Девушка с пробегом (СИ)

Слава богу — без осложнений. Улетали мы в июле — Огудалов довольно жестко твердил, что “рожать будем в Америке”, когда я была уже на четвертом месяце, и меня все вокруг пугали рисками, а родилась здоровенькая и крепенькая Энни, весом в три килограмма шестьсот граммов. И я помню, как у её отца тряслись руки, когда ему первый раз дали её подержать.
Если честно, окончательно все улеглось только полгода назад, когда мы наконец получили гражданство. Получили. Божечки!. Мы в честь этого закатили такую вечеринку, какую только в фильмах про студентов и увидишь.
Ну и результаты после той вечеринки тоже вылезли довольно скоро. Вот вроде и не пили мы тогда ни глотка, но и опьянения эйфорией нам тоже хватило…
За моей спиной раздаются шаги. Алиска плюхается на диван рядом со мной, роняет голову на мое плечо.
— Ураган Анна нейтрализован, — бойко рапортует она, — у нас есть полчаса тишины, но платье, наверное, не выживет. Кот, кстати, возможно, тоже.
— Ну, шесть лет платье жило, пора бы уже, пора. А кот уже давно должен был выучить маршруты движения Энни, — флегматично откликаюсь я, — Не выучил — значит, ему нравится, когда его гладят до посинения.
Да-да, кот. В нашем доме в настоящее время две кошки, три собаки и долгоживущее пресмыкающееся Зевс — который временами пропадает, когда мои сердобольные дочери выпускают его из террариума. Когда я уже начинаю волноваться — Зевс обязательно выпрется из-под какого-нибудь дивана, с четко отпечатавшимся на морде лица посылом, что волноваться за него не нужно, он, мол, нас всех переживет.
Заматерел мой черепах так, как я и предсказать не могла…
— Мам, мне папа звонил, спрашивал, приеду ли я на каникулы, — тихо сообщает Алиска.
— На Пасхальную неделю слетаешь, — киваю я, а потом встаю с дивана, — можешь убрать фотки? У тебя когда сегодня репетиция?
— Да, ма, конечно, уберу, — откликается Алиска, — репетиция в шесть, Джейк должен за мной заехать.
Джейк. Должен заехать.
Я знаю этого Джейка, кстати, вот уже второй год он ужинает с нами по субботам.
И сейчас я гляжу на девчонку, которой в августе этого года должно стукнуть восемнадцать. Я помню, какой она появилась на свет — крохотной, маленькой, хрупкой. И тогда я безумно за неё боялась. Боялась, что этот мир её сломает, сделает ей больно, не даст раскрыться…
А сейчас…
У её инстаграма с комиксами про кота полтора миллиона подписчиков. Среди них есть даже подтвержденный профиль Джастина Бибера. Понятия не имею, кто это, но Алиска от него прется.
У неё и её друзей свой бойз-бэнд и они в этом году планируют выступить на разогреве у какой-то поп-дивы.
У неё, черт побери, есть временные права и даже своя собственная тачка, на которую она, между прочим, не у отчима выпросила…
И еще этим летом моя Лисица уезжает в колледж, проходить курс по дизайну, потому что идея шить наряды для собак как напала на неё в одиннадцать, так не отпустила и до сей поры.
Короче говоря, у меня настолько крутая дочь, что я готова почти упасть в обморок. Я так боялась, что смена страны, разлука с отцом и прочей родней как-то её сломает, но мы этого не допустили. Справились. Боже, и как же это круто.
— Я люблю тебя, милая, — произношу перед тем, как уйти к себе в мастерскую.
— И я тебя, ма, — с достоинством откликается Алиска и не торопясь листает альбом. Она любит зависать на свадебные фотки даже побольше, чем я.
Я ухожу в мастерскую. Здесь я нахожусь неподолгу, и то только ввиду своих обстоятельств. Нет, мне вообще не рекомендуют работать — “на вашем-то сроке лучше бы минимизировать любое напряжение”, но только очень недальновидный человек отнимет у меня краски. Даже Огудалов не рискует. А у него столько привилегий, сколько нет даже у моей мамы.
