Акула пера в СССР
В общем, отдохнул. А к обеду, когда у курганов стало безлюдно, повесил на плечо металлоискатель и вышел на охоту за сокровищами. Прибор весил прилично, ремень натирал спину, я нарезал спирали вокруг знакомой россыпи валунов. Старожилы Моховской археологической экспедиции уверяли: именно под ними Богомольников нашел горшки с серебром. То ли два, то ли три, тут мнения разнились, как и их вес. Одни говорили про целый пуд гривен, слитков и монет, другие – про греческую амфору, набитую денариями, третьи – про обычные глиняные горшки, литра на три объемом. Я был склонен верить последним – студенческие байки, как и рыбацкие, стоило делить примерно на два.
Вешки я наделал из деревянных колышков с привязанными к ним кусочками бинта – втыкал в землю, когда тональность писка изменялась максимально, и шел дальше. Не выдержал и раскопал одну точку, чтобы убедиться, что изделие Езерского функционирует. Буквально на глубине десяти сантиметров – ржавая железная хреновина, похожая то ли на скобу, то ли на застежку для одежды. В общем, работает! Я частым гребнем прочесал территорию, прилегающую к валунам, – эдакий неправильный круг диаметром метров тридцать, и вешки у меня закончились, а всего их было двадцать штук.
Кажется, на сегодня работы мне должно было хватить. А потому металлоисктатель я принялся раскручивать. Придурь? Лучше перебдеть, чем недобдеть. Объясняй потом дядям в погонах, чем я тут занимаюсь… А так, в разобранном виде, спрятанный в чехол для удочек он выглядел вполне себе безобидно.
Вооружившись тонким стальным щупом, саперной лопаткой и еще одной лопаткой – детской, для песочницы (нашел побрутальнее, тоже металлическую), и еще кое-какой мелочовкой, я принялся за работу, двигаясь от краев круга к центру – тоже по спирали. Дерн вырезал пластами, чтобы потом замаскировать место поисков, потихоньку разрывал лопаткой, тыкал щупом – мало ли!
За сорок минут я оказался счастливым обладателем трех консервных банок из-под немецкой тушенки, ржавого гвоздя, медной монеты неизвестной принадлежности, еще одной скобы-застежки и окислившегося ножичка без рукояти. Может быть, жутко древнего, а может, и нет.
Все находки аккуратно заворачивал в оберточную бумагу и складывал в укромном месте – подальше от стоянки. Поколупаться в артефактах, вспомнить археологическую молодость – это было в любом случае интересно. И если заниматься этим не у себя дома, то риск минимальный. А потом можно и в музей занести, почему бы и нет?
Я успел всерьез задолбаться. Пот заливал лицо, на ладонях уже начали появляться предвестники мозолей, и в перспективе замаячил отдых, но, сделав волевое усилие, я решил закончить еще одну вешку. Место было приметное: у вросшего в землю крупного валуна. На нем имелись характерные отметины в виде вкраплений красноватой породы, похожей на пятна крови. Взрезав лопаткой дерн, я отложил квадрат в сторону, щелчком пальца отправил в далекий полет клопа-вонючку, который облюбовал стебелек травы, и принялся орудовать щупом. Вдруг его конец наткнулся на что-то твердое, издав глухой, явно не металлический звук. Неужто оно? Сердце застучало в ритме хардбасса, я принялся рыть как сумасшедший, пока лопаточка не звякнула о нечто керамическое. Сантиметр за сантиметром я освобождал от гнета земли глиняный сосуд, и, ей-богу, руки мои колотились.
Золотая лихорадка как она есть! Ну, пусть – серебряная, но я реально весь трясся, когда та самая амфора – объемистый кувшин с двумя ручками – была очищена от слоя грунта, и я аккуратно подвел под нее полотно и, завернув со всех сторон, потащил из ямы. Тащить было тяжеловато – килограммов пять, не меньше!
Дурить не стал – утащил в палатку, вернулся, закопал яму, заложил дерном и только потом вернулся разбираться с находкой. Горлышко амфоры было запечатано, и я расковырял его ножом, наклонил кувшин. На ткань один за другим выскользнули византийские серебряные денарии! Ладно, ладно – силиквы, века эдак шестого-седьмого, если на глазок, то есть нечто гораздо более древнее, чем эпоха викингов! Вот это находка, черт бы ее побрал! Всё-таки амфора с серебром! Несколько килограммов монет, так их и растак!
