поджимает недовольно, почти сердито. — Я дико ревновал, и жутко злился, и был уверен, что ты знаешь, что я тебя люблю, но тебе пофиг, поэтому вел себя как не знаю кто, всегда находил повод сорваться. Ну и уехал до вечера, чтобы не портить тебе день хотя бы раз, думал, ты не проснешься так рано, и я с тобой не встречусь с утра, и не придется искать оправдания. А вечером уже понял, что я тебе цветы не купил. Всю Москву, наверное, объездил, а кустовых нигде не было. Ну и…
— А я не оценила подарка и тебе расхотелось дарить мне хоть что-то еще, — заканчивает она за него. Он глаза прячет, но кивает, и она улыбается ему так тепло, как только может. — Ванюш, прошу тебя, никогда и ни за что не дари мне розы. Особенно красные. Пожалуйста. Что угодно, только не их. Мне их только Даня дарил, и я не горю желанием каждый раз вспоминать про него. Мы плохо расстались, ты же знаешь.
— Потому что он с тобой себя плохо вел? — уточняет он. Она хихикает.
— Потому что совесть сожрала бы меня, если бы я переспала с тобой, а потом продолжила с ним встречаться. Хрен с ним, Вань. Ты просто чудо, а не художник, и об этом я поговорю с гораздо большим удовольствием.
С гораздо большим удовольствием она бы целовалась с ним, если уж на то пошло. Что угодно, но не обсуждать их прошлые отношения. Что было, то прошло. Зачем лишний раз об этом говорить? Незачем. Не нужно. Кто старое помянет, напоминает она себе старую поговорку… Гораздо приятнее с ним обниматься, гораздо приятнее с ним в одной постели засыпать и просыпаться, когда щекой он прижимается к ее груди. Гораздо приятнее варить ему кофе, когда он рядом, то ли жарит яичницу, то ли ей мешает делом заниматься. Гораздо приятнее его поцеловать, когда он едет с друзьями встретиться, прежде чем самой выйти из дома — ее тетя Ира с девчонками ждет к обеду. Ей Ване приходится пообещать раз пять, что она гонять не будет, и все равно сложно удержаться, чтобы не разогнаться на байке больше позволенного. Сложно, но получается.
Получается и улыбку сдерживать, когда ее спрашивают, все ли в порядке — всем надоело только по телефону с ней разговаривать, когда они тут в двадцати минут ходьбы прогулочным шагом, получается и поддерживать разговор ни о чем. Не получается только все равно скрыть от других ничего.
— Наша Саша, — заявляет Соня, голову ладонью подперев, не глядя в собственном салате ковыряясь, — сияет, как сказали бы какие-нибудь там пафосные древние поэты, ярче света тысячи солнц. Ослепнуть можно. Ну, колись, что там у тебя, старостой группы заранее выбрали?
— Не-а, — она головой мотает. Ей нравится эта игра. Никто не просечет, в чем дело, она уверена. Она бы и сама не поверила и ни за что не подумала, что происходящее может быть реальным, еще неделю назад. А вот, пожалуйста, получите и распишитесь. Но по телефону она им не рассказывала ничего, ограничивалась общим положением дел, откуда им знать хоть что-то? Откуда им догадаться?
— Учебный год еще не начался, а ты уже заработала пару автоматов? — Лиза темными глазищами сверкает смешливо. Ей до университета еще расти и расти, пусть пока шутит свои шуточки, потом не до них будет наверняка, как только на своей шкурке почувствует, как это.
— Мимо, — Саша не сдерживается и язык показывает. Лиза показывает в ответ. Смешно всем.
— Кто из вас старше, хотела бы я знать, — бурчит притворно Настя: похоже, ее очередь угадывать. Негласная, а все же очередь. — Это вообще с универом связано, или эти две красавицы опять не туда ткнулись?
— Не туда, — она согласно кивает в ответ. Это забавно, когда они тыкаются и не могут понять, что да как. — Продолжите угадывать?
— Да что тут угадывать, — тетя Ира, со стуком на стол блюдо с печеньем ставящая, по голове ее треплет, и Саша жмурится, к ее ладони невольно ластясь. — Сашунька у нас довольная и счастливая, только не в учебе дело, и не в родителях. Кто тебе там серенады по ночам под окном поет, а, Сашунь?
— И ничего он мне не поет, — возмущается она, прежде чем до нее доходит, что это провокация. Щеки сами собой алеют, и смотреть на других получается только исподлобья, будто обиженно. — Вредные вы какие, а. Подловили и рады?
