Сорняк из райского сада
Откуда знать Кружилиной, что было дальше!
Ладно, вернемся к Косовой. — Сказал подполковник. — Что она еще говорит?
— Да, в общем-то, ничего. Шеф высадил ее, как обычно, возле перехода, и она, попрощавшись, направилась в метро через подземку.
— Во сколько? — уточнил Вересков.
— Она не знает, во сколько точно, но дома оказалась, когда по телевизору начинались "Вести". То бишь, в двадцать один. Ее муж был дома и смотрел в этот момент телевизор. Если учесть, что она добралась до дома без задержек в течение сорока минут, как она говорит, то получается, что шеф подвез ее к метро примерно к двадцати минутам девятого.
— Получается так! — согласился с расчетами младшего лейтенанта подполковник Вересков.
— Значит, если учесть показания свидетелей Литвиновой и Альминова, после высадки секретарши, Голубеву оставалось менее пятидесяти минут до смерти. — Завершил расчеты своего подчиненного майор Косимов. — И если предположить, что он подсадил кого-то к себе в машину у метро, то должен был сделать это очень быстро, не торгуясь, в течение нескольких минут. Иначе его машина не въехала бы в этот глухой, оказавшийся для него роковым дворик, у пятого Верхне- Михайловского проезда, в то время, на которое указывают свидетели. Голубев Алексей Витальевич, — Генеральный директор солидной фирмы, имеющей два филиала, — один в Самаре, а другой в подмосковном Ступино, и ездящий на джипе Лендкрузер, конечно же, не стал бы по собственной воле подсаживать к себе случайных попутчиков. Да и сами пассажиры не решились бы напроситься на подвоз в такую машину вот так запросто, прямо у метро! Он и не посмотрел бы в их строну! Значит, предположительно, Голубев остановил машину кому-то из знакомых, причем, возможно, следящих за ним от самого офиса, и вышедших из объекта своего слежения в тот момент, когда он притормозил, высаживая у метро Косову. Либо, кто-то уже поджидал его у метро в это время, заведомо зная, что он вот, вот должен туда подъехать. В этом случае, поджидавшего могли оповестить соучастники преступления, заранее знающие о планах Голубева. И тут, опять же, подозрение падает на сотрудников, которые находились с ним на банкете. — Рассуждал далее майор Косимов.
— Предположительно, да! — согласился с ним подполковник. Но, увы, в нашей практике бывает столько неожиданного, не мне тебе на это указывать, Владислав! Так что, версию эту можно проверить, но за основу ее брать не рекомендую. Возьмите себе это на заметку, попытайте как следует обеих женщин, может кто-нибудь из них и приметил "хвост", как знать!
Ну, что там еще по офису, Егор?
— Пока больше ничего, Андрей Олегович. Я хотел еще связаться с начальником службы безопасности фирмы, но все высшие чины этой конторы сегодня отсутствовали, прорабатывая, по всей видимости, свои версии, а с охранной мелкотой, чего с ними разговаривать?!
ГЛАВА 12
Похороны отца, безумно ею любимого, Серафима перенесла как в бреду. Ее, рыдающую до изнеможения, постоянно накачивали какими-то настойками и таблетками даже чаще, чем маму, которая вела себя более стойко, хоть горе ее было ничуть не меньше, чем у дочери. Перед затуманенным, притупленным лекарствами взором Серафимы мелькали лица родственников, друзей, знакомых и незнакомых людей, и она в таком состоянии, не могла даже вспомнить потом, кто обращался к ней с соболезнованиями, кто вел под руки на кладбище и поддерживал, когда гроб опускали в могилу. Единственное, о чем она твердо знала, — наряду с другими, возле нее всегда находился Серафим. И у нее даже ни разу не мелькнула мысль о том, почему он находится рядом с ней уже два дня подряд? Ведь он сказал тогда в Ялте, что вылетает в Москву по какому-то своему срочному делу, однако за эти дни ее друг даже ни разу никуда не отлучился. И Серафима чувствовала его поддержку, особенно в те моменты, когда ее рассудок прояснялся, и страшная истина снова и снова терзала сердце своей неизбежностью. И тогда она, задыхаясь от горя, нащупывала его теплую ладонь, которая в тот же миг своим рукопожатием согревала ее леденеющую руку. И губы Серафима, нежно касающиеся ее виска в этот миг, приносили ей облегчение лучше любого лекарства, и безысходность отступала от сердца, давая ему передохнуть.
Во время поминок, которые были организованы в кафе, к Серафиме подошел молодой мужчина, который представился старшим лейтенантом Свиридовым Егором Владимировичем, и спросил, когда он сможет с ней побеседовать.
— Как — нибудь потом, — машинально ответила ему Серафима.
— Хорошо, я позвоню Вам завтра во второй половине дня. — Информировал ее лейтенант и удалился.
Когда собравшиеся на поминки люди стали расходиться, поочередно прощаясь с Анной Сергеевной и Серафимой, в какой-то момент к ней подошла Маша Кружилина. Серафима, очнувшись, словно увидела ее впервые.
— Машка! — воскликнула она, и, обняв ее, опять зарыдала, разделяя горе с ответными слезами подруги.
— Успокойся, Симочка, хорошая моя, успокойся! — тихо, сквозь слезы, приговаривала Мария, поглаживая ее по голове.
