И уйти в закат (СИ)

— Что за шоу?
— Шоу исцеления. Стандартный ход — он явит людям чудо, и они уверуют. А вместе с ними уверует и кто-то из зрителей.
— Так эти люди — подставные? — слепые выглядели довольно убедительными, а медсестра с капельницей и вовсе вела себя так, будто ее пациент может помереть в любой момент. Впрочем, может быть, она просто хорошая актриса.
Больничная каталка тоже скрылась за дверьми. Вскоре к ней присоединилась группа слепых и общество парней на инвалидных колясках.
Все говорило о том, что Питерс уже на подходе.
— Я хочу посмотреть это шоу, — сказала я.
— Исключено, — отрезал Грег. — Никто из нас не войдет в зал во время проповеди.
— Почему?
— Потому что это опасно.
— Черт возьми, — сказала я. — Неужели он настолько убедителен?
— А ты думаешь, мы им просто так заинтересовались, Боб? Работать будем после его выступления, на выходе. Наши люди обеспечат безопасный коридор…
Джеремайя Питерс вошел в отель.
На нем были легкие парусиновые штаны, белая рубашка, сандалии на босу ногу, небрежно приглаженные кудри, легкая небритость и открытая доброжелательная улыбка. Его сопровождали пятеро мордоворотов в джинсах и клетчатых рубашках, и четверо профессиональных телохранителей в костюмах, которые слегка топорщились под мышками, и с наушниками, проводки от которых тянулись куда-то под одежду.
Если он хороший человек, то его как-то слишком тщательно охраняют, подумала я.
Его появление не вызвало большого ажиотажа, ибо все инвалиды уже скрылись в конференц-зале, агенты ТАКСа не стали демонстрировать свою радость, а обычным постояльцам, как и следовало ожидать, было пофиг. Питерс сотоварищи стремительно пересек холл и ворвался в конференц-зал, который встречал его довольно жидкими аплодисментами.
Двери закрылись.
— Почему не на входе? — спросила я, хотя момент уже был упущен.
— После удачной проповеди они все немного расслабятся и не будут ожидать подвоха.
Это замечание было справедливо лишь отчасти. Громилы, которых Питерс притащил с собой из своей общины, быть может, и могут потерять бдительность, но профессионалы — вряд ли.
— Какого черта его вообще так охраняют? — спросила я.
— Некая параноидальность в той или иной степени свойственна всем лидерам тоталитарных культов, — объяснил Грег, а Стивен смущенно закашлялся.
И до меня дошло очевидное.
— Это не первая ваша попытка, да? — спросила я. — Иначе откуда бы вы узнали, что обычными средствами его не побороть?
— Да, мы пытались, — не стал отпираться Грег. — Но это было до того, как мы узнали о его сюжетной броне и о том, что история связывает вас двоих.
Я допила сок, выплюнула соломинку в стакан и поднялась на ноги.
— Думаю, я все-таки послушаю его проповедь, — сказала я.
— Сядь, Боб.
— Заведите себе собаку, Грег, и с ней так разговаривайте, — сказала я.
Он попытался перехватить меня за правую бесполезную руку, я вывернулась и сделала шаг в сторону.
— Не думаю, что нам стоит устраивать сцены прямо сейчас, — заявил выросший слева от меня специальный агент Джонсон, все еще державший в руках газету. — Что происходит?
— Она хочет посмотреть на шоу, сэр, — доложил Грег.
— Это опасно, — сказал специальный агент Джонсон.
— Я ей об этом уже говорил.
— Может быть, ты и способна туда войти без ущерба, Боб, — продолжал Джонсон. — Но никто из нас не сможет тебя сопровождать. Сюжетные ограничения…
— Последние сутки меня заверяли в том, что я уже не ребенок, — сказала я.
— Ладно, иди, — сказал специальный агент Джонсон. — Только помни, для чего ты здесь. И возьми с собой пистолет.
  