Кстати, да, я соскучилась по маме. И по Ирке…
Не угрожай перелет преждевременными родами — я бы слетала вместе с Алиской, чтобы повидаться с родней.
Увы, мне остается только рисовать. И пусть аукцион только через два месяца, я хочу закончить диптих для него как можно раньше.
 
Если что — за Энни приглядывает няня, поэтому я могу позволить себе поработать.
И я рисую.
Рисую, рисую, рисую…
Рисовать, пока не остановится сердце, — вот мой девиз. За шесть лет я успела расписать потолки в нашем с Огудаловым доме. Не Секстинская капелла, конечно, но если мои наследнички не догадаются содрать в три дорога за это вот “произведение искусства”, то я в них ужасно разочаруюсь.
Кисть пляшет по холсту, расставляя акценты то тут, то там, сплетаясь в волны океана.
Черт его знает, сколько времени пролетает, но не меньше чем два часа, потому что когда за моей спиной слышатся шаги, и я вздрагиваю и чуть прихожу в себя — за окном мастерской уже сгущаются сумерки.
Так, надо остановиться и дождаться утра. При искусственном свете все равно рисуется какая-то дичь.
На мой живот ложатся широкие теплые ладони.
— Добрый вечер, Майкл, добрый вечер, Надя, — ласково произносит Дэйв, — миссис Райт уже накрыла нам ужин, ждем только вас.
Да-да, Майкл. Узистка гарантировала, что на этот раз у нас мальчик. Огудалов врал мне, что ему все равно, но я точно знаю, что он на радостях даже обзвонил всех своих знакомых и обещал проставиться, когда ребенок родится.
— Привет, — выдыхаю я, пытаясь справиться с тем, что у меня перехватило дыхание, — давно вернулся?
— Час назад, и я уже отпустил Шэрон, — прошло шесть лет, а ничего не меняется. Я все так же загораюсь от его прикосновений. Я все так же тону в его космических глазах. И пары поцелуев в шею достаточно, чтобы я ластилась к его рукам голодной до ласки кошкой.
И каждый год к лицу Давиду Огудалову, его, оказывается, совершенно невозможно испортить возрастом. Впрочем, он насчет меня то же самое утверждает… Я даже верю. В конце концов, я же ему обещала когда-то именно это — верить.
— Как на работе? — я касаюсь его груди лопатками, и жмурюсь, слушая, как в голове моей все укладывается и успокаивается.
— Я все еще не разорен, — тоном “сам в шоке” и будто по секрету сообщает мне Огудалов, — поэтому твой коварный план стать единственной кормилицей семьи все никак не реализуется.
— Ну как же так? — я делаю вид что расстроилась. — Я так рассчитывала.
— Ага, рассчитывала, я точно знаю, — смеется Огудалов, — детка, тебе опять прислали чек, который неприлично показывать людям.
— Ты сам притащил ко мне Майкла, — я качаю головой, — ты знал, что он настолько меня распиарит?
— Мне только завидно, что я так не могу, — вздыхает Дэйв, — в конце концов, кто должен сообщать всему миру, что у меня самая талантливая жена на свете?
И он меня целует — горячо, почти что с голодом. Снова заставляя меня захмелеть от одних только его губ.
Ужасно интересно только одно. Как у нас с ним только двое детей получилось? Тут и пятерым хватило бы места.
— Девочки уже, наверное, за столом, — ворчу я, напоминая, что нас вообще-то ждут.
— Ну, значит, идем, мечта моя, не будем заставлять их голодать, — Огудалов вздыхает и тянет меня к дверям.
Итак…
Прошло шесть лет. Шесть сложных, но безумных лет, о которых я ни одной частью своей души не жалею. И о разводе я не думала ни разу. Не с ним. Не с моим Аполлоном. Увы мне — он оказался слишком божественным. Еще бы не был язвой на ягодице — вообще бы сочла идеальным, но кому вообще нужны эти идеалы?
Следует, пожалуй, уже признать наконец — мое “долго и счастливо” меня догнало. Бывает же…
Конец