Я выскочил из палатки и изобразил нечто, напоминающее победный танец папуасов. Мне тут же захотелось ухватить в руки лопатку и копать дальше! Там ведь совершенно точно должен был лежать еще один… Нет – два, конечно, два горшка с деньжищами! И, в конце концов, четверть от найденного – это так мало, поэтому нужно копать больше, еще больше! Никогда не думал, что окажусь таким алчным человеком… Я заставил себя напиться воды, слегка перекусить, отдышаться и только потом перепрятал амфору в укромное и приметное местечко: под корнями ивы, в сыпучем желтом песке, где не видно будет следов земляных работ.
А после этого – накинулся на вешки с удвоенной силой и был вознагражден: отличная серебряная фибула в виде розы тут же была завернута в бумагу и перекочевала в карман брюк: я решил подарить ее Таисии, перед этим очистив в нашатырном спирте. Стоит ли говорить, что я копал как одержимый, пока солнце не начало клониться к закату? Оставалось пять или семь вешек, когда щуп вновь наткнулся на что-то крупное и на сей раз – металлическое! Почему бы горшку не быть котлом, например? Я отбросил щуп в сторону и, позабыв всякую осторожность, принялся копать…
* * *– Ы-ы-ы-а-а-а… – Я ни черта не слышал.
Просто ничего. Из моего рта вырывались какие-то звуки, но я не слышал даже собственного голоса. Кровь из носа заливала губы, подбородок, майку, штаны… Зрение расфокусировалось, перед глазами плясали золотые круги, голова, кажется, раскалывалась на части, ребра ломило.
Секунду назад я ткнул лопатой в яму, а теперь едва поднялся на колени, пытаясь понять, что произошло. Мне понадобилось, наверное, несколько минут, чтобы более или менее прийти в себя. Я по очереди пошевелил руками и ногами, всеми пальцами. Ощупал ребра – слева конкретно болели два, и я надеялся, что это просто ушиб или трещина, а не перелом.
Кажется, я проглотил стакан крови, прежде чем она перестала течь из носу. Слух до конца так и не вернулся – по крайней мере, пока. Я перебрался к своей палатке на четвереньках, потому как вставать на ноги боялся – земля тут же начинала выплясывать и выгибаться под подошвами ботинок.
Мне даже не хватало сил, чтобы подумать о том, какой же я всё-таки дебил. Алчность застила глаза и сделала мою память избирательной – я помнил про историю с какими-то боеприпасами во время экспедиции Богомольникова, и там тоже кто-то едва-едва не погиб, но отметал их, поскольку «здесь ведь не было боев!» «Не было боев» и «я не читал про боевые действия под Моховом» – это две разные вещи! Да и вообще, для того, чтобы какая-то взрывоопасная хреновина оказалась на обрывистом берегу Днепра, вовсе не нужно было, чтобы здесь кто-то с кем-то рубился. Кто-то пошел справить нужду под камень и посеял гранату – чем не вариант? Их тысяча, таких вариантов!
Богомольников тогда взял моду при каждом сомнительном случае вызывать саперов, у него даже одно время жили в лагере два офицера, им нравилось так проводить отпуска. А я сунулся с суконным рылом в калашный ряд…
Хватит с меня и одной амфоры. По крайней мере, пока. Тут бы в себя прийти да живым остаться, а то мало ли – заработал сотрясение, останусь на всю жизнь контуженым! Мне хватило ума поснимать с гвоздей бинты, чтобы вешки не были такими заметными. Нашарить их и без металлоискателя можно, но обнаружить случайно – вряд ли. Небольшую воронку от взрыва я засыпать не стал – если его слышали и обратили внимание, то прибегут и придется объяснять, что к чему. А так, хотел мусор закопать, ткнул лопатой – подорвался. Бывает! Повезло – живой.
Думал я всё это вяло, туго… По-хорошему нужно было выбираться к людям, ехать к врачу, но хотелось только одного – лечь и полежать. А какая на хрен разница, где лежать – в палатке или дома на кровати? Правильно, тут, в палатке, воздух чистый и нервничать никто не будет.