Мальчишник. Райское наслаждение

— Ты знаешь больше, чем я, — про себя я решила все-таки обидеться на Варьку за ее патологическую скрытность. А Ладе-то рассказала!
— Короче, Вась, звони Правдиной. В семь в кафе. Я приеду на машине, так что развезу вас по домам в лучшем виде. Это я к тому, чтобы вы отчитались перед любимыми на случай затянувшейся беседы. Хотя ты у нас — свободная мадам. Какой день без мужа?
— Третий, — грустно изрекла я, на чем сразу же попалась.
— Ну вот, третьи сутки — критические, — в тоне Лады отчетливо слышна озабоченность. — Тогда все понятно. Ты должна была еще вчера бить в колокола!
— Я била, только никто не услышал.
— Мы с тобой в одной упряжке. Две кобылицы, объезженные, но неудовлетворенные.
— Не говори так, — попросила я, мгновенно представив себя гнедой кобылой, вяло плетущейся без наездника.
— Не буду, но по существу я права, согласись.
Я кивнула, забыв, что Лада не сможет увидеть этого жеста солидарности.
— Мы слишком погрязли в своих проблемах, — вывод, сделанный Ладой, звучал неутешительно.
— Пожалуй.
— Кого нужно спасать в первую очередь? — Ой как вовремя она спросила.
Мне так захотелось закричать «меня». Меня, ведь я такая слабая, такая ранимая, которая добровольно усложнила свое существование как минимум на месяц. Я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы не чувствовать себя одинокой и не раскаиваться в явно ошибочном решении побыть одной. Я даже предположить не могла, что это окажется для меня таким испытанием — снова остаться одной, пусть даже временно. Когда я переживала свой первый развод, я погрузилась в одиночество, как в спасение. Мне было уютно, спокойно. Правда, Лада то и дело пыталась меня расшевелить, направить на путь истинный, что ей, в конце концов, удалось. Но теперь другое дело. Как я могла сравнивать то мое положение и нынешнее? Несмотря на расстояние, я была женщиной замужней. Преодолевши океан, Лева сочетает бизнес с развлечениями в казино, а я маюсь беспочвенными страхами. Он звонил мне через день, как и обещал, но, заслышав его голос, я не успокаивалась. Меня терзало неприятное предчувствие.
— Нужно спасать меня! — сделав ударение на последнем слове, уверенно произнесла я. После этой фразы, в которую я вложила столько души, мои ноги подогнулись, и я тяжело опустилась в кресло.
— Точнее, милая, — словно издеваясь, промурлыкала Лада.
— Точнее не скажешь. Хреново мне. Давно и серьезно…
— Знаю, — вздохнула Лада. Я закрыла глаза, представив, как она пожевала губами, покивала головой. — Все, для телефонного разговора сказано больше, чем нужно. Не раскисай больше дозволенного. Я целую тебя. До встречи в кафе, там и поговорим.
— И я тебя целую… — тихо, проглатывая колючий удушливый ком, прошептала я.
Я снова на веранде. Села в одно из плетеных кресел, переводя взгляд с одного растения на другое. Говорят, зеленый цвет успокаивает. Сейчас это не сработало. Я почувствовала, что мне безумно жалко себя, как бессмысленно пролетают дни, жизнь. От сознания этого снова полились слезы. Я подумала, что лучше выплакаться сейчас, чем на глазах у подруг. Не осудят, пожалеют, хотя, кто знает, насколько они готовы понять мою боль, разделить мои проблемы. Задаваясь такими вопросами, я поняла, что ситуация кризисная. Я усомнилась в преданности и искренности моих верных подруг — какие еще нужны доказательства того, что меня нужно спасать!
  
ПЕРВИЧНОСТЬ ЛЮБВИ
 
Я не знала, что мое одиночество, ставшее такой мукой, абсолютно уравновешено той тоской, которую испытывал мой муж, находясь за океаном. Никогда не думала, что Лева может оказаться сентиментальным и находить огромное, просто неописуемое удовольствие в том, чтобы молча смотреть на мою фотографию, которую он тайком захватил с собой. А в далеком Лас-Вегасе все происходило именно так. Тоска по жене захлестнула Лузгина с такой силой, что он боялся найти утешение в ощутимых дозах спиртного или курении травки, чем не брезговал (но и не злоупотреблял) его партнер Гордей Голубев. Лузгину казалось, что все эти средства «спасения» могут сыграть с ним злую шутку. Он не хотел приключений, после которых ему будет стыдно смотреть Васе в глаза. Ему хотелось остаться честным по отношению к самому себе — высшая степень честности, когда ты самый строгий себе контролер. Пожалуй, Вася была первой женщиной, надевшей на него пояс целомудрия без всякого участия в этом забавном процессе. Лев по собственной воле поднял нравственную планку на небывалую высоту и был невероятно горд этим обстоятельством. Поездка, которой Гордей дал кодовое название «мальчишник», со всеми вытекающими отсюда последствиями, была таковой исключительно для Голубева.
 
