Ever since we met (СИ)

— Ну-ка стой, — командует он громко издалека, и она останавливается, даже не спрашивая, зачем. Он рядом оказывается в несколько огромных шагов и подхватывает ее на руки так легко, будто она ничего не весит. — Дурашка ты, Сань. Чего не разуешься, если ноги болят?
— Да с чего ты взял? — пытается она возразить. В его взгляде без единого слова можно прочитать, что ему кажется, что она его за идиота держит. — И чего ты вдруг тут? За кем приехал?
— За тобой, за кем же еще, — он плечами жмет едва заметно и едва ощутимо, аккуратно ее на асфальт опускает и дверь машины перед ней открывает. — Мне твой Даня позвонил, мол, спасай-выручай, совсем забыл про смену на работе, а Сашка ждать будет наверняка. Садись давай и разувайся, а то я тебя когда увидел, решил, что андерсеновская русалочка откуда-то появилась. Домой поедем.
Ей хочется поспорить, что она вовсе и не чувствует себя так, будто по битому стеклу ходит, так что русалочка из нее никакая, но даже спорить сил нет. Ступни ноют, в голове еще не выветрившаяся легкость от шампанского — Саша босоножки стаскивает и отбрасывает назад, а потом просто тянется и обнимает Ваню, еще не успевшего даже завести мотор.
— Спасибо что приехал за мной, — говорит она. На кончике языка клубничным вкусом собственная магия остается, благодарность, которую она ему передает, скользит по границе сознания молочным шоколадом. Его эмоции тоже шоколадные, пусть и другие, что-то в них такое, что она не может понять, с чем бы ей соотнести. Ваня замирает лишь на миг, затем ее за плечи обнимает, притягивая к себе, и целует в макушку.
— Кем бы я был, если бы бросил тебя одну? — даже если он шутит, все равно не смеется, и можно поверить в то, что он серьезен. — Ты очень красивая, Сань. И Даня твой сам виноват в том, что упустил случай увидеть тебя такой и влюбиться еще больше.
Ей не нужно, чтобы Даня влюблялся еще больше, думает Саша. Ей бы самую капельку любви от Вани. Не братской, не ей подобной, а той, о которой песни поют и книги пишут. Будет ли?
Вряд ли.
Но по пути домой она все равно засыпает, кутаясь в его джинсовку, и поверить в то, что это возможно, немножко полегче.
========== Глава 18 ==========
Алинка рядом с ней стоит, руки над огнем вытянув, и шепчет старые молитвы, старше чем этот лес, старше чем она себе может представить. Не так много случаев, когда несколько ковенов могут сойтись вместе, но Купала один из них — тут с ними и Этери Георгиевна со своими девочками, и даже Татьяна Анатольевна, старшая из всех знакомых ей ведьм, когда-то обучавшая магии всех старших на этой поляне. Они не разбиваются по принадлежности — смешиваются тут же, идут туда, куда им хочется, становятся рядом с теми, с кем хотят. Знают, когда солнце зайдет, когда купальская ночь начнется, у них будет время пообщаться. Знают, когда ты рядом с кем-то, кто тебе симпатична, тебе легче со своей магией справиться и перенаправить ее куда надо. Поэтому по обе стороны от нее Соня и Алина, около Сони Настя стоит, по другую сторону от Алины Женя, и далее, и далее — у них несколько костров, и они в несколько кругов стоят.
— Мать-богиня, — шепчет Саша, не прислушиваясь к другим, но зная, что они в этот же момент те же слова произносят, — дай мне силы защитить то, что мне дорого. Дай мне терпение пройти через то, что мне уготовано. Дай мне мудрость, чтобы принимать правильные решения.
Горячий воздух обжигает пальцы, но она упрямо удерживает руки на месте. Купальский костер им не повредит. А если и вдруг, тетя Ира — уже почти получается ее так называть — поможет ей вылечиться. Лечить себя всегда сложнее, и хорошо, когда рядом есть еще хоть кто-то, кто может сделать то же самое.
— Позволь мне славить тебя, Мать-богиня, — шевелятся ее губы почти беззвучно, одновременно с шепотом других ведьм. — Одари меня своей милостью.
Им не нужны команды и не нужны напоминания для того, чтобы за руки взяться. У Сони ладошка шершавая, у Алины холодная, несмотря на огонь, и Саша глаза прикрывает на чуть более долгий миг, чем собиралась, сосредотачиваясь на ощущениях. А когда она их открывает, солнце касается горизонта, и костры дружно выбрасывают в воздух снопы искр.
