Сорняк из райского сада

— Кружилина, а твое сочинение все же слабее, чем у Симы Голубевой! Оно, конечно пятерочное, но по содержанию слабее! — укоряла свою лучшую ученицу литератор. А в другой раз, наоборот, ставила Машу в пример Серафиме, сетуя на недоработку последней в орфографии. Другие учителя, зачастую, поступали таким же образом, и дух соперничества между двумя лучшими ученицами незаметно, исподволь, укреплялся. Хотя, в целом, ни зависти, ни вражды между девочками не было, и они не обходили друг друга стороной.
И вот однажды на перемене, после серьезной контрольной работы по алгебре Маша с Серафимой, у которых случайно совпал вариант, уселись за парту, чтобы сверить ответы. И в этот момент в класс заглянул он, — Валера Кружилин!
— Маш? — требовательно воскликнул юноша, увидев сестру, и при этом улыбнулся хорошенькой Серафиме Голубевой, которая в этот момент оторвала глаза от своего чернового листочка.
— Да подожди ты! — отмахнулась от брата Мария.
— Ты, что забыла? — Валера с укором взглянул на сестру.
— Не забыла! Но сейчас мне некогда. Я сама зайду к тебе на следующей перемене. — И Маша вновь углубилась в свои расчеты.
Серафима же, напротив, смотрела на Валеру во все глаза, так, словно видела его впервые.
— Ладно, я подожду! — сказал он, и фамильярно подморгнув Серафиме, скрылся за дверью.
С этого дня Серафима потеряла покой и на какое-то время даже снизила успеваемость. Однако после очередного родительского собрания в это вмешалась Серафимина мама, которая все эти годы дотошно блюла свою примерную дочь. Ее вмешательство слегка отрезвило любовный пыл Серафимы и заставило вновь взяться за ум, правда не по причине собственного сознания, а для того, чтобы строгая любящая родительница не заподозрила, что твориться в душе ее дочери, и не принялась копаться в причинах ее безответственного поведения. Чувства же Серафимы ослабевать не собирались и подстрекали рассудок к поискам сближения с объектом своего обожания, а посредником в этом сближении могла стать только Маша Кружилина. И Серафима, с присущей ей старательностью, стала "подбивать клинья" к будущей подруге. Та сначала была немало удивлена, но в конечном итоге приняла это как само собой разумеющееся. — Мы, в конце концов, лучшие в классе, так почему это не должно нас объединять? — сказала себе Мария и с удовольствием распахнула дружеские объятия Серафиме. Их дружба, подспудно сдерживаемая искусственно подогреваемым соревнованием, словно сорвалась с цепи, обоюдно держащей соперниц, и во всю прыть пустилась по ухабам совместных интересов. И вскоре каждая из них поняла, что теперь им нет никакой нужды обходиться друг без друга.
Со временем Серафима разлюбила Валерика, который на поверку оказался совсем не таким, каким она себе его вообразила: в десятом классе ее кумир попал на учет в детское отделение милиции за групповое хулиганство, а после окончания школы и вовсе загремел в тюрьму за какие-то темные дела! Тем не менее Серафима была ему благодарна за то, что именно из-за него подружилась с Машей Кружилиной. Хотя, надо отметить, что ее подруга стремительно менялась, и не в лучшую сторону, чему Серафима приписывала, как ей казалось, единственную на то причину. — От Машиной мамы ушел отец, да не просто к молодой сопернице, а к женщине, почти одного с ним возраста, да еще с тринадцатилетним сыном.
Сначала Маша как-то резко замкнулась в себе, и Серафима могла проявлять к ней только жалость и сочувствие, а потом подруга начала озлобляться, и ближайшим объектом ее озлобления, зачастую, становилась Серафима.
— Что ты лезешь ко мне со своими советами? — сорвавшись, кричала Маша. — Тебе вообще никогда не понять моего состояния!
А иногда и вовсе замечала.
— Где уж нам равняться на вас, таких правильных!
Что она имела в виду под словом "правильные", Серафима не выясняла, но догадывалась, что применение слова "вас" в этом контексте, относилось не только к самой Серафиме, но и к ее семье, которая действительно была более чем благополучна по социальным нормам.
