Морской разбойник и торговцы неграми
Все это было довольно правдоподобно, и Атар-Гюль очень искусно сыграл свою роль, скрыв настоящую причину своего мщения.
Тогда старый негр воскликнул:
— Так как нет ничего реже на свете, как доброго белого господина, и так как братья наши подвергаются опасности из-за отъезда колониста Вилля в Европу попасть в руки жестокого и бесчеловечного хозяина, то мы и соглашаемся подвергнуть разорению и истреблению его заводы, строения, поля и стада, чтобы воспрепятствовать ему выехать из колонии. Добрые господа так редки, что нужно всячески стараться сохранить их.
Потом он велел Атар-Гюлю стать на колени и сказал ему:
— Клянись нам светом луны, утробой твоей матери и глазами твоего отца хранить навсегда молчание о том, что ты видел!
— Клянусь!
— Знаешь ли ты, что при малейшей нескромности ты падешь под ножами детей Волчьей Горы?
— Знаю.
— Клянись нам жертвовать мщению своих собратьев, даже своей женой и детьми, если бы это потребовалось, для наказания бесчеловечного и несправедливого колониста.
— Клянусь.
— Хорошо, желание твое будет удовлетворено.
Тогда один из негров, стоявший возле старика, принес несколько связок ядовитых растений.
Старик помочил их в котле, потом, вынув их, отдал Атар-Гюлю, объяснив ему их свойства.
Потом, помочив прут в котле он помазал им лоб и грудь Атар-Гюлю, говоря:
— С помощью этого очарования действие данного тебе яда будет верное. Прощай, сын мой. Правосудие и сила да сопутствуют тебе... мы поможем тебе, и добрый хозяин твой будет совершенно разорен.
Костер догорал, и его пламя бросало тусклый и мерцающий свет. Негры разошлись, назначив новое собрание через две недели, и Атар-Гюль возвратился в дом доброго Вилля.
«Наконец мщение мое приближается, — воскликнул негр со злобной радостью... Сначала я разорю тебя; потому что я хочу, чтобы ты остался здесь, чтобы я видел слезы твои и горесть, чтобы твои невольники и стада передохли, чтобы заводы твои сгорели, и чтобы, наконец, у тебя остался только один я, и тогда...»
Тут Атар-Гюль громко захохотал ужасным, дьявольским смехом.
Солнце уже всходило, когда негр пришел к дому колониста.
ГЛАВА VIII
Накануне свадьбы
Атар-Гюль, проходя через зеленый луг, вдруг услышал шипение и свист змеи. В то же самое время шум над головой его в воздухе заставил его поднять кверху глаза. И он увидел коршуна, кружащегося над змеей. Птица эта, улучив удобную минуту, бросилась на шипящую от ярости змею и, ударив ее клювом в голову, убила и принялась клевать... как вдруг из-за кустов раздался ружейный выстрел, и коршун повалился мертвый на траву.
Атар-Гюль вздрогнул и увидел перед собой Теодорика с ружьем в руках.
— Ну, что, Атар-Гюль, — сказал молодой человек, подходя к нему. — Как я выстрелил?.. Неправда ли, славно!..
— Отлично, господин!.. отлично! Вы мастерски стреляете! Только напрасно вы убили эту птицу... она избавляет нас от этих ужасных змей. Посмотрите, какая страшная гадина, — и негр показал ему мертвую змею, держа ее за хвост. Она была длиной более сажени, а толщиной около четырех вершков.
— Черт возьми!.. Я очень сожалею об этом!.. Ибо у нас множество этих проклятых гадин... и я охотно бы дал тысячу франков, чтобы их всех истребить на нашем острове.
— Вы правду говорите, хозяин... они часто жалят наш скот.
— Точно так, Атар-Гюль, притом же Женни моя очень боится этих гадин. Однако же не столько, как прежде; ибо прежде бедная девушка бледнела как смерть от одного имени змеи... Ее родители и я, мы всячески старались отучить ее от этой боязни, мы несколько раз клали нарочно перед нею убитых и приготовленных змей, теперь она не так боится их.
— Точно так, господин, это единственное средство отучить ее бояться змей. У нас в Африке точно так же приучают к ним жен и детей. Но послушайте, господин, вот не худо бы употребить для такого дела и эту змею. Возьмите-ка ее с собой в дом; но прежде нужно отрезать ей голову: осторожность не помешает...
