CULVER (СИ)
— Акцио сумочка, — пищит она и выбегает за дверь, пока Нотт не убил ее.
Он громко смеется, запрокинув голову и ероша волосы, и переводит взгляд на дверь спальни Гермионы. Вряд ли она впустит его сейчас, поэтому он садится на диван, где сидела она минутой ранее, и расстегивает ширинку, наконец-то прикасаясь к напряженному члену.
Ему хватает всего нескольких касаний по головке, и он кончает, судорожно глотая воздух, где до сих пор пахнет ее духами. Устало откидывается на спинку, закрывая глаза и размазывая сперму пальцами по лобку. Интересно, она бы дотронулась до него? Помогла бы ему кончить? А может, взяла бы в рот, лизнула своим юрким язычком головку, дабы отплатить ему ответной услугой. Смотрела бы на него своими невозможными глазами, напрягая губы?
— Блядство, — член снова стоит…
Комментарий к Глава 4. Царапина
Мемасы к главе:
Рон - https://ibb.co/RBFxHzw
Джинни - https://ibb.co/Z2wzXK4
Драко - https://ibb.co/9qYdzCJ
И я жду отзывов
========== Глава 5. Ушиб ==========
Комментарий к Глава 5. Ушиб
Хуже обиженной женщины может быть только обиженный мужчина.
Я твой мальчик, сказку прочитай
“Смелее, ну давай” — мне твои бедра говорят
Дай мне просто похитить тебя
Из твоего дворца
Пошлая Молли — Клеопатри
Гермиону разбудил легкий стук в дверь. Она медленно наколдовала Темпус и с удивлением обнаружила, что уже девять утра. Голову нещадно пробило болью — впервые в жизни ее настолько сильно мучило похмелье. На полу валялось скомканное платье и нижнее белье; она поморщилась и одним движением руки запрятала барахло в шкаф. Быстро накинув на себя темный халат, Грейнджер открыла дверь и уставилась на улыбающееся лицо Тео.
Вот же…
Так же резко закрыв дверь перед его носом, она прислонилась горящим лбом к желанной прохладе дерева. Хотелось биться головой долго и нудно, пока все воспоминания о вчерашнем не покинут ее свинцовую голову.
Увидев Джинни в проеме гостиной вчера ночью, она протрезвела в мгновение ока. Стало так стыдно, Господи, — она позволила ему сделать это с собой. Нет, не просто позволила, а охотно поддалась на его ласки и стонала под его обжигающим языком, очень даже отдавая себе отчет.
Ее вырубило почти мгновенно; уставшее сознание накрыло тьмой, как одеялом, не давая осмыслить произошедшее. А теперь наступил новый день и вот, он стоит за дверью и ждет ее реакции. Она не была готова встретиться с ним так быстро, а новый стук в дверь не давал сосредоточиться.
— Тебе нужно поесть, а еще я принес антипохмельное зелье. Открой дверь, не укушу, — смешок, — клянусь.
Она дрожащими руками открыла дверь и отошла вглубь комнаты, сразу же отворачиваясь от него. Смотреть в глаза Нотту ей пока было не под силу.
Тео медленно вошел в спальню и поставил поднос с едой на небольшой столик, подмечая, что книг в этой комнате больше, чем некоторые люди прочли за всю свою жизнь. На стуле висел плед нежно-розового цвета. Постельное белье было со смешными пингвинами, и Тео подметил, что она не пользуется тем, что предоставил Хогвартс. А в углу комнаты стоял вечный букет белых роз — тот самый, что он подарил ей, когда заставил плакать. Неужели она его сохранила, и он ей дорог настолько, что она взяла его с собой в школу даже пару лет спустя?
— Красивый букет, — не удержался Тео, обходя ее, чтобы посмотреть в лицо. — Кто подарил?
Гермиона стояла зажмурив глаза, как маленькая. Он усмехнулся; ей было стыдно — видимо, ее блестящий ум еще не придумал, что бы такого сказать ему и как оправдаться. Вот только за получение удовольствия не нужно было оправдываться. На самом деле, он был бы не против повторить и продолжить прямо сейчас.
— Ты же и подарил.
Он замер. Как? Что? Откуда она знает? Теодор понял, что злится. Ему не нравилось, когда все идет не так, как он задумал. В этот момент она открыла глаза и посмотрела на него, сразу же краснея.
— Там была записка… Я поняла по почерку. Только недавно, — прошептала она, опустив глаза в пол.
