Объект подлежит уничтожению (СИ)

И тишина. Признаваясь в этом, я уже вынесла себе вердикт. Произнося это вслух я собственными руками уничтожила себя. Но я не отвожу взгляда, не стараюсь отрицать. Наоборот. Я смело вглядываюсь в лицо мужчины перед собой, открывая ему свой страшный секрет.
Крепкая мужская ладонь опускается на мою руку. Даже сквозь слой латекса я ощущаю тепло его руки. Приоткрываю рот от изумления, когда Итан переплетает наши пальцы. И сейчас же рассыпаюсь мелкими стёклами. Ко мне впервые прикасаются ТАК. Ко мне вообще никогда никто не прикасался. Только для установки или перезагрузки программного обеспечения.
Я не понимаю, почему он делает это. Это недопустимо, запретно. Но так безумно приятно. Чувствую, как вся горечь мгновенно испаряется, уступая место новым, неизведанным ранее эмоциями. Трепетному ощущению лёгкой пульсации в груди. Такому странному чувству невесомости. Будто все органы внутри в один момент стали подобны воздушным пузырям. Дышать тяжело, а воздух в перинатальном отделе и вовсе, кажется, нагрелся до небывалых температур. Итан, не отрываясь, смотрит мне в глаза, думает. И когда Эванс убирает руку, вдруг ощущаю катастрофическую нехватку чего-то. Без этого прикосновения стало холодно.
До конца смены мы больше не поднимаем этой темы, да и в принципе почти не общаемся. Лишь в конце дня Итан отправляет отчёт, пока я стою возле тех самых капсул с "браком".
Возвращаюсь в жилой отсек молча: в ожидании исполнения приговора. Жду, когда стражи ворвутся в маленькую серую комнату, скуют запястья прозрачной лентой и показательно проведут по всему отсеку, прежде чем дойти до места казни. Не моргая смотрю на дверь в ожидании моей кары. За спиной загорается зелёным дисплей на пункте раздачи, и я хмурю брови.
«Еда?»
Подхожу к механизму, забираю лоток с провизией. А подняв крышку рассматриваю содержимое с неменьшим изумлением. Полноценная порция питания, салат и… Кофе. Снова. Хватаю термостакан и вдруг замечаю, что на дне, под ним, что-то есть. Сложенный в несколько раз листик бумаги. Бумага… Это практически непозволительная роскошь. Когда-то я читала об этом в файлах, что во время обучения люди использовали бумагу каждый день. Писали на ней, даже книги печатали. Надо же! Сейчас столь дорогой материал доступен только некоторым. Моей заработной платы даже на должности помощника в лаборатории вряд ли хватит на один лист. Кусочек бумаги маленький, но когда я его разворачиваю — замечаю, на нём надпись:
«Тебе гораздо лучше без линз, Эшли»
  
6. Грань
 
Не знаю почему, но сегодня я проснулась на целый час раньше. И по необъяснимым причинам уделила особенно много внимания внешнему виду. Конечно, у меня нет выбора в одежде, но зато сегодня я впервые решилась сделать что-то на подобии прически. Не просто хвост, который стал моей неотъемлимой частью — а действительно настоящую укладку. Я потратила целый час, чтобы привести непослушные пряди в нормальный вид. И всё это лишь потому, что мне вдруг стало это необходимо. Мне хотелось, чтобы в голубых безднах глаз Итана хоть на мгновение проскочила искра удивления и, возможно, восторга. Это странное ощущение вязким сиропом расползалось под кожей. При одной мысли о мужчине в грудной клетке становилось теплее. Я осторожно развернула маленький листик бумаги и ещё раз пробежалась по строчке. И вновь это трепетное чувство заполонило меня.«
«Эшли, что с тобой происходит?»
Это странно и просто необъяснимо. Я ни разу не встречала упоминаний подобного состояния. И боюсь, что мои симптомы могут свидетельствовать о неизлечимом недуге. Но даже если меня это когда-то убьёт, то я готова, лишь бы снова ощутить, как диафрагму сковывает в плотные тиски от одной мысли об Эвансе.
Намеренно нарушаю все правила и не надеваю линзы. Потому что одной строчки на крошечном клочке бумаги было достаточно.
И как только, выходя из блока, встречаюсь с голубыми омутами — замечаю в них те самые желанные эмоции. В этот момент мне хочется улыбаться, хочется кружить вокруг своей оси и раз за разом удерживать это тепло в груди.
 
