(не)жестокая нежность (СИ)
— Б..ть, не беси! — подаюсь вперёд, а руки машинально сжимаются в кулаки, и тут же напоминаю сам себе, что она женщина. — Для меня ты такой же мужик, похотливо бросающий взгляды, только в разы откровеннее и навязчивее. Думаешь, можно всё?!
— Ну, согласись, две девушки красиво смотрятся вместе? — опять провоцирует.
— Уже начинаю сожалеть, что позвал, — дотянулся до бутылки и налил новую порцию виски.
— Ян, прости, — Лара подошла ко мне сзади, положила руки на плечи и стала слегка их массировать. — Буду хотеть молча. Внимательно слушаю. Нам, правда, пора закругляться, пока Тина не обнаружила. Приревнует ещё. Не хочется обидеть столь милое создание.
— Отчасти, этого и добиваюсь… — отвечаю, собираясь с мыслями.
— Так, давай по порядку, — она присела на край стола, чтобы видеть мои глаза. — Чего добиваешься: ревности, обиды — зачем? Собираешься причинить ей боль? С трудом тебя понимаю…
— Твоя подруга Яна, если помнишь, постоянно подкатывала, вернее, ты сама активно нас сводила: имена одинаковые носим, внешне похожи — и всё в таком духе… Лично мне, она не нравилась.
— Уже поняла, а глядя на Тину…
Послал ей последний предупреждающий взгляд.
— Всё-всё, молчу… К чему эти воспоминания?
— Забыла, как она осаждала меня? Преследовала не один год, одержимостью попахивало, плюс неоднократные попытки самоубийств, чтобы привлечь к себе внимание, шантажировала этим... Крови высосала немало… А в конечном итоге — её отец приложил руку.
— С чего ты взял?
— Много лет назад навещал его в психиатрической лечебнице, прежде чем он себя не прикончил. Мне тогда позвонили — попросили приехать. Я стал для него «жилеткой». Рассказал мне: как случайно задушил дочь в порыве гнева, ведь та подсела на наркоту — стала не управляемой; как изобразил под самоубийство; как не может с этим жить. Извинялся за Яну. Его рассудок помутился… Я не поверил тогда. Но предсмертная записка твердила то же самое. А ты тогда уже уехала — вот и не знала.
— М-нн… И всё-таки, не понимаю ровным счётом ничего.
— После смерти Яны и её отца, получал странные письма на протяжении долгого времени.
— Что за письма?
— С угрозами, если дословно: «ответишь за мою смерть». И подпись «Яна».
— Даже не знаю, что сказать… — Лара задумалась на несколько секунд. — И что дальше?
— Письма стали приходить опять, только с одним весомым дополнением и поправкой: «твоя жена ответит за мою смерть, если не расстанешься с ней».
— Звучит по-женски… — рассуждает она. — Но это не может быть Яна, я видела её мертвой. Чем могу помочь?
— Во-первых, она была твоей подругой, ты лучше знаешь окружение, кто может мстить за неё и вести изощрённые игры; во-вторых — хочу этого или нет, ради безопасности Тины, придётся пойти на условия, пока не найду тварь; в-третьих — надеюсь, будешь не против, если тебя использую в качестве той, к кому приревнует жена. Нужно, чтобы она сама ушла от меня, временно, конечно — ей будет больно, но другого выхода на сегодняшний момент не вижу, не могу рисковать.
Именно этот план окончательно утвердили с Филиппом Абрамовичем. Я согласился на предложенную авантюру, хотя как представлю всё в действии — тошно и противно становится.
— М-да… Почему не договориться с ней, зачем такие сложности? И как представляешь задуманное? — задаёт логичный вопрос.
— Боюсь, она не сможет изобразить несчастье. Всё должно быть натурально, а ты подыграешь — по моему замыслу Тина застанет нас в постели.
— Фу… мерзость… — Лара скривила лицо. Мысли о мужчинах отвратительны ей так же, как мне оказаться рядом другой женщиной.
— Послушай, когда она узнает о твоей ориентации, все доводы примет, простит... И спать с тобой не собираюсь, полежим рядом. Есть ещё один момент: ты должна у неё часто мелькать перед глазами, мозолить, надоедать, вызывать подозрения, раздражать. Спектакль нужно разыграть в ближайшие дни.
— Мацейчук, ты… редкостная сволочь… Готов сделать любимой жене больно, заставить страдать, причём всех членов семьи — тебе ведь по-настоящему надо, а без этого никак. Скандала не избежать, — подытожила она.