Чувствовать его смятение было на удивление приятно. Она сама была удивлена, когда почерк его доклада по зельеварению уж очень напомнил один до боли знакомый стиль письма. Не то чтобы Гермиона любила подарки, но ей нравились цветы, особенно белые розы. И это были не просто розы, а вечные розы. Очень дорогие — настолько, что их выращивают лишь в одной теплице в Магической Британии, и стоят они не менее тысячи галеонов за небольшой букетик. Думать, сколько стоит ее букет, она даже не хотела, потому что этой суммой можно было напугать любого здравомыслящего волшебника. Она бы не смогла их выкинуть. Это был очень красивый подарок. Иногда в палатке она доставала из сумочки уменьшенную версию этих цветов с запиской и повторяла себе, как мантру: не плачь, не плачь, не плачь.
Значит, кому-то помимо Рона и Гарри она была дорога, тому, кто подарил ей эти цветы. И она старалась быть сильной, когда просто хотелось позорно разреветься.
— Мы… я бы не хотела обсуждать вчерашнее, — нахмурилась, все же поднимая взгляд на его пустое лицо. — Ничего не было. Забудь об этом и обо мне тоже забудь. Мы были пьяны, вот и все.
Давно она не видела такого выражения, будто он снова смотрит сквозь нее и вот-вот скажет очередную гадость. Она молчала и ждала. Любит ее? Конечно.
«Ну же, скажи, что я мерзкая, гадкая, сухая и все это был лишь розыгрыш, чтобы залезть ко мне в трусы».
Вот только залез он намного глубже… и вряд ли получится о таком забыть. Ведь запомнились все улыбки, неловкие взгляды и осторожные прикосновения, которыми теперь она могла наслаждаться до конца жизни. В одиночестве. Она не настолько глупа, чтобы верить в его так называемую любовь.
Грейнджер вздыхает, думая, что хуже уже быть не может, и садится за стол, придвигая поднос поближе. Открывает флакон с зельем, морщится от едкого запаха и выпивает, запрокинув голову. На тарелке лежат две булочки с корицей — ее любимые, — кофе с молоком и яичница с помидорами. Все, что она любит есть на завтрак. Она осторожно смотрит в его сторону, делая глоток не горячего кофе, пока он так же, замерев посреди комнаты, стоит и не двигается. Наблюдать за ним было бы интереснее, покажи он хотя бы одну эмоцию, кроме безразличия, и Гермионе надоедает на него смотреть.
— Так и будешь молчать, Нотт?
— Кажется, вчера я был Тео.
Он нервно проводит рукой по кудрям и все же смотрит на нее с какой-то откровенной злостью в зелени глаз. Гермиона не тянется за палочкой только на чистом инстинкте, что он не причинит ей вреда.
— Я сказала, что не хочу это обсуждать, — отрезала она. — Не хочу и не буду играть в твои игры. Я не верю твоим словам и твоим действиям, найди себе новое развлечение.
— А я хочу. Мне надоело делать так, как хочешь только ты.
Грейнджер даже не успевает моргнуть, когда он взмахивает палочкой, а она оказывается парализована на стуле. Тео ударил ее невербальным, пока она думала, что он не причинит ей вреда. Трижды ха-ха.
Лениво, как кот, кидает на дверь запирающее, убирает ее палочку в шкаф, ухмыляясь от вида скомканного платья, и медленно прячет палочку в кобуру, не сводя с нее глаз. Улыбки больше нет.
Ни единой эмоции на лице. Пустота взгляда, как у куклы, что раньше была его неотъемлемой одежкой. В давние времена.
Садится перед ней на колени, как вчера, только теперь нет смешинки во взгляде, и алкоголь не кружит голову туманом. Гермиона бы вздрогнула, если бы могла двигаться, но лишь молчаливо смотрит, как он придвигается ближе к ней, опаляя дыханием щеки. От него пахнет зубной пастой, мятной, вперемешку с сигаретным дымом.
— Что еще я должен сделать, Гермиона? — она непонимающе смотрит на него.
Ну, конечно же, милая, ты ничего не понимаешь; как было тяжело не поддаваться страху, а учить все эти заклинания и убивать Пожирателей, спасать детишек, на которых ему глубоко плевать, лишь бы тебе потом сказали, какой же Теодор Нотт молодец, какой хороший мальчик, а не просто сын грязного Пожирателя смерти, который сбежал из Англии. Конечно же, ты не понимаешь, малышка, — куда тебе с твоей-то любовью ко всему миру. Жаль, что эта пресловутая любовь не распространяется только на одного Теодора Нотта.