История любовницы короля (СИ)
Когда во дворце снова установилась сонная тишина, и на этот раз даже инквизиторов убрали из коридора, потому что попытка охранять того, кто хаотично перемещается в сонном состоянии, выглядела глупо. У Элиаса нашлись какие-то особые инквизиторские браслеты, сдерживающие неконтролируемую магию*, принц послушно их надел и выразил желание снова вздремнуть.
Усыпив бдительность своих охранников, на сей раз Его высочество запечатал изнутри дверь и переместился ко мне, ожидающей его. Как и обещал, сир Генрих собирался ответить на мои многие накопившиеся вопросы.
*Джебб — порода лошадей, очень выносливая
** Подобные браслеты были так же надеты на Иларию, когда обнаружился её ментальный дар влияния. Таким образом королевский двор пытался доказать принцу, что его любовь — всего лишь результат влияния Иларии и ничего более. На самом деле это, конечно, не было правдой. (Пояснение по сеттингу)
***
Когда люмерийцы говорят о магии, они имеют в виду прежде всего возможность влиять на материальный мир. Друиды увеличивают скорость роста растений, огневики и водяники умеют находить нужную материю вокруг себя и материализовать её в яркое пламя или водный поток, повелители металла притягивают к себе всё, что однажды вышло из земных недр и способно плавиться.
У менталистов (а их разновидностей много) дар направлен на незримую материю. Например, интуиты вторгаются во время, умея предупреждать некоторые события, портальщики — искривляют пространство для своих перемещений. Обо всём этом мне когда-то рассказывала госпожа, а сегодня Его высочество поведал то, о чём сирра Амели, вероятно, забыла или не знала.
Среди менталистов есть особый подвид — эмпатоморфы, недооцененный и забытый, поскольку люди, имеющие этот дар, не могут управлять материей напрямую, и магия их в большей степени направлена внутрь их самих. Чаще всего они не подозревают об истинной причине смены своего настроения. Они подстраиваются под скрытые желания тех, кто им нравится, неосознанно желая получить ответные чувства. Но эмпатоморфы не лицемеры, поскольку отдаются во власть других людей искренне и самоотверженно.
Со временем эту способность перестали считать элитной и вычеркнули из реестра маг-сил Люмерии, решив, будто хорошее расположение одного человека к другим — само собой разумеющееся явление, которое следует законам нравственности Владычицы, завещавшей любить и беречь друг друга.
Имена тех эмпатоморфов, которые имели хотя бы ещё одну официальную маг-силу, продолжали заноситься в архивные данные Люмерии. Чистые эмпатоморфы считались магами, утратившими дар и соответственно — лумерами. Но сохраняющаяся в их крови эмпатоморфия со временем могла стать причиной появления в роду сильного мага — стихийника или пространственника, — что всегда вызывало удивление и преклонение перед чудом Владычицы, смилостивившейся над бедными лумерами.
Его высочество предполагал, будто именно эмпатоморфы нанимаются к магам и служат им верно долгие годы, привязываясь, не взирая на характер мага. Все эмпатоморфы имеют бытовой уровень магии, так как «на камне без крупицы земли дерево не вырастет».
Во время магического слияния, которое искусственно вызвал принц минувшей ночью, он ясно увидел этот дар во мне. Не переданный госпожой, а, вероятно, наследственный, мой родной.
— Эмпатоморфия забыта и почти не описана в учебниках для инквизиторов, и я уверен, что именно поэтому Элиас не увидел в вас этой способности.
Мы пили горячий свежий мятный отвар, принц умудрился во время рассказа осушить одну кружку и попросить о добавке. Я же рассеянно грела руки об остывающие деревянные бочка своей полной кружки и складывала в уме всё, что раньше замечала, но объяснить не могла.
— Я запомнил одну деталь, промелькнувшую в рассказе Брисандра о вас. Он сказал, будто первые полтора месяца не слышал от вас ни единого слова. Это правда? — зелёные глаза с любопытством рассматривали меня. Я кивнула. — Почему? О вашем немногословии я уже ухватил пару сплетен, однако не нашёл этому подтверждения в наших с вами беседах. Я бы даже сказал, что не так давно был поражён вашим красноречием и эмоциональностью. Что с вами случилось дома?
Воспоминания были смутны, как будто я хотела их забыть и не получалось до конца затереть эти неприятные эпизоды из позднего детства. Мне исполнилось тогда четырнадцать. И, кажется, до безуспешно затираемого в памяти дня, я была такой же весёлой болтливой девчонкой, как и мои старшие сёстры.