— Меньше всего рассчитывал услышать от такой авантюристки, как ты, моральные увещевания. Повторюсь, выбор невелик.
— Надеюсь, записываешь наш разговор?
— Обижаешь. Конечно. Доказательства потребуются, — диктофон работает, как только мы вошли в кабинет.
— Ладно, твоя взяла… Но кое-что в качестве платы попрошу… — Лара вновь включилась в игру.
— Кажется, догадываюсь… Согласен, — сразу ответил. — Можешь найти Тину и попросить её сюда прийти?
— С удовольствием, — она наклонилась к моему уху. — Спасибо, Ян… хоть так прикоснуться к ней…
То ли алкоголь резко ударил в голову, а то ли жгучее желание всему виной, но в тот момент я не задумывался о правильности своего поступка…
2.29
Пока ждал Тину, завёлся до предела…
Возбуждение жаркими волнами растекалось по венам. А руки зудели от первобытного дикого желания прикоснуться к её восхитительному телу, сжать в удушающих объятиях, кусать губы до крови, ласкать, соединиться с ней, глотать блаженные стоны — ощутить любимую женщину во всех смыслах…
Немедленно!
Лара точно знала, на что надавить, когда намекнула на «особую» просьбу, выписывая себе билет в зрительный зал. Своим поведением специально провоцировала, умело расставляя ловушки для мужского самолюбия, на которые легко поддался. Ведь не смогу пройти мимо наглых заявлений в адрес моей девочки. И мне обязательно захочется предъявить права на собственную жену, яростно защищая от любых поползновений в её сторону… одним-единственным способом…
«Пусть смотрит и знает».
Хотя голос разума пытался пробиться сквозь пелену затуманенного желанием сознания, но я заткнул его, предпочитая не думать сейчас о последствиях…
Тина зашла в кабинет.
Я резко встал с кресла и решительно направился к ней. Она отступила назад на несколько шагов, словно испугалась... А меня такая реакция ещё больше распалила. Хочу выпить её убийственный свет, приправленный растерянностью.
Подхожу вплотную, и, не позволяя жене отстраниться, сильно сжимаю затылок. Тина упёрлась ладонями в мою грудь и взглянула вопросительно — глаза взволнованно бегают от непонимания. И пользуясь этим, сминаю её губы в жёстком требовательном поцелуе. Но она не отвечает на страстный порыв. Пытается освободиться и что-то сказать…
— Прекрати! — жена оттолкнула меня, стоило ослабить тугие тиски. Потом вытирает рот рукой и гневно смотрит — этот жест крайне не нравится. — Что на тебя нашло?
— Нет, сладкая, не отвертишься… — снова наступаю на неё, загоняя в угол. Хватаю её за лицо, надавливая пальцами так, чтобы вытянула губы. И снова впиваюсь.
«Давай, ну же, ответь мне…» — целую довольно болезненно и грубо. Я это сам понимаю, но по-другому уже не могу. Контроль потерял окончательно. В голове пульсирует лишь одна навязчивая мысль: «хочу до одури!».
И она начинает тоже включаться в процесс, постепенно открываясь навстречу. А я ликую внутренне, как безумец.
Путешествую дальше вниз: целую бархатную кожу шеи, покусываю хрупкие плечи, пощипываю возбуждённые соски через тонкую ткань платья…
— Ян, не надо… столько людей… — хочет отстраниться опять.
— Плевать… — нащупываю застёжку на её одежде.
— Что ты делаешь? — пытается достучаться до меня. Бесполезно. Не остановлюсь.
— Молчи… — расстёгиваю молнию, и платье падает к ногам. — На тебе нет белья…
Смотрю на дрожащую от желания Тину. На тоненькой фигурке остались лишь чулки и туфли. Грудь торчит острыми холмиками, умоляя о прикосновениях… что и делаю… Играю с сосками — посасываю поочерёдно маленькие розовые горошины. А пальцами трогаю между ног, ощущаю, как моя девочка течёт, приглашая меня войти.
Опускаюсь перед ней на колени — теперь хочу вкусить любимый аромат… Одну её ножку забрасываю себе на плечо и уже ничто не мешает ласкать нежную плоть. Тина вцепилась в мои волосы. Активно подставляет свои бёдра. И сладко постанывает с придыханием — для меня это «красная тряпка», сносит голову напрочь.