 
У них есть время, пока солнце не зайдет совсем, и Алина ее обнимает, стоит их ладоням расцепиться. Они больше месяца не виделись, пусть и живут не так далеко, потому что у Саши были экзамены, и подготовка, и подача документов, и прочая волокита — ей очень жаль, что так все получилось, но прошлого не изменить, и зачем на сожаления тратить время, если вместо этого можно Алинку обнять? Та к ней прижимается доверчиво, ну будто дитя малое, будто не на пару лет младше, а на весь десяток. Саша даже если всерьез призадумается, вряд ли сможет сказать, что ей это неприятно — она и не собирается.
— Хватит переживать так, — Алина на нее взгляд поднимает и улыбается открыто. — Все будет хорошо, вот увидишь.
Больше от нее требовать смысла нет, Саша знает. Алина не видит будущее пока что, а лишь чувствует его эмоционально и может сказать, как все обернется. Ей не верить смысла нет — если она говорит, что все будет хорошо, значит, к ее, сашиному, будущему прислушалась и почувствовала в нем ее довольство. Только вот насколько скорое это будущее? Мысли ее не успокаиваются, напротив, бурлят все ярче и беспокойнее, и взять себя в руки необходимо, но знал бы кто, как сложно!
— Все будет хорошо, — повторяет она следом вслух, выдыхает медленно. Что именно будет хорошо, и когда, и в чем, и как выразится это хорошо, ей неизвестно, но хочется верить. Алые отблески от солнца и от огня на их лицах пляшут, раскрашивая их безумными светотенями, и она знает, что время почти подошло. – Давай ты к нам послезавтра придешь? Мы чай вечность уже не пили. Заодно и поговорим, сейчас, сама видишь, некогда уже.
— Кстати насчет некогда, — Соня куда-то под руку ей подлезает под взглядом Насти, которая улыбается и головой качает, но тоже прислушивается внимательно, — сейчас-то что будет?
— Через костер сигать будем, — смеется из-за ее спины теть Наташа. — Слышала о такой традиции?
— Слышала, — Соня кивает в ответ, Настя с Алинкой следом. — А мы разве сможем? Купальскими кострами же, говорят, ведьм вычисляли, ведьма через него, типа, прыгнуть не может…
— Фигня это все, — теть Наташа фыркает, плечами передернув, рыжие волосы кажутся почти кроваво-красными, и это зачаровывает невероятно. — Смотри и учись, ребенок.
Подол своего балахона она подбирает, открывая кажущиеся по-подростковому острыми коленки — в возрасте за сорок это кажется необычным, но Саша давно удивляться старшим ведьмам разучилась — и подмигивает им. А потом — девчонки дружно и восторженно выдыхают — через костер прыгает легко и будто бы даже не особо стараясь. Саше смешно от их восторга: она в первый раз такой же была. У всех, в принципе, примерно та же реакция обычно, когда они узнают, что им предстоит, и ей нравится за этим наблюдать. Правда, в этом году новеньких больше, чем обычно. Сколько их будет в следующем? А тетя Наташа с другой стороны костра им машет, улыбаясь хитрюще, мол, давайте, кто следующая?
— Обычные девушки, — говорит рядом тетя Лена, — через купальские костры прыгали с любимыми, чтобы узнать, суждено ли им вместе. Но ведьмы на гораздо большее могут повлиять. Нам не нужно прыгать через костры с кем-то еще, если мы того не захотим.
Саша бы не отказалась, на самом деле, вот только кто ей позволит-то? Да и зачем ей задавать вопрос, если она уверена, что знает ответ? Ладно бы еще положительный, такие обычно приятно просто слушать, но нет, даже в этом ей не везет. Мысли эти, определенно, надо из головы выбросить, вытащить, выжечь — она свой подол поднимает так высоко, чтобы не мешался, и отходит на пару шагов, прежде чем разбежаться и прыгнуть. Костер плюется искрами, она на какой-то миг боится, что сейчас загорится, но нет — вот кожу обжигает жаром, а вот ступни на краткий миг почти болью пронзает, когда она по другую сторону приземляется. Темнеющее небо загорается звездами понемногу, будто бы где-то там, далеко, тоже зажигают костры, и она на миг останавливается, голову задрав, и смотрит туда. Вдаль.