Лузгин который день уговаривал Гордея ехать без него. Но Голубев проявлял присущее ему упрямство. Он настаивал, что без личного присутствия Лузгина положительно решить вопрос не удастся. Он приводил массу доводов, которые казались Льву неубедительными. Правая рука Лузгина, Гордей Леонидович Голубев, дошел до того, что предложил на время заморозить проект. Это звучало кощунственно, потому что была проделана колоссальная подготовительная работа. Да что там говорить! Отложить поездку в Штаты означало поставить крест на честолюбивых, и весьма прибыльных в ближайшей перспективе планах. Лузгина это не устраивало, но он точно знал, что всю подготовительную работу он проделал на «отлично», а значит, никаких эксцессов быть не должно. Фактически все уже решено, оставалась одна неофициальная встреча, которая не требовала присутствия Лузгина. К тому же, если быть до конца честным, ему не хотелось оставлять Васю одну. Никогда раньше Лев не ставил личные интересы выше интересов дела, но сейчас случай был особый: рядом с ним женщина его мечты. Он неожиданно стал обладателем сокровища, на которое и надеяться не смел. Влюбился, как мальчишка.
Что-то у них не клеится в последнее время. Ссора за ссорой, периоды обидных молчанок затягиваются. Он не хотел, чтобы их отношения медленно сползали на уровень равнодушия, маскировки реальных желаний. Это прямой путь к изменам, к расставанию, а ему это вовсе не нужно. Он до сих пор испытывал такое же сильное чувство, которое ощутил к Василисе в первое мгновение их знакомства. А вот в Васе он до конца не уверен. В ее зеленых глазах порой стынет такая тоска. Начинаешь спрашивать в чем дело, отмалчивается, отмахивается. Лева не мог понять, зачем все усложнять. Он не ясновидящий. Он обычный мужчина, которому все нужно объяснять. И чего этим женщинам нужно? Если носишь их на руках, они привыкают к этому и спуститься на землю становится проблемой. Что-то подобное происходило и с его женой. Скоро ничего не останется от веселой хохотушки, всегда улыбающейся, находившей повод для шутки. Вася все чаще мрачна. Она словно хочет и боится начать очень важный разговор. Лузгин знает, к чему может привести недосказанность: к поиску иного собеседника, который поймет, пожалеет, приголубит. Любой может оступиться. Лева не хотел, чтобы в этот длинный, бесконечный список попала его жена.
— У вас все еще медовый месяц? — не скрывая иронии, спрашивал Голубев. Ему по-настоящему было не по себе, когда Лузгин посылал сообщения на мобильный жены, звонил ей просто так, без всякой причины, чтобы только услышать голос. Их диалоги, их слова-коды, понятные только им двоим, вызывали у Гордея нескрываемую зависть.
— Да, представь себе. Такое бывает.
— Трудно, дружище, очень трудно. В наше-то бурное, свободное и циничное время.
— Это кто как понимает.
У Голубева с женой сложились те отношения, которые Леве были хорошо известны по первому браку. Причиной развода Лузгиных стали «непримиримые противоречия», как гласила официальная версия. На самом деле Льву надоела атмосфера натянутости, неискренности, холодности. Пора влюбленности пролетела так быстро, что Лев не заметил, как они стали отдаляться друг от друга. Зачем ему женщина, которая тяготится его присутствием? Жанна уже не любила его, но не желала отказываться от благ, которые постепенно вошли в их быт. Он чувствовал это, а потом, когда жена стала серьезно говорить об эмиграции, Лев ответил категорическим отказом. Он не желал уезжать из страны, где так долго и тяжело работал, не желая становиться человеком второго сорта. Здесь он чувствовал себя королем. Одно «но» — когда он приходил домой после напряженного рабочего дня, ему становилось так плохо, что снова хотелось уехать в офис. Учитывая все возрастающее давление жены по поводу отъезда, Лузгин нашел это достойным поводом для развода. Он не собирается бросать Родину, свой бизнес, своих партнеров, а супруга его может делать все, что пожелает. Маленькая, рыженькая, преисполненная амбиций, она вылила на него столько грязи, что Лузгин еще долго приходил в себя. Он слушал и не верил, что все сказанное относится к нему. Это казалось дурным сном, но человек, с которым он прожил четыре года, был совершенно ему чужим.