Недоброе утро (СИ)
Надо мной свистели пули, и я инстинктивно вжимал голову в плечи… Вдруг дымный след прорезал воздух и укрепления из мешков с песком, где раньше стояли пулеметы, разнесло к черту! Целый водопад песка посыпался сверху, песок забился мне за шиворот, в глаза, в рот… Гребаные рейдеры!
До меня как-то не дошло сразу, что очень вовремя мы сменили позицию, а когда дошло, мне стало хреново.
Шум автомобильных двигателей приближался, стрельба стала еще более интенсивной… Наши тоже начали палить в ответ, но не очень активно — высунуться было сложно.
— Давай, Жека! — заорал Леха. — Валим ближайших!
Мы синхронно надавили на курки, и две машины: пикап и «жигули» затряслись под градом пуль, а потом пикап взорвался. Видимо, Леха попал в бензобак! Пикап подлетел в воздух, из него вывалился какой-то непонятный продолговатый предмет, в котором я не сразу узнал человека… Взрывом отбросило ближайшие машины, которые тут же попали под наш огонь. Попав под такой обстрел, рейдеры полезли из машин, боясь повторить судьбу своих соратников из пикапа.
Заметив ничем не защищенные цели, ополченцы воспряли духом и принялись отстреливать мечущихся рейдеров.
Но в общем-то все было печально: шеренга автомобилей быстро приближалась… Наконец они достигли рва, и тут проявили себя неожиданно, использовав военную хитрость: вперед выехали три микроавтобуса, водители из них выбрались через задние двери, а потом другие машины бамперами столкнули их в каньон, соорудив таким образом мостки, по которым побежали уже знакомые нам штурмовики.
Они довольно профессионально нашли укрытия и заставили заткнуться ополченцев со своего фланга. Дела и вовсе пошли худо, когда они принялись швыряться гранатами, и довольно успешно: пара РГД залетела-таки в амбразуру импровизированного бетонного бункера…
Оборона летела к черту. Все-таки их было слишком много, этих гребаных рейдеров!
— Жека! Жека, млять! Смотри!!! — орал Леха.
Над нами разворачивались Ми-24! Эти вертолеты я миллион раз видел в кино, и ни с чем не спутаю… Контейнеры для НУРСов были забиты под завязку, и шесть машин, совершив боевой разворот, зависли над нашими позициями и открыли огонь из всего имеющегося вооружения.
Перед нашими позициями разверзся огненный ад!
— Валим отсюда! — заорал я, заметив, что цепочка разрывов приближается к нашей высотке.
Вертолетчики не заметили нас с Лехой, и не особо целились, да и как ты будешь НУРСами целиться? Схватив пулеметы, мы припустили по склону холма, а за нами дрожала и взлетала в воздух земля. Леха матерился во всю глотку, я орал что-то невразумительное.
Мы укрылись за каким-то бетонным блоком, я ляпнул пулемет на землю, оперся спиной на бетон и встретился взглядом с Джоуи.
— Нормально так исполняют… — сказал он.
А чего еще от него ожидать?
После того, как отработали «двадцатьчетверки», над полем боя появились Ми-8. Они зависли метрах в полутора над землей и оттуда попрыгали лихие демоны с автоматами.
— Это же не «Алмаз»! — Леха приподнялся и теперь смотрел на разворачивающийся на поле боя спектакль.
— Это «Марьина Горка», — Лехин отец, весь в бетонной крошке и копоти, но вполне целый, сел на землю рядом с нами. — «Алмаз» сейчас с тыла работает. Все, хана рейдерам.
По всей видимости, он был прав.
Нам оставалось только приводить себя в порядок, помогать раненым и обезвреживать мертвых.
Вояки из «Марьиной Горки» и «Алмаза» стреляли в головы тяжелораненым и мертвым рейдерам, легкораненых и контуженных вязали и оставляли под конвоем.
Леха кивнул на пленных и сказал:
— А вот это правильно. Нынче каждый человек на счету, даже такая мразь, как эти… Пусть поработают на благо… На благо нам, хотя бы.
Ну да, что-то было в этом разумное. А у меня, наконец, нашлось время спросить у того, кто действительно разбирается во всей этой канители с рейдерами. Лехин батя как раз сидел неподалеку.
— Георгий Владимирович! — обратился я. — А откуда вообще эти рейдеры взялись? Чего их так много? Как они кормят всю эту ораву?
