Слово Идальго. Карибское море (СИ)

Оба лейтенанта синхронно упали на одно колено и ударили себя правым кулаком в грудь.
— Командир, мы бы и раньше… Но теперь тем более… — смутно выразился Северино.
— Дон Артемос, можешь распоряжаться нашими шпагами и жизнями, как пожелаешь! — Более внятно выразился Огастин.
— Ладно, благородные доны, давайте по стаканчику и на боковую! Завтра нам предстоит восстанавливать дисциплину среди похмельного личного состава! — Улыбнулся Артём. — Само собой разумеющееся: никому, не единой живой душе вы не должны говорить про приказ короля!
Утром, едва только офицеры вывели охающих от головной боли солдат на ставшую традиционной тренировку, прискакал нарочный из города и от лица викария велел всем «всем способным держать оружие» явиться после полудня на городскую площадь, чтобы стать свидетелями аутодафе.
— Их чего, реально жечь будут? — Удивился Артём. В его представлении такие казни остались в далеком прошлом вместе со Святой Инквизицией. — Ладно, съездим, раз зовут, но, конечно, не всем составом. И охрану усадьбы усилим! Со мной поедет дон Северино со своей ротой, а на хозяйстве останется дон Огастин! Сержант, на тебе разведка прилегающей местности! Глаз не спускать с «Раффлезии»!
Место проведения казни нашли по гулу толпы. Эшафоты были установлены на краю городской площади, почти на самом берегу реки. Здесь торчали две дюжины столбов с «еретиками» и высокий помост для начальства. Приговорённые бились в истерике и молили о пощаде. Викарий с помощником, не обращая на них внимания, тщательно проверяли готовность костров. Стоящие по периметру «лобного места» стражники с пиками и факелами вели между собой неспешный разговор.
Гул толпы постепенно нарастал: народ ждал зрелища, а городское начальство задерживалось. Наконец, когда гул уже грозил перерасти в рёв, из ворот ратуши выехала небольшая кавалькада. Горожане послушно расступились и местные правители спокойно подъехали к месту казни. Воспользовавшись образованным «коридором», Артём дал Хулигану шпоры и проскакал к самому помосту, лихо соскочив у самых ступенек. Обернувшийся на шум копыт, капитан де Кьяви, жестом пригласил «гвардейца» присоединиться к нему.
Наконец приготовления закончились, викарий с подручным тоже взошли на помост и, встав впереди светской власти, запели псалом. Отслеживая действия священника, Артём синхронно с ним крестился и отбивал поклоны. За псалмом последовала занудливая молитва, завершившаяся неожиданным пассажем в сторону «главного свидетеля обвинения»:
— Братья и сёстры! Капитан «Охотников за головами» идальго Артемос де Нарваэс проявил рвение в служении церкви и раскрыл тайное общество еретиков! Змеиное логово находилось совсем недалеко от нашего города! Отродье дьявола отравляло ядом ереси нестойких в вере переселенцев и сеяло семена сомнения у простодушных крестьян! Суд Святой инквизиции признал виновность указанных идальго Артемосом де Нарваэс людей и приговорил их к смерти! Как предписывает булла Папы Александра IV, имущество еретиков переходит оному идальго без взимания алькабалы.
Артём торжественно перекрестился и в голос запел «Gloria Patri». Коварный план удался, осталось довести дело до конца.
Толпа хором подхватила гимн. Особенно выделялись тонкие голоса стоящих в первых рядах почтенных матрон — глав семей талассократов. Парень даже сумел разглядеть свою бывшую любовницу — Джиозетту. Из-за отсутствия телевизоров и инстаграмма, женщины были вынуждены развлекать себя такими грубыми зрелищами, как массовая жестокая казнь. Впрочем, хрен его знает, может быть как раз казни были бы более популярными в Тик-Токе, чем котики!
Из раздумий о сути женских увлечений Артёма вырвали крики и улюлюканье толпы. Стража не спеша поджигала костры. Народ орал нечто невнятное, а детишки, под одобрительными взглядами взрослых, забрасывали приговорённых бандитов камнями.