 
— Так, ну мы наверняка его знаем, — заявляет Лиза, смеется, на спинку стула откинувшись. — Саш, ну актриса из тебя никакая, ты бы видела, как ты дернулась. Кого мы такого все знаем, у которого девушки нет?
— Может, хватит мою личную жизнь обсуждать так, будто меня тут нет? — бурчит Саша себе под нос, но так, чтобы слышали все. Тетя Ира ее по плечу гладит, садясь на стул рядом с ней.
— Вот когда Лена с Наташей мою обсуждали, вот тогда было серьезно. А сейчас так, ерунда, можешь даже не обращать внимания. Можешь даже сама им сказать, кто там у тебя появился, чтобы они остыли.
— Ну, если кто-то умудрился в сердечке нашей Саши потеснить Ваню, он заслуживает… — Соня осекается, языком цокает восхищенно. — Вы ее видели? Нет, вы ее видели?
— Надо было нам давно вас вдвоем оставить, — глубокомысленно изрекает Лиза. Настя к ней тянется, волосы ей треплет, но сама же и приглаживает. На лицах у них довольные улыбки, и Саше кажется, они знали все еще до того, как знала она.
— Наконец-то до вас дошло, — говорит и тетя Ира, улыбается ей тепло. — Мы уже все измучились, и говорить вам нельзя, потому что все испортить могли, и вы бы нам не поверили, и смотреть спокойно никаких нервов не хватало.
— Мне мама намекнуть пыталась, — вспоминает Саша, — а я ей не поверила.
— Мы тебе все, кроме Алинки, намекнуть пытались, — заявляет Настя. — Она говорила, скажет, когда надо будет, и только то, что надо будет. Ей видней.
— Ей, наверное, сложно так. Жить, зная, что будет дальше, и понимая, что увиденное обязательно произойдет и этого не исправить, — Саша вздыхает, радуясь возможности перевести тему. — Я бы так, наверное, не смогла.
— Да, должно быть сложно, — соглашается тетя Ира, но по ее улыбке Саша видит: ее она не одурачила. — Так, все, хватит болтать, печенье вкуснее всего, пока теплое.
Девочки ее еще поддевают пару раз, пока она там, но беззлобно, да и как на них сердиться? Лизе она предлагает вернуться домой, когда уже собираться начинает, мол, ссор точно не будет, все нормально, и позаботиться смогут о ней — Лиза на нее хитро щурится и отказывается, и Саша не знает, радоваться или обижаться. Радоваться, наверное, потому что ни обижаться сейчас не хочется, ни грустить. Не сейчас.
Не сегодня.
Сегодня вернуться домой она планирует раньше Вани, но не успевает, это понятно сразу, стоит ей калитку открыть — там его машина, и дверь в дом открыта, и Плутон с Теоной оба на поводках. Взгляд у Вани виноватый, когда она его окликает — чего это он?
— Хотел их выгулять и ужин приготовить, пока тебя нет, чтобы ты не напрягалась, а не успел, — не то жалуется, не то кается он, дождавшись, пока она ближе подойдет. — Ты меня простишь?
Смешной он, ну правда. Саша его чмокает в щеку коротко, в дом входит, только чтобы из одного из шкафчиков около входа достать покрывало, которое они для пикников обычно приберегают, и с собой его взять, через плечо перекинув. В одной руке поводок Плутона, в другой — ванина ладонь, Саша за новым поцелуем тянется, стоит им за собой закрыть калитку, и чуть не падает, когда Плутон дергается — он хоть и маленький, но резкое движение сказывается. Ваня ее ловит тут же, даже не оторвавшись от ее губ, и смеется, когда они друг от друга все-таки отстраняются через минуту или две, и она тоже смеется. Бывает и такое. Да и нельзя сказать, что она против падать, если он ловит.
 
На берегу реки от ошейников можно отцепить поводки — пусть побегают. Плутон и Теона держатся вместе, даже уже не прицепленные к хозяевам, то он убегает вперед, то она, но друг к другу возвращаются, играют, пытаясь друг друга за хвост куснуть — кажется, будто из них вот так вот просто получились лучшие друзья. Как когда-то из нее с Ваней. В детстве все легче, в детстве если дружба завязывается, то это действительно дружба, и ты действительно доверяешь этому человеку — если это правда дружба, а не до первой ссоры. Сколько они выдержали рядом, несмотря на все проблемы последнего года, и сколько времени до этого пробыли без единой ссоры? Саша улыбается, когда Ваня, плюхнувшись рядом с ней на покрывало, устраивает голову у нее на коленях, и целует его в кончик носа коротко. Судя по недовольной мордашке, которую он строит тут же, ему этого недостаточно.