Майор вытер с лица грязь и бетонную крошку, пригладил усы и заговорил:
— Откуда взялись? А ты в курсе, сколько «зон» в Смоленской, Брянской областях?.. Россия — это вам не Беларусь… У нас рецидивистов и серьезных преступников перестреляли, остальных отпустили под подписку о невыезде. Ну, вы вроде в курсе, да?
Ну да, была у нас ночевка в тюрьме… А Георгий Владимирович продолжил:
— Ну, а там местные авторитеты с начальниками тюрем договорились в основном. Такой дурдом начался, просто кошмар… Вот эти рейдеры — прямиком оттуда. Катаются уже больше месяца, грабят выжившие анклавы. Саранча, хуже татаро-монголов, мать их! Ну, вы представьте себе, их же не меньше тысячи в этой колонне было! Нам картинку со спутника передали, где их путь отмечен: везде, где до этого оставалась жизнь, теперь пожары и трупы… Как будто мало нынче трупов!
Он стукнул кулаком в бетонный блок, и сказал:
— Так, нехрен сидеть. Подъем, пацаны, нужно помочь воякам этих сволочей конвоировать. Пулеметы можно уже оставить, — улыбнулся он.
Ну да, диковато мы бы смотрелись с пулеметами… Рядом с дотом в козлах стояли АК-74, ими мы и вооружились.
Лейтенант — спецназовец, из «Марьиной Горки», до зубов вооруженный, в бронежилете, разгрузке и с сигаретой в зубах, командовал загрузкой пленных в грузовики, которые подогнали ополченцы. Мы стали у бортов и контролировали процесс.
— И куда их теперь? — спросил Леха.
— Будут восстанавливать… — Лейтенант задумался. — Всё будут восстанавливать. Тут, млять, три четверти страны раздолбаны. Много у них будет работы!
— Три четверти? — переспросил я. — А на остальной четверти что? Просто мы как-то не очень в курсе…
Лейтенант докурил и отбросил сигарету, потом сказал:
— Сейчас этих отправлю, расскажу.
Он пошел к водителю грузовика, что-то ему объяснил, потом мы помогли двум бойцам взобраться в кузов грузовика, лейтенант хлопнул ладонью по борту, и грузовик, взревев мотором, поехал, присоединившись к транспортной колонне, которая покатилась куда-то в сторону Минска.
Лейтенант подошел к нам, поправил что-то из амуниции и заговорил:
— А на остальной четверти все вроде как приходит в норму… Настолько, насколько это возможно. Он, — военный показал пальцем в небо, — сейчас на Браславских озерах, все контролирует. Электроснабжение восстанавливаем, связь между анклавами… В Понеманье даже посевную провели. Народные дружины нам очень помогли, особенно против мертвяков… В общем, «жыве Беларусь», — лейтенант произнес лозунг прозападной оппозиции и улыбнулся ехидно. — Сейчас мы самая мощная сила от Одера до Волги, и от Балтийского моря до Черного по большому счету. В России все к черту полетело, остались сильные анклавы кое-какие, с ними связь держим. Есть мнение, что Батька их под свое крыло возьмет скоро… Хохлы тоже, даст Бог, скоро в себя придут, им нашей бульбы захочется. А! Еще с какой-то АЭС в Латвии, где персонал выжил, сотрудничаем — совсем недавно знакомый погранец со мной на связь выходил, рассказывал. Теперь точно с электричеством проблем не будет, только ЛЭП восстановить и всё… Так что если раньше мы были в жопе мира, то после всего этого — мы просто супердержава, мать его!
Лейтенант заржал в голос, и мы его поддержали. С юмором мужик! Или он не шутил нифига?
По-моему эта мысль пришла в голову и мне, и Лехе одновременно, потому что когда лейтенант отправился по своим делам, Леха как-то растерянно проговорил:
— И че, везде хуже, чем у нас?
Я обвел взглядом поле боя, полуразрушенные позиции ополченцев, трупы, лежащие повсюду, и пожал плечами. А что я мог ответить?
Оказалось, что я не совсем адекватно воспринимал пространство, и до Дубровского было еще добрых 20 километров. Это говорило только о благоразумии и продуманности ополченцев: нехрен воевать у себя на пороге!
И каково же было мое удивление, когда Леха сказал, что поедем мы на поезде. Черт, я и забыл, что есть еще на земле поезда!