Впереди много других объектов, и какое-то время Итан попросту даже не смотрит в мою сторону. Пока я едва ли могу сдержать улыбку на лице, воспроизводя в памяти его взгляд. Волосы уложены волнами и спадают на плечи. И мне плевать, что другие смотрят с пренебрежением на их цвет, так разительно отличающийся от норм нашего общества. Сегодня я не хочу их прятать.
Как только мы остаёмся вдвоём, Эванс тут же поворачивается ко мне. И я вижу на его лице такую же лёгкую улыбку. Ту самую, которая пленит мгновенно и потом ещё долго воспроизводится в памяти.
— Объект 2104, вы сегодня выглядите иначе.
Он говорит это серьезным тоном, но эти лукавые искры в глазах зажигают такой пожар, что я мгновенно краснею.
— Это плохо?
Смотрю в отражение на лицо мужчины и стараюсь хоть немного держать эмоции под контролем. Выходит паршиво, потому что сердце колотит с таким ритмом, что мне кажется, будто я пробежала кросс по этажам Ребут-сити.
— Просто ваш внешний вид так не соответствует уставу.
Он растягивает слова, и от этого бархатного голоса мои колени подкашиваются.
— Вам не нравится?
Табло с нумерацией этажей мерцает, показывая, что мы скоро прибудем в пункт назначения. И Итан жестом пропускает меня ближе к двери. Я делаю шаг и останавливаюсь у зеркальной поверхности. А после…Эванс становится за моей спиной. Так близко, что даже через слои одежды я ощущаю тепло исходящее от его тела. Эта непозволительная близость сводит с ума, заставляя на мгновение забыть как дышать. Его дыхание обжигает мой затылок и посылает по коже целый ураган из крошечных иголочек. Они рассыпаются по телу и концентрируются спиралью внизу живота.
— Очень нравится, Эшли.
Выдыхает тихо, а я благодарю свой организм, что он всё ещё удерживает меня в вертикальном положении. Но когда двери лифта отъезжают в стороны, на ватных ногах делаю неуверенные шаги вглубь помещения.
— Сегодня у тебя будет несколько заданий, — протягивает мне экран с планом смены, — а я через час вынужден буду подняться к Рид. Не знаю почему, но она потребовала, чтобы я предоставил ей отчёт лично.
Бросаю взгляд недоумения в сторону Итана, совершенно забывая о том, что только что прочитала в списке. Мужчина непринужденно уже занимается работой, сообщая мне между строк об этом.
«Что всё это значит? Почему не отправить отчёт по сети? Это как-то странно.»
И пока я пытаюсь сложить мысли воедино, в голове наконец-то складывается единственное слово «Отчет»
— Это из-за меня?
Итан поднимает голову, отрываясь от рассматривания под микроскопом каких-то частиц.
— О чём ты?
Сглатываю ком и ощущаю, как резко похолодели пальцы рук.
— Итан, ты прекрасно знаешь, о чем я. Это из-за вчерашнего, да? Ты говорил, что должен будешь отрапортовать за то, что произошло. Я нарушила устав. — Опускаю взгляд в пол. — Ты должен сообщить об этом происшествии. Так ведь?
Он долго и пристально смотрит на меня. Так, что я невольно сжимаю сильнее пальцы под этим пронзительным, сканирующим взглядом.
— Ты не одна, кто вчера перешагнул через правила.
Он говорит это абсолютно спокойно, будто совершенно не беспокоится об этом.
— У тебя будут проблемы? — Делаю шаг ближе, ощущая, как дрожат мои колени от волнения. Итан же просто пожимает плечами.
— Я хочу, чтобы ты знала, Эшли. Если бы можно было перемотать вчерашний день и пройти его снова… Я бы ничего не менял.
 
Итан отворачивается, делая вид, что занят. Хотя я вижу, что он просто смотрит перед собой, обдумывая всю ситуацию. Я чувствую свою вину за то, что подвергаю его риску. Он мой руководитель, и в первую очередь эта ситуация отразится именно на Эвансе.
В нашем мире не принято проявлять эмоции. Если плод или взрослый объект по каким-то причинам умирает — его никто не будет спасать. Даже если он упадет просто посреди толпы. Все переступят и пойдут дальше по своим делам. И это — нормально. Это вполне естественно, учитывая, что человек не должен испытывать никакого беспокойства по отношению к другим, или, тем более, сожаления.