Глава 11
 
Итак, у меня был пистолет, амнезия и прогрессирующее нервное расстройство, а значит, я была готова прикоснуться к чему-то прекрасному, доброму, светлому и вечному, но это оказалось не так-то просто. На моем пути к просветлению встали двое охранников конгресса, которые заявили, что вход в конференц-зал только по приглашениям.
Наверное, с точки зрения Джеремайи Питерса, проповедника, стремящегося расширить свою аудиторию, это было нелепо, но техасские бизнесмены почему-то не хотели видеть в своей среде случайных людей. Я уже собиралась расплакаться и вернуться к Грегу (на самом деле я прикидывала, на кого из охранников прыгнуть в первую очередь), когда за моей спиной снова вырос специальный агент Джонсон.
 
— Вот ваше приглашение, мисс, — сказал он. — Вы обронили.
Я посмотрела на бейдж, на котором красовалась какая-то вымышленная фамилия и фотография той тридцатилетней тетки, которую я теперь вижу в зеркале, мило (и немного торжествующе) улыбнулась охранникам и позволила им открыть для меня двери.
Обыскивать меня на предмет оружия они не стали.
Это ж Техас.
Когда я вошла внутрь, проповедь уже началась, и Джеремайя Питерс изрекал в микрофон милые сердцу любой домохозяйки банальности. Что-то про мир во всем мире, любовь, согласие, относись к своему ближнему так, как ты бы хотел, чтобы он относился к тебе (что вообще бред, потому что у людей могут быть совершенно разные вкусы), и всякое такое прочее.
Я прошла в зал, нашла свободное место около стены и прислонилась к ней плечом.
И сразу же заметила нечто странное.
Вопреки моим ожиданиям, техасских бизнесменов проповедь заинтересовала. Я-то думала, что они будут слушать вполуха, ну вот как я, смотреть вполглаза и лениво переговариваться о чем-то своем в ожидании, пока эта тягомотина закончится, но они прямо-таки внимали. В зале была тишина, прерываемая лишь легкими шорохами, когда кто-то кивал в такт мыслям Питерса. Несколько человек записывали лекцию на телефоны. Несколько предпринимателей (и это только в моем поле зрения) и вовсе прослезились.
Поведение публики настолько не вязалось с набором банальностей, которые нес проповедник со сцены, что я даже заподозрила устроителей конгресса в коллективном розыгрыше, который они решили устроить для Питерса.
С какой-то непонятной мне целью.
Но люди выглядели достаточно искренне. Пожалуй, в Далласе не найти такого количества безработных актеров массовки, чтобы они могли заполнить этот зал.
Возможно, подумала я, дело не в том, что он говорит, а в том, как. Я прислушалась повнимательнее. Голос у Питерса был вполне обычный. В смысле, громкий, пропущенный через динамики, хорошо поставленный приятный голос какого-нибудь ведущего прогноза погоды с местного канала. Он не пробирал до мурашек, не вызывал никаких мистических вибраций, он просто говорил слова, и эти слова почему-то западали людям в душу. Даже профессиональные телохранители слушали его, раскрыв рты.
Все слушали и внимали, и впитывали мудрость, которой в этих речах даже не пахло.
Все, кроме меня.
Может быть, ТАКС знало об этом эффекте, и именно поэтому агенты отказывались сюда заходить?
— … и тогда этот человек понял, что все, что ему было нужно для счастья, у него уже было. У него было хорошее здоровье, красивая жена, умные и любящие дети, прекрасный дом с уже почти выплаченным ипотечным кредитом, комфортная машина и интересная работа. У него было все, для счастья, но он не был счастлив. И знаете, почему? Потому что ему все равно не хватало одного элемента. Нематериального, и, на первый взгляд, не такого уж и важного, элемента, о котором не говорят в новостях и почти не снимают фильмов…
Вообще, с таким текстом можно было продавать все, что угодно. Трансгендерный переход, новые пылесосы «Кирби», таймшер на Мальдивских островах, сайт знакомств для свингеров, новое технологичное покрытие для крыши, но поскольку Питерс был проповедником, было очевидно, что речь идет о…
— … именно! — провозгласил он. — Вы совершенно правильно поняли, что я говорю о вере!
Я зевнула.
Этой ночью я проспала всего несколько часов не потому, что мне не хотелось, а потому что я боялась засыпать и старалась всячески оттянуть этот момент при помощи кофе и энергетиков. Но усталость в конце концов взяла свое, и где-то в четыре утра я отключилась, и тогда мне уже было все равно, проснусь ли я собой или кем-то еще.