 
Отец Серафимы, Голубев Алексей Витальевич, профессор, в советское время занимавший престижную должность директора экспериментального научно исследовательского объединения при Российской Академии Наук, был теперь успешным предпринимателем в области экспериментальных разработок высокотехнологичных термохимических материалов. Успешным, потому, что на подобные материалы имелся большой спрос, и заказы в его фирму текли рекой.
Мама Серафимы, Анна Сергеевна, теперь была домохозяйкой, а ранее хорошим экономистом. Она всего три года назад уволилась из своего статистического управления, где проработала четырнадцать лет, и с которым, как ни уговаривал ее муж, все же долго не решалась распрощаться даже в послеперестроечное время. Что же касалось личных отношений между родителями Серафимы, они, по мнению дочери, считались очень хорошими. Мама была моложе папы на девять лет. Алексей Голубев, кандидат наук, слыл тридцатидвухлетним устоявшимся холостяком, когда однажды случайно встретил ее у друзей своих родителей на дне рождения. Она приходилась двоюродной племянницей хозяйки, и ей тогда шел двадцать первый год. Алексей в тот поздний вечер приехал на своих новеньких Жигулях седьмой модели, чтобы забрать с торжества родителей, как было условленно, и его, конечно же, потащили к столу, невзирая на протесты и ссылку на занятость. Увидев молодую студентку Анечку Силаеву, которую ему представили наряду с остальными гостями, он тогда сразу подумал, что непременно начнет за ней ухаживать, и в конечном итоге это успешно завершилось свадьбой, которая состоялась через полтора года после их знакомства.
С самого начала своего сознательного возраста Серафима не замечала разлада между родителями, во всяком случае, они не давали ей для этого повода. А если что-то подобное и могло иметь место, им удавалось это умело скрывать от нее. Единственное, что могла отметить для себя девочка, было явное разногласие мамы и папы в отношении воспитания ее, Серафимы. Мама любила дочь, но была очень строгой. Она, например, в какой-то момент смотрела на Симочку любящим, нежным, полным обожания взглядом, и тут же, спустя пять минут, спокойно отчитывала ее за незначительную оплошность. Весь школьный жизненный путь дочери находился под неусыпным контролем Анны Сергеевны, даже не смотря на то, что Серафиме этого в такой степени не требовалось. Она была очень способной девочкой, да и прилежности ей было не занимать.
Алексей Витальевич часто, даже в присутствии Серафимы, укорял жену, стараясь в мягкой форме указать ей на излишества в строгости к ребенку. И Анна Сергеевна, убедившись в его неоспоримых доводах, иногда соглашалась с мужем. Но, увы, характер есть характер, и вскоре все начиналось сначала. А жизнь Серафимы, тем не менее, обоюдно любимой своими родителями, протекала по формуле, — она любила и уважала свою красавицу маму, и с фантастической преданностью обожала папу, в объятьях и баловстве которого отрывалась по полной программе.
Маша Кружилина часто бывала у Голубевых и неоднократно наблюдала за спокойными, отлаженными, теплыми отношениями ее родителей. Она подсознательно, даже сама того не сознавая, завидовала Серафиме, и особенно ярко это проявлялось после того, когда их оставил отец, а мама в первое время даже попивала с горя, о чем Маша никогда не рассказывала Серафиме, хотя иногда ей этого и очень хотелось. Ее детскому сердечку было тяжело сдерживать свое горе и страх за то, что мама, не дай бог, совсем сопьется. А ведь Серафима могла бы посочувствовать ей и даже, по- своему, утешить. Однако гордость брала верх, и Маша молча подавляла свое желание поплакаться в жилетку подруге.
Кризис миновал где-то через полгода. Машина мама, наконец, взяла себя в руки. Она была первоклассным бухгалтером и устроилась на новую работу в довольно солидную фирму, где по положению, не могла ударить в грязь лицом.
Серафима тогда сразу заметила, как повеселела ее подруга, и вскоре их отношения встали на старые рельсы. Девочки были выпускницами и готовились к поступлению в ВУЗы. И однажды Маша как-то сказала Серафиме, что ее папаша раздобрился и отвалил маме кругленькую сумму денег для их знакомого репетитора из Плехановского.