Объект подлежит уничтожению (СИ)

— Итан…
— Что?
Его дыхание понемногу возвращается в норму. Ладонь касается моей щеки, нежно поглаживая.
— Ты мой.
Он выдыхает мне в губы, чередуя слова с поцелуями и вновь лишая меня способности мыслить.
— А ты моя…
Меня зовут Эшли Корд. Через неделю мне исполнится двадцать. И сегодня впервые за все эти почти двадцать лет я счастлива.
Завтра нас с Итаном будут ждать новые испытания. Нам будет необходимо вновь столкнуться с жестоким миром бесчувственных серых объектов, со сводом правил и сотней законов, которые мы успели нарушить ни единожды. То, что мы сделали, жестоко карается. Но я не жалею о том, что пусть на одну ночь, но я была свободна. Свободна от этих безумных уставов. Я была счастлива, была любима. Я стала его.
Даже если завтра меня отправят в камеру утилизации, эту жизнь я уже прожила не зря. Я чувствовала.
  
18. Фаза
 
Знакомый звук системы оповещения наполняет жилой отсек, и включается освещение. Надоедливая трель заставляет поморщиться и не оставляет ни единого шанса продолжить отдыхать. Машинально прикрываю ладонью глаза, чтобы спастись от яркого света. Тело расслабленно, и нет ни малейшего желания вставать. Лёгкая слабость в мышцах и очень удобная поза во время сна только усиливают это ощущение. Сегодня у меня нет никаких сил следовать этому режиму. Так удобно и хорошо, спокойно. Просто не хочу, чтобы это заканчивалось.
Мысли понемногу возвращают меня в реальность, и я начинаю отчётливо чувствовать, что не одна. Всего секунда мне нужна, чтобы события прошлой ночи пролетели в голове яркими картинками, заставляя волну жара распространиться вдоль тела. Вновь прожить весь тот спектр эмоций, которые я испытала за последние несколько часов. От панического состояния и ужаса нападения, до невероятного переполняющего чувства единения с Итаном.
Мужская ладонь покоится на моей груди, и сейчас, проснувшись, это прикосновение вызывает у меня лёгкое смущение. Щеки мгновенно заливаются румянцем, когда я понимаю, насколько близко мы сейчас. Тёплое дыхание Эванса касается моего плеча, и по телу пробегается дрожь. В районе диафрагмы вновь зарождается трепет, который заставляет меня задержать дыхание. Мне так не хочется, чтобы этот момент заканчивался. Чтобы мы снова строили из себя холодных бесчувственных объектов. Потому, что единственное, что мне необходимо — чтобы он был рядом.
По дыханию Итана, я понимаю, что он уже не спит. Но мы упорно продолжаем делать вид, что ничего не происходит. Что нам не надо вставать. Будто мы целый день можем лежать вот так обнявшись, скрываясь от всего этого мерзкого мира под тонкой тканью одеяла.
Его ладонь медленно оглаживает полушарие груди, заставляя меня мгновенно задохнуться. Подушечки пальцев оставляют практически невесомые следы, рисуя неизвестные мне схемы на чувствительной коже. Вниз по ребрам, касается живота, вновь вызывая во мне рваный вдох. Каждое это прикосновение заставляет меня сходить с ума. Запретное настолько, что если кто-то даже предположил бы такое — то наверняка ему бы оставили метку в личном деле. Лопатками чувствую тепло его тела, когда он прижимает меня к груди, притягивая ближе. Ягодицы упираются в его пах, и от этого мои мысли совершенно улетучиваются. Здравый смысл всегда уходит уступая место чувствам.
Эванс вдыхает запах моих волос и легко прикасается губами к затылку. Но мои ощущения так обострены в данный момент, что я чувствую каждый, даже еле уловимый жест с его стороны.
— Ты дрожишь…
Его голос, чуть хриплый после сна, вызывает очередную порцию мурашек.
— Да.
Выдыхаю это слово, и когда он оставляет поцелуй на плече, прикусываю губу.
— Пора вставать, Эш.
Знаю. Я понимаю, что нам не укрыться, не спастись и не спрятаться. Что необходимо вставать и встретиться лицом к лицу с этой жестокой реальностью.
Удивлена, что мы до сих пор вместе. Что стражи не ворвались среди ночи в отсек, забирая нас на казнь. Это странно, ведь камеры неусыпно контролируют жизнь в муравейнике под названием Ребут-сити.
 