В тот день у нас собрались гости. Стояла тёплая солнечная погода, и во дворе дома накрыли столы. У нас с матушкой разница в днях энджела (день ангела или рождения — прим. авт) — несколько дней: мы обе родились в месяц цветения садов Владычицы (апрель — прим. авт.), кроме того день матушкиного энджела приходился на праздник Вздоха Владычицы, когда весенняя ночь только начинает набирать свою длину, а сила штормов на море ослабевает. Оттого и праздновали день матушкиного энджела всегда пышно с сытными угощениями, и хмелёвка (пиво — прим. авт) исчезала бочонками…
Мы, дети, веселились, успевая помогать взрослым обновлять закуску на столе и попутно играть в свои детские игры. Порой взрослые, друзья нашей семьи или знакомые, ловили одну из нас, чтобы выспросить, кто нам сделал замечательные бусы из ракушек, к какому делу лучше приспособлены наши золотые юные руки и о чём мечтаем для себя в будущем. Обычные вопросы взрослых, желающих сопричаститься молодости и нашему звонкому смеху.
И меня поймал друг отца, усадил себе на колени, предлагая сладость, взятую со стола. Вероятно, поначалу принялся потешаться над моей внешностью несформировавшегося подростка, расспрашивая о женихах и вызывая улыбки у тех, кто слышал наш диалог. Я же, не подозревая о подвохе, раскрасневшись, отвечала, не обращая внимания на то, как этот мужчина вдруг начал мять мои бёдра и покачивать на своих коленях. А причину его утяжелившегося дыхания я приняла за результат обжорства, когда нужно остановиться и растрясти съестное в танце.
Со стороны, возможно, всё выглядело по-другому, потому что мать вдруг обратила на меня внимание, лицо её вмиг посерьёзнело, и она прикрикнула на меня, веля принести ещё хлеба и кувшин хмелёвки, а не заговаривать гостям зубы.
С того дня родители начали уделять мне особое внимание. Особенно, когда я разговаривала с покупателями, и они улыбались мне. Не понимая до конца, в чём причина сурового обращения ко мне родителей, однажды я решила подластиться к отцу, так мне посоветовали старшие сёстры, недоумевающие, как и я, о причине холодности в мой адрес.
Я всего лишь хотела спросить у отца, что он предпочёл бы на обед, вернувшись из очередной морской ходки, обвила ему плечи сзади, как это делали мои сёстры. Отец вначале добродушно ворчал, и вдруг его окрик разорвал мне сердце. Он затрясся, будто бы от гнева:
— Молчи, Ана, молчи, несчастная!
Мне так часто запрещали говорить и прикасаться к себе, что я быстро замкнулась, и только младшие брат и сестра во мне не чаяли души, находя в моём лице главного утешителя и воспитателя. Так я стала молчуньей со всеми, привыкнув раскрывать рот по вечерам, когда рассказывала младшей сестре и брату какую-нибудь историю перед сном. Матушка говорила, что это у меня получается лучше всего, если надо успокоить непослушное дитя.
Я поделилась воспоминаниями с Его высочеством.
— Вы начали расцветать, и родителей это напугало, — всё понял сир Генрих. — А скажите-ка, родители ваши не рассказывали, были ли среди ваших предков маги?
Я пожала плечами. Что толку лумерам гордиться этим, если гордость не добавляет сибериусов (серебряных монет — прим. авт.) в кошель? Да и наверняка, у каждого из нас есть в крови след какого-нибудь знаменитого Основателя, ведь за полторы тысячи лет кровь наша могла перемешаться.
Принц согласился со мной.
— Как бы то ни было, дар в вас, Ана, присутствует. Иначе и магия ароматов сирры Амельдины не прижилась бы настолько успешно, и не оказались бы вы так плотно связаны узами договоров и обещаний. На пустом камне дерево не вырастет, — повторил принц который раз. — И единственный выход, который пока я вижу для вас — это набраться терпения. Не сомневаюсь, что договор с семьёй Эдрихам вы расторгнуть не сможете хотя бы из-за вопроса человечности, ну а где сир Брисандр, там и ваш герцог. Мне очень жаль, что я попал в ваш треугольник. Однако, могу утешить. Когда минует этот год договора, отправляйтесь к Ирминсулю, попросите его очистить вас. И всё, что окажется к тому времени надёжно приковано к вам магическими цепями, уйдёт. Вы снова станете лумером, но не более того. Исчезнет зависимость, которую вы испытываете, вам станет легче. Вы почувствуете это.