— Верный слуга! — сказал Теодорик.
И он помог негру отрезать голову змеи, чтобы эта невольная шутка была совершенно безвредна.
«Хорошо! — сказал Атар-Гюль про себя, — это самка!»
— Ну, пойдем скорее, — продолжал Теодорик, — чтобы нас не увидали здесь. Возьми змею и неси ее за мной.
До дома колониста было недалеко, Теодорик шел впереди, а за ним негр, держа змею за хвост и волоча ее по земле, так что на траве оставался кровавый след.
Жилище доброго господина Вилля, подобно домам прочих колонистов, имело два этажа.
В нижнем этаже находились комнаты господина Вилля, его жены и дочери их, Женни.
Двойные шторы и ставни защищали эти комнаты от палящих лучей американского солнца. Теодорик подошел потихоньку к окну, ибо шторы были наполовину подняты. Женни не было в комнате, она, без сомнения, молилась со своей матерью.
Тогда Теодорик взял змею из рук Атар-Гюля, который из предосторожности еще раз раздавил ее об стену дома. Потом Теодорик положил змею на окошко между горшками с цветами и отошел прочь.
В это самое время, как он обернулся к Атар-Гюлю, с удивительным вниманием следившему за всеми его движениями, вдруг кто-то крепко схватил его за руку.
— А! Наконец-то я поймал вас, господин соблазнитель! — воскликнул колонист с громким и веселым хохотом.
— Тише, господин Вилль! Пожалуйста, тише! — сказал Теодорик. — Женни может подслушать нас.
— Ну так что же?.. любезнейший женишок!
— Не нужно, чтобы она знала эту шутку — я положил ей змею на окно, чтобы отучить ее от боязни этих животных.
— В самом деле?.. змею!.. о! славная шутка!.. Мы посмеемся над этой трусихой... но я надеюсь, однако же, что тут нет никакой опасности...
— Вовсе нет, господин Вилль, змея убита и у нее отрезана голова...
— Хорошо, я спокоен теперь, друг мой, пойдем спрячемся за дверью ее комнаты и послушаем, как она будет кричать, — сказал добрый отец, входя потихоньку в сени.
Дверь вскоре отворилась, и в комнату вошла Женни, напевая вполголоса песенку, которую так любил Теодорик; она подошла к зеркалу и взяла с туалета цветы, ленты и подвенечное покрывало и начала примерять их.
— Ах! завтра!.. завтра, — говорила она сама себе, — мне нужно будет нарядиться в этот убор... о! какой день! какое счастье!.. как сильно бьется у меня сердце, когда я подумаю об этом... но, право, не от страха!.. о! мой милый Теодорик!..
В эту минуту легкий шум и шорох, услышанный ею у окошка, заставил ее вздрогнуть... она повернула голову в ту сторону.
Но вдруг губы ее побледнели... она всплеснула руками... хотела вскочить со стула... но не могла и упала опять на него, дрожа всем телом...
Несчастная девица увидела ужасную голову чудовищной змеи, ползущей в окошко и приподнимающей шторы своим телом.
Она скрылась на время в ящике с цветами, стоявшем на окошке. Не видя более ужасного гада, Женни ободрилась и бросилась к дверям, стараясь отпереть их и крича.
— Маменька! маменька!.. Спасите меня!.. отоприте!.. отоприте!.. змея!.. змея!..
Но она никак не могла отпереть дверь.
Ее родители и любовник держали дверь и, думая, что дело идет о мертвой змее, которую Теодорик положил на окошко, не пускали ее и смеялись ее страху.
— Не бойся! Женни! не бойся!.. Она не съест тебя, — говорил веселым голосом господин Вилль. — Экая трусиха!.. боится мертвой змеи!..
Женни испустила ужасный вопль и упала на пол у двери...
Змея сошла с окошка, увидела свою самку, положенную Теодориком, убитую и раздавленную, зашипела и засвистела от ярости.
Потом бросилась к Женни, лежащей без чувств на полу, и с неимоверной быстротой обвилась вокруг ее тела...
Клейкое и холодное тело гада прижалось к груди молодой девицы...
Обернувшись еще раз вокруг ее шеи, змея укусила ее за грудь...
Несчастная девица, возбужденная от обморока ужасной болью, открыла глаза и увидела перед собой серую и кровавую голову змеи и глаза ее, сверкающие огнем ярости.