— Где ты была? Что-то я тебя совсем не видела.
— Я все время была здесь, только ты постоянно находилась в чьем-то окружении, да к тому же, была в таком состоянии, что я не решалась к тебе подойти.
— Ладно, Маш, ладно! Наведайся ко мне как-нибудь, — попросила подругу Серафима, — думаю, ты мне сейчас будешь очень нужна.
Первый заместитель покойного Голубева, Государев Юрий Платонович, подошел тем временем к Анне Сергеевне и взял ее за руку.
— Аня, держись, приходи в себя, дорогая, а как только Олег вернется, мы сразу же соберем совет акционеров. Хотя, ты и сама прекрасно понимаешь, что никаких потерь у вас с Серафимой не будет. Но таков порядок, и нам придется вас побеспокоить, чтобы рассмотреть завещание.
— Хорошо, Юра, хорошо. — Кивнула Анна Сергеевна.
— До свидания, дорогая. — И Государев, поцеловав руку жене своего бывшего шефа, направился к выходу.
Государев Юрий Платонович, — заместитель Генерального директора "Химпласт" по научной части, — появился в фирме восемь лет назад. Алексей, по старой дружбе, вытащил его с жидких государственных хлебов из научно — исследовательского института, "Стройполимерпластик", где они вдвоем начинали трудиться после аспирантуры. Голубев к тому времени уже вполне уверенно стоял на ногах и ему срочно потребовался толковый помощник. Положив первому заму хороший оклад и пять процентов акций, Алексей вполне осчастливил своего бывшего товарища, и не разведись с ним к тому времени супруга, она, возможно, вполне осталась бы довольна новым поворотом карьеры своего Юрика. А она развелась, устав от безденежья и нерешительности мужа. Ей почему-то всегда казалось, что он был нерешительным по сравнению с другими! Но на что мог решиться ее супруг в своем институте, работая старшим научным сотрудником в хапужное перестроечное время, когда те, у кого хоть что-то находилось под рукой, прибирали это к себе немедленно? Таким вопросом Марина не задавалась, но указывать мужу на примеры других, — преуспевающих, не стеснялась. Ей тогда исполнилось тридцать четыре года, и на ее горизонте совсем неожиданно появился богатый воздыхатель. В нее влюбился шестидесятидвухлетний бизнесмен, нанявший ее к себе домработницей в загородный дом. Да так влюбился, что развелся с женой, отписав ей почти все имущество, а сам женился на Марине, решив начать с нуля. Но этот нуль уже через три года оброс нулевым циклом загородного дома, трехкомнатной квартирой в Москве, устройством четырнадцатилетнего сына Марины в престижный лицей, и двумя поездками на отдых в Турцию с новой супругой. Это, конечно, не высший пилотаж, по нынешним новорусским меркам, — говорила себе Марина, — но кое-что, если не сказать многое, по сравнению с тем, что у нее было! Так она благополучно прожила семь лет, пока однажды ее благоверный не разбился насмерть в автомобильной катастрофе. Сразу после похорон безутешная вдова узнала от компаньонов супруга о его приличном долге, который стоил ей загородного, почти отстроенного к тому времени дома и четырехгодовалого автомобиля "БМВ". Оставшись с двадцатилетним сыном, — студентом второго курса коммерческого финансового института в своей трехкомнатной квартире на Таганке, Марина устроилась на работу парикмахером, и насколько позволял ей профессионализм, левачила в неурочное время у себя на квартире, чтобы своевременно оплачивать учебу Игорька. Так было до тех пор, пока Юра не устроился к Голубеву и не взял дальнейшее обеспечение сына под свое крыло. Марина попыталась возобновить их супружество, ведь Юра после развода с ней так и не женился. Марина знала, что за этот период у него были непродолжительные связи с женщинами, но до женитьбы все-таки не дошло. Однако ее бывший супруг напрочь отсек попытки Марины на примирение. А причиной тому была не только обида на нее, Марину, но и тайная любовь зама Генерального к его жене Ане Голубевой. Анна была все еще очень красивой женщиной в свои тридцать шесть, да и выглядела на много моложе. Об этом говорили все в фирме, даже женщины. Она была умной и общительной, умела пикантно пошутить и поострословить. И новый зам Государев, влюбился в нее на первой же совместной вечеринке, устроенной в офисе накануне восьмого марта. Эта любовь длилась уже семь с половиной лет, и нельзя сказать, чтобы никто из окружения Анны и Юры об этом не догадывался. Прежде всего, об этом догадывалась сама Анна. Юра относился к ней с трепетом, который ему трудно было скрывать. Это проявлялось всякий раз в его пылком взгляде и в общении с ней, когда им, по дружбе, приходилось бывать в одной компании, и он излишне старался ей хоть чем-то услужить. Не мог не догадываться об этом и Голубев, наблюдая в такие минуты за своим замом, но его это не особенно волновало. Он говорил себе, — уж если моей Анечке и приспичило бы влюбиться, то не в такого, как Юрик. Государев был скромным человеком, каким-то уж черезчур покладистым, старомодным по части ухаживания за женщинами! Скромные вздохи за спиной объекта обожания, да пылкие взгляды, вспыхивающие в его глазах на короткий миг и тут же пресекаемые стыдом и чувством порядочности….