Грата (СИ)

Рэм вдруг насторожился, встал, отставив чай и к чему-то прислушиваясь.
— Ты чего? — спросил Ченич.
— Скорость, — сказал Рэм. — Раньше она нарастала по разгонной кривой. Я думал, что скоро пойдёт оповещение на разгон перед проколом. Но теперь она падает.
— И что это значит? — спросил Ченич встревоженно.
Вид у Рэма был соответствующий: напряжённый, сосредоточенный.
— Да ничего хорошего, — пояснил парень. — Если бы неисправность одного из двигателей, тогда корт повело бы в бок, а я ничего такого не ощущаю. Неужели разгонный блок чудит?
— Это опасно? — Ченич хотел себе хотя бы чаю налить, но теперь пропало и это желание.
— Это долго, — успокоил парень. — Таким манером мы тут засядем как минимум на сутки тестирования. — Он нахмурился и выругался: — Хэдова бездна! Ну так вообще не бывает! 
Корт снова начал набирать скорость.
Настолько резко, что это ощутил теперь даже Ченич.
— Они там пьяные, что ли? — дёрнул плечом Рэм и опять залез на кровать со своим чаем. 
— А так бывает, что пьяные? — осторожно спросил юрист.
— Да всё бывает, — отмахнулся Рэм и вывел на браслете график. — Ложись на кровать. Если по такой кривой набирать будем, то через пять минут объявят разгон. Первый прыжок у нас должен быть совсем короткий, двадцать четыре секунды.
— А почему так?
Ченич послушался Рэма. Тот его пока здорово выручал. Он убрал в шкаф еду, зафиксировал чайник и лёг.
Парень же допил чай, прошёлся по каюте, прислушиваясь. Дождался, пока над дверью загорится оповещение о разгоне, и мембрана засветится красным, предупреждая о блокировке.
Только тогда он сел и развернул на полкаюты голограмму пространства с орбитой красноватой звезды.
— Вот почему, — пояснил, показывая на звезду. — Она ренгеновская, слишком большие помехи даёт. Корт не станет рисковать и пойдёт мимо неё двумя прыжками. И между ними будет часа четыре крейсерской скорости. Ты как? — он озабоченно посмотрел на соседа. — Пересидим первый прыжок? А потом дверь разблокируется, и пойдём на охоту. Нужно обследовать каюту, где убили Галку.
Юрист поворочался, укладываясь поудобнее. Сегодня он чувствовал себя гораздо лучше.
— Если я скажу «нет», ты же один пойдёшь? — спросил он Рэма.
— Пойду, конечно.
— Ну тогда я с тобой. Но за это ты будешь развлекать меня во время прыжка.
— Запросто, — кивнул парень. — Только… Бездна! Я же Дерену забыл отзвониться!
— Зачем? — удивился юрист.
— Да Хэд его знает. Он сообщение присылал, чтобы я с ним связался. Но тогда ещё не было широкой связи. А потом я забыл. А сейчас скорость уже слишком большая.
— Запиши сообщение, — посоветовал юрист. 
— Оно в архив уйдёт.
— Так само и отправится потом при первой возможности. А то ты снова забудешь, и влетит тебе от твоего старшего. 
Рэм согласно кивнул. Так и в самом деле было надёжнее.
— А что ему лучше сказать? — спросил он. — Что у нас тут два трупа, и, похоже, на корте убийца?
— Говори как есть, — кивнул Ченич. — Больше мы пока ничего не знаем.
Рэм открыл файл и записал сообщение.
Скорость росла с каждой минутой, но в этот раз Ченич чувствовал себя несравнимо комфортнее. Особенно, пока говорил с Рэмом. 
Иногда парень замолкал, и беспокойство всё-таки подступало к сердцу юриста и сжимало страхом горло.
Рэму болтать не очень хотелось. Он то и дело возвращался глазами к плану корабля, который висел у него над запястьем.
— Может, стихи почитаем? — пошутил Ченич.
— Можно, но я в этом плане не очень продвинутый, — невесело рассмеялся Рэм.
Парень знал, что Дерен иногда читает и Рогарда, и Сизи, и Картерблана. 
Последних двоих проходили в колледже, но Рэм поэзию не любил, знал только то, что заставляли учить наизусть.