Итан отстраняется, и разгоряченное от его близости тело мгновенно обдаёт холодом. Переворачиваюсь, наблюдая за его действиями, и снова задерживаю дыхание, когда, отбросив одеяло, он встаёт. Сейчас, при таком освещении, я полностью вижу его тело. Внутри снова всё стягивает узлом, и я сильнее сжимаю бедра, чтобы хоть немного погасить это пульсирующее ощущение.
Абсолютно не стесняясь и не обращая внимания на наготу, он начинает собираться. Я же с приоткрытым ртом ловлю каждое движение. Наслаждаюсь этим зрелищем. Как перекатываются мышцы под кожей на спине, когда его руки, обвитые переплетением вен, проходят по полкам шкафа в поиске нижнего белья. И в конце-концов вынуждена признать, у него очень красивое тело. Оно вызывает во мне желание. Перехватывает дыхание и пленит сознание, подбрасывая такие пошлые картинки, что мои щеки снова заливает румянцем.
Как бы мне не хотелось продолжить нежиться в кровати, но таймер, начинает пищать, заставляя меня подняться. И спальное место сразу заезжает в стену. Мне слегка неловко, под внимательным взглядом Эванса. Я ощущаю, как теперь он изучает меня. Чувствую, как его голубые глаза скользят по моему телу. Практически физически ощущаю это. Будто он сейчас изучает изгибы пальцами.
— Ты очень красивая.
Секундная неловкость. Мне никогда не говорили ничего такого. А когда эта фраза звучит из уст мужчины, который смотрит ТАК, то и вовсе вгоняет в смущение. Но мне очень приятно слышать подобные слова. Я хочу нравится ему, быть желанной. Эванс шумно сглатывает слюну, когда я подхожу ближе и наклоняюсь, поднимая свой топ, который вчера отбросила на пол.
— Ты же понимаешь, что скорее всего это последний наш день?
Натягиваю верх одежды, стараясь привести себя в порядок. Завязываю волосы на затылке, в попытке придать более подходящий для объекта вид. Он только пожимает плечами, будто эта новость совершенно не цепляет его.
— Ну и что? Этот или следующий… Какая разница, если это неизбежно? Знаешь, мне не страшно умереть. Эта ночь значила гораздо больше, чем все предыдущие двадцать шесть лет моей жизни.
Его слова задевают что-то очень хрупкое внутри, то, что заставляет моё сердце сжаться. Перед глазами снова возникает лёгкая пелена слёз, и я только поджимаю губы, чтобы не поддаться этому и не расплакаться. Так и замираю, стоя посреди жилого отсека. Сказанные слова — лучшее признание. Потому что я чувствую тоже самое. Меня переполняет это чувство, и я закрываю лицо ладонями. Он подходит ко мне, заключая в объятия, и я чувствую, как быстро стучит его сердце сейчас. Как на самом деле его волнует эта безысходность, в которой мы оказались заперты. И что разделяю эти переживания вместе с ним.
— Ну чего ты?
Проводит рукой по моим волосам и прикрывает глаза. Бросаю взгляд на маленькую камеру над входом и чувствую, как ноги тяжелеют, прирастают к полу, примерзают как в криокамере. Я совершенно забыла о наблюдении в отсеках. Страх парализует. Разгоняет холод между лопатками и покалывает в пальцах.
— Почему они ещё не пришли за нами?
Этот вопрос меня волнует с момента пробуждения. Ведь даже сам факт моего нахождения здесь уже тянет на штраф. А учитывая чем мы занимались — это билет в один конец. Обеспокоено прижимаюсь к Итану, обхватив руками его шею. Будто он единственное спасение для меня. Вдыхаю запах его тела, пытаясь насытиться ним сполна. Запомнить.
— Возможно, у нас ещё есть немного времени.
Он чуть улыбается, а я хмурю брови, стараясь понять, почему он так спокоен. Я уже вся извелась от одной только мысли, что о нас уже всё известно. Представила, что прямо сейчас стеклянная перегородка отъедет в сторону, впуская в отсек Эванса стражей, и они насильно заберут его у меня. Фантазия рисует это так ярко, будто всё происходит на самом деле. После всего, что произошло между нами, я просто не могу потерять его. Жмурюсь так сильно, что глаза болят. Но стараюсь всеми силами заглушить собственные страхи.