И уйти в закат (СИ)

— Я, конечно, не медик, — сказала я. — Но вы уверены, что все делаете правильно? По-моему, гипс снимают как-то не так.
Кайл подошел ко мне сзади, ножом разрезал стягивающий мои руки скотч. Левая тут же упала плетью, закололи иголочки восстанавливающегося кровотока. Правая…
Кайл положил ее на чурбак, придерживая в районе плеча. Дон вытащил из-за пояса молоток.
— Я буду аккуратен, — обнадежил меня он, мерзко ухмыляясь.
Что ж, похоже, мой счет к нему сейчас увеличится еще на один пункт, но это уже не имеет принципиального значения. Я и без того собиралась проломить ему башку при первой же возможности.
Если таковая предоставится мне в принципе, конечно.
— Прости, но у нас нет специальных инструментов, сестра, — сказал Джеремайя.
— Так отправьте за ними кого-нибудь в ближайший город.
— На это нет времени, сестра, — сказал он. — Установление правды не терпит промедлений.
— Интересно, а что ты рассчитываешь там увидеть? — спросила я. — Чешуйчатую когтистую лапу, предназначенную для вырывания сердец, которая сразу ясно даст понять, что я — именно то дьявольское отродье, которым меня считают некоторые твои братья?
— Я не знаю, — Питерс посмотрел на Дона. — Действуй, брат.
Тот занес молоток.
Я зажмурилась.
Дон опустил молоток. Удар я почувствовала, но боли не было. Может, он действительно был аккуратен, как обещал, а может быть, рука потеряла чувствительность.
По гипсу пробежала трещинка. Дон ударил еще раз, и еще, а потом отложил молоток в сторону и принялся выламывать куски гипса пальцами. Мне не хотелось на это смотреть, и я отвернулась.
Спустя бесконечность этот процесс закончился.
— Что ж, — сказал Джеремайя, и в голосе его были нотки разочарования, словно он ожидал увидеть что-то более интересное. — Ты можешь посмотреть, сестра.
Я посмотрела.
Ни когтей, ни чешуи. Тонкие, кривые, изломанные пальцы, покрытые целой паутиной шрамов. На тыльной стороне ладони поджившие следы, как будто в нее забивали гвозди. Ничего демонического там не было, но и на нормальную человеческую конечность это тоже не походило.
Я попыталась сжать руку в кулак, но мне удалось пошевелить только кончиком указательного пальца.
И еще я совершенно ее не чувствовала. Наверное, с гипсом было бы лучше. Пока был гипс, была какая-то надежда, а теперь наступила эта чертова определенность, из-за которой всю оставшуюся жизнь мне придется носить перчатки. А, ну да…
И что случилось-то? Я напилась и засунула руку в камнедробилку?
***
Я была зафиксирована в кресле, а моя рука была зафиксирована на столе, и рядом с ней копошились двое людей. Один из этих двоих был медиком. А второй — не был.
— … вы же понимаете, что в нашей ситуации это паллиатив, — говорил медик, продолжая разговор, начатый не здесь. — Мне кажется, что гораздо действеннее, и гораздо гуманнее, если уж на то пошло, было бы, если бы мы просто ампутировали ей руку, а не повторяли эту процедуру с такой периодичностью.
Все вокруг плавало в тумане. Я слышала их разговор, но даже не понимала, что они говорят обо мне.
— Нам посоветовали избегать необратимых воздействий, — сказал тот, который не был медиком.
— Значит, по-вашему, то, что мы делаем, обратимо? Восемьдесят процентов функционала она уже потеряла и никогда больше не сможет пользоваться этой рукой, как раньше.
— Наш выбор крайне ограничен, — сказал не-медик. — Обезболивающее уже подействовало?
— Вы же знаете, оно никогда не действует на нее до конца.
— Наш выбор крайне ограничен, — повторил тот.
— Почему бы вам просто не уничтожить атрибут?
— А вы думаете, мы не пытались? Вы думаете, мы делаем это «с такой периодичностью», потому что хотим сохранить для себя ее супероружие? Эту штуку просто невозможно уничтожить. Его ничего не берет. Даже расплавленный металл, в котором мы утопили Т-1000, не смог ему повредить. Сейчас он похоронен под землей, залит десятками тонн бетона, но мы не уверены, что и этого хватит.
 