Парень принялся с интересом наблюдать за процессом сожжения. Он как то слышал теорию о принципиальной разнице финской бани и костра. В первом случае человек находится как бы в коконе своего пота, а здесь поднимающийся от огня горячий воздух сушит кожу и человек умирает от теплового удара. В теории вроде бы верно: сердце останавливается при температуре тела в сорок два градуса, когда сворачивается белок. В реальности приговорённые безжизненно обвисли задолго до появления пламени у ног — просто угорели от дыма.
 
Началась новая стадия казни — фактически кремации трупов. Горожане жадно следили за действием, громко комментируя каждое движение горящих тел — их корчило от жара. На полное сожжение ушло примерно полчаса, костры догорели и народ начал потихоньку расходится. Из начальства первым ушел мэр, за ним его чиновники, последним уходил капитан де Кьяви. Артём оставался на месте — ему требовалось поговорить с викарием.
Наконец на городской площади осталось всего два десятка самых упорных зрителей, терпеливо следящих за стражниками, подбрасывающими поленья к тем кострам, где трупы «еретиков» не сгорели дотла.
Внезапно к эшафотам подъехала повозка с большой бочкой. Местный золотарь с ходу принялся ругаться с помощником викария, требуя с того денег:
— Ваши тупоголовые стражники снова выкинут в море золу вместе с моей бочкой! А мне что? Вывозить твоё дерьмо в карманах?
— Садись со стражниками в лодку! Сам будешь свою вонючую бочку охранять! — Огрызнулся священник.
— Ну уж нет, ты садись! — озлобился золотарь, — будешь изображать Ноя!
Перепалка грозила перерасти в рукопашную схватку, но тут подошёл викарий и протянул золотарю кувшин с местной брагой из забродивших фруктов:
— Держи! Второй получишь после возвращения на причале.
— Без второго в лодку не сяду! — ультимативно заявил золотарь.
— После возвращения получишь! — отрезал викарий, — иначе сам в бочке уплывёшь.
Золотарь присосался к кувшину. Высосав залпом всё содержимое, скандалист немного повеселел и, достав большой деревянный черпак, пошел собирать золу.
— Сколь мало надо дураку для счастью, — усмехнулся викарий и, внезапно оглянувшись на Артёма, приказал: — На колени!
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen. — Опускаясь перед священником, пропел Артём.
Стоять пришлось не менее получаса. Сначала над головой прочитали молитву, затем пропели псалом, после которого постучали крестом по плечам. Сжав зубы, парень терпел, мысленно считая впившиеся в колени камешки.
— Путь воина очень тяжёл, ты должен сохранять крепость духа и идти вперёд не щадя врагов! — Закончив обряд, напутствовал викарий. — Исправно плати десятину, большего от тебя не требуется. Талассократы ворочают миллионами, а приходскому казначею несут тысячи, при этом смеют жаловаться на скудное бытие.
Глубоко вздохнув, Артём постарался придать лицу выражение полного смирения:
— Святой отец, я хочу церковь на ферме построить! Деньги на это есть, но как это сделать — не знаю!
Этот план Артём придумал накануне: раз церковные власти пользуется в Пуэрто-Вьехо таким авторитетом, то лучшее средство для пассивной защиты поместий от посягательств бандитов — постройка в них храмов. Конечно, сами по себе они не остановят атаку или иное силовое давление, зато заставят церковные власти принять меры, чтобы обезопасить прихожан.
— Не беда, — оживился викарий, — напишу кардиналу Новой Испании. Вам пришлют комендатора, под его руководством вы и возведёте храм.
Вот и чудненько, подумал Артём: викарий явно заинтересован в расширении прихода, что автоматически повысит его сан. Парень мысленно поставил себе плюсик: он обзавёлся первым сильным союзником.
Вернувшись на ферму «Антуриум», Артём первым делом спросил о Лагбе. И к его несказанной радости Дидье ответил, что старшина охранников вернулся пару часов назад.
— Зови! — Приказал слуге Артём. — Я буду в кабинете.
Лагбе явился не один. Он вел на веревочке человека небольшого роста, одетого в изорванный камзол из очень дорогой ткани. Нетрудно было догадаться кто эта персона. Лицо пленника украшали фиолетовые синяки.