— Поэты — они странные, — сказал он задумчиво. — Их творчество не равно их человеческому пути. Вот Рогард — он был хулиган. Его из Академии чуть не выгнали. А стихи писал хорошо.
— Наверное, у поэта внешняя жизнь не равна внутренней, — предположил Ченич и вздрогнул. — Это мы уже всё, да?
 
— Да, — кивнул Рэм. — Мы вошли в зону Метью. Осталось твоих мучений на один короткий стишок. Хочешь?
— Давай. — Ченич проглотил густую слюну. Хорошо, что не стал есть…
— Слушай. — Рэм задумался на миг и быстро прочёл: 
Если спрошу у себя, что такое война
Выдаст мне память два имени или не выдаст?
Может, давно позабыла она имена,
Может быть, тайну сокрыла она и не выдаст?
— А дальше?
— Дальше забыл.
— А я помню:
Только болит что-то в груди.
Может, там пуля с рожденья и бьётся на вырост.
— Надо навылет, — предложил Рэм. — Если пуля — то лучше навылет.
— Это же про сердце. Сердце в груди солдата — как пуля. 
— А потом тогда — что? Она вырастет, и он умрёт? Потому что знает тайну войны? Хэдова бездна…
— Рэмка, Хэд — это… — улыбнулся юрист, ощущая, что его отпускает.
— Я знаю. Это учёный, который придумал хаттов. Просто у нас все на крейсере так ругаются. Даже…
Рэм хотел сказать: «Даже Бо», но закусил губу.
Бо был хаттом. Самым настоящим. Машиной из тех, с кем сто лет назад воевали люди.
Дерен шутил, что только на «Персефоне» в экипаже может летать хатт. 
Но Рэм думал, что не только на «Персефоне». Хатта очень трудно отличить от человека. Даже Ченич мог быть хорошо замаскированной машиной. Если бы его сейчас так не плющило при проколе.
Корт тем временем начал быстро снижать скорость. А потом Рэм уловил, что его «тянет» вправо. Значит, в навигаторской включили магнитный привод и начинают уводить корт на орбиту.
— Бред какой-то, — сказал он. — Похоже, у нас всё-таки неисправность. 
Ченич, уловив беззвучный сигнал коммуникатора, достал его из нагрудного кармана, прочитал сообщение и вытащил файлом, чтобы увидел Рэм.
«Капитанская рубка захвачена бандитами, капитан и главный навигатор убиты, группа захвата заставляет экипаж положить корт на орбиту рентгеновской звезды. Из-за помех мы не можем подать сигнал бедствия. Служба охраны пытается пробиться в рубку. С вами военный пилот, попытайтесь после снижения скорости добраться до узла связи на второй палубе и передать моё сообщение на военных частотах. Может, сигнал пробьётся. Сейчас ваша дверь будет разблокирована. Ждите сигнала. Не покидайте каюту во время торможения, это опасно». 
Последняя фраза сообщения подействовала на Рэма с точностью до наоборот.
Как только красная надпись над дверью погасла, он бросился к выходу из каюты.
Вот только мембрана вдруг начала расширяться сама, без команды, и парень, сообразив, что дело нечисто, отпрыгнул в сторону. 
Поздно. В дверях стояли двое с армейским импульсным оружием. А за их спиной маячил худощавый парнишка с чёрной повязкой на лице.
Имперский спецоновский крейсер «Персефона»
— Да это же Север! Да там одних эспилеров последнего поколения восемь штук! А у нас их два! И ещё можно спорить, потому что «Персефона» — на иридии! У нас по уму вообще нет таких крейсеров! 
Эмор кричал. Глаза у него блестели, светлая шевелюра была взлохмачена.
И это не потому, что его так задевала тема беседы, просто манера у него была такая — заводиться с пол-оборота.
Навигаторская уже плохо вмещала разросшийся офицерский совет, но собираться члены экипажа спецоновского крейсера «Персефона» привыкли именно здесь.
Старшие как обычно сидели рядом с навигаторским пультом, младшие — по углам. Но слышно их было отменно, потому что старшие традиционно вели себя более сдержанно, давая молодёжи проораться, пока не подошёл капитан.
— Что мы им можем противопоставить, если они на нас полезут? — надрывался Эмор.