— Поэтому мы здесь?
— Поэтому мы все здесь, — подтвердил не-медик. — Мы просто пытаемся выиграть время.
— Как бы там ни было, я больше не хочу в этом участвовать. Не то, чтобы я не верил в эти древние пророчества и опасности для всего человечества… но я просто не могу.
— Ладно, я сам. Чем вы обычно это делаете?
— Все перед вами. Решите, что больше подходит для ваших целей.
— Вот это вроде подходит, — в руке агента Смита появился хирургический молоток.
В следующий момент я закричала.
***
Я помотала головой, отгоняя флешбек.
Память вернулась немилосердным куском, но зато теперь я точно знала, что у меня с рукой, и кто несет за это ответственность. Пусть даже их мотивы до сих пор остаются для меня загадкой.
— Ты что-то вспомнила, сестра, — сказал Джеремайя. — Поделись этим воспоминанием со мной.
— Да все же очевидно, — сказала я. — Люди теневого правительства методично ломали мне руку раз за разом. Пока не получилось вот это.
— Но зачем?
— Этого я пока не знаю.
— Ты вспомнишь, сестра, — пообещал он. — И когда ты вспомнишь, ты встанешь рядом со мной и присоединишься к моей борьбе. И вместе мы их сокрушим.
Это было заманчивое предложение, ведь по всему выходило, что именно агенты ТАКС в этой истории злодеи. Они держали меня взаперти, они искалечили мне руку, они лгали мне, они заставляли меня убивать людей, а Питерс и его братья меня от них спасли, пусть и несколько экстравагантным способом. А я, тварь неблагодарная, еще и колено ему за это прострелила.
Интересно, это уже стокгольмский синдром или для него еще слишком рано?
С другой стороны, а какие у меня еще есть возможности, чтобы выбраться отсюда и добраться до чертового агента Смита? Тем более, что время поджимает…
— Спасибо, брат, — сказала я почти искренне. — Спасибо, что показал, кто мой настоящий враг.
— Не благодари, сестра, за такое не благодарят, — грустно сказал он. — Мы еще продолжим этот разговор. А пока я пришлю кого-нибудь, чтобы они помогли тебе привести себя в порядок.
И он подал знак, чтобы его выкатили из амбара.
  
Глава 21
 
Спустя примерно полчаса Кайл вернулся в сопровождении двух молчаливых неопределенного возраста женщин в белых хламидах. Женщины не выказали никакого удивления при виде меня, окровавленной и привязанной к стулу, словно у них тут такое было в порядке вещей и происходило по десять раз на дню (может быть, и происходило, кто их, сектантов. знает), дождались, пока Кайл при помощи ножа избавил меня от пут, взяли под руки и помогли дойти до общественной бани.
Кайл остался в предбаннике, а сестры завели меня внутрь, помогли раздеться, усадили в чугунную ванну с теплой водой и взялись за мочалки. Вода сразу же изрядно помутнела, причем в ход пошел и розовый окрас, когда они начали смывать засохшую кровь. После того, как я помыла голову — очень аккуратно, чтобы она окончательно не развалилась на куски — я снова почувствовала себя человеком. Но это только до тех пор, пока они не принесли мне зеркало.
Зомби, пролежавшие в земле несколько лет и поднятые местным шаманом, наверняка смотрелись бы свежее и бодрее, а голова моя все равно выглядела так, словно ей играли в футбол. А на изуродованную правую руку я старалась и вовсе не смотреть.
По ходу мытья я пыталась расспросить женщин хоть о чем-то, но они упорно отказывались идти на контакт, только качая в ответ головами. Забитыми и запуганными они при этом не выглядели, но и участия никакого не проявили. Все их действия были чисто механическими, словно они делали только то, что им было сказано, и ничего больше.
Может быть, именно так выглядит настоящее равнодушие.
После того, как я вытерлась насухо, они вручили мне такую же белую хламиду, как и у них, и мягкие белые кеды с резинками вместо шнурков. Мою старую одежду они, должно быть, сожгли. По крайней мере, в том месте, где я ее оставила, ее больше не было.