Зимний Фонарь (СИ)
— Мы промоем твою руку, — неуверенно добавляет Анера. — С меткой всё будет в порядке. Уверяю тебя.
Ничего не будет в порядке.
Они оба это прекрасно знают.
С элегическим манифестом долго не живут. При условии, если это вообще можно назвать жизнью. Немногие могут позволить себе плановое лечение, и всё сводится к экстренному: вызовам, оперативному вмешательству, снятию шоков, обострений и симптомов. На всё про всё даётся дней пять. Обычно это покрывается страховкой или, в зависимости от страны, оплачивается из государственного бюджета. За исключением тех периодов, когда «случайность» приобретает пандемические масштабы.
В том или ином количестве, но элегия присутствует во всяком организме с рождения. На фронте стерильность была редким гостем, и вопрос количества потомства стоял острее качества. Вчерашние победители становились родителями, передавая потомкам поражение замедленного действия. По итогу одним везло, другим же — нет. Кого-то от реВоздействия могли защитить насморк, прокуренные лёгкие или любой другой произвольный фактор, который невозможно отследить при составлении статистики… а кто-то — как Элиот, с Федрой или иным генетическим пороком… Жертва случайности, определённо.
— Это несправедливо, — обиженно произносит Анастази, оставаясь один на один с предварительным анализом брата, сделанным в карете скорой. Смертный приговор дрожит в руке. — Где же я так обложалась?
— Прости, я отходил, тут это… — торопится к девушке встревоженный Корвин. — Что случилось?
– [Кошмар] какой-то… В парке и то меньше людей… В парке… — ответом шипит Лайне и задумчиво отводит взгляд. — Целый зал мертвецов, брат чудом живой… Анализы [ужасны]. Я-я не знаю. Кажется, я не успела…
— Так, постарайся успокоиться. Дай посмотрю. — Корвин бесцеремонно вырывает листок из рук вестницы и отмечает: — На нова эспере? Для провинции это достаточно прогрессивно.
— А чего ты ожидал? У нас после революции все на нём говорят, — комментирует Лайне и смотрит на читающего мужчину. — Ты что, врач?
— Лучше. Я неплохо разбираюсь в элегическом манифесте, — и наконец он возвращает результат, — а здесь ничего страшного нет. Лабораторный анализ уже будет чище — cito делают, чтобы назначить дозировку апейрона для снятия шока.
Эти слова лишь ненадолго успокаивают девушку. Когда она складывает распечатку в сумку, на крыльце появляются трупы. Вынесенные из зала тела накрывают кипенными тканями.
— Зи?
На ступеньке дальней кареты сидит Фриц. Термоодеяло сползает с его плеч, а в руках стынет термос. Из-за отсутствия на нём очков вестница не сразу узнаёт его.
— Ал? — не своим голосом обращается к нему блондинка и подбегает. Он отставляет термос в сторону, и тот за считанные секунды расцветает инеевыми узорами: — О деми… С тобой всё порядке? Как ты?
— Зи, — молвит парень, беря её руки в свои, — как же я рад тебя видеть!
— Вы знакомы? — удивляется Корвин, и Фриц поднимает на него изумлённый взгляд. — Вот так встреча.
Они здороваются как старые знакомые: пожимают друг другу руки и в паре реплик упоминают людей, имена которых Анастази слышит впервые.
— Я не ожидал, что ты приедешь так скоро.
— Так я же писал: хочу увидеть ВААРП, — спокойно поясняет посредник. — Правда… Не такого я ожидал. Теперь, думаю, его буквально скоро запустят… Что вообще здесь произошло? Ты что-нибудь помнишь?
— Не особо, — честно отвечает Фриц и рассказывает: — Короче, я вышел покурить… как раз когда уровень достиг критической отметки. Ну, а там успел надеть респиратор, так и хватанул меньше других. Некоторые, кто мог, своим ходом уехали. В больницу вроде, куда ещё. Не знаю. Мы с ребятами остались… а Лису и Эла я так и не смог найти.
— Я его нашла, — шёпотом отвечает вестница. Услышав это, старый приятель заторможенно кивает. — Он жив. С ним всё… всё будет в порядке.
— Это хорошо, — и, немного подумав, сообщает: — Короче, я не хотел об этом говорить, ребят, но, раз такая ситуация, думаю, хотя бы вы должны быть в курсе. В Линейной уже давно разрабатывался план на случай эвакуации населения, и вчера Фройд попросил меня дистанционно подключить его компьютер к ЦПУ ВААРП. Они теперь реально собираются это сделать. В конце декабря. То сообщение действительно было случайностью, но лишь потому, что слишком рано попало в эфир… Так что задерживаться вам здесь не стоит — вам, я имею в виду, с Элиотом. Труповозка ещё на ходу?
— В принципе, я… я не-не знаю…
— Значит, я заберу её. Посмотрю, что как. Постарайтесь двинуть отсюда со второй волной: недавно на подкасте слышал одну прогнозистку, и на третью собирается буря.
Эпизод третий
Балтийская Республика: Линейная
Гейнсборо 1-1-7
12-24/994
— В принципе, Фриц прав, — напряжённо произносит Анастази, вышагивая вдоль улицы. Городские дороги по-прежнему пусты. — Мне нужна машина. Без неё даже до больницы нормально не добраться… и почему здесь нет ни одного сервиса такси?.. Проклятье.
— Слушай, но я правда без проблем подвезу тебя.
— Я весьма признательна за твою помощь, — благодарит вестница, смотря куда-то под ноги, — но моим личным извозчиком ты точно не нанимался. Так что надеюсь, труповозка за это время не превратилась в рухлядь.
— Постой, о какой труповозке вы все говорите?
— О моей машине.
Крытая автомобильная стоянка примыкает к домам на Гейнсборо, длинным рукавом соединяя корпуса. За ней виднеется накренившаяся водокачка. Стены башни темнеют лишайником. Наледь серебрится в лучах солнца, а ветви замёрзших деревьев срастаются с ней.
Старенькая «Макада» всё также стоит в гараже. Металлические двери с трудом поддаются нажиму — приходится приложить немало усилий, чтобы открыть пристройку. В лицо бьют спёртый воздух и пыль. Благо элегия почти не коснулась фургона: лишь дверные ручки тронуты характерной коррозией.
— А… понял. Это было буквально. Она ещё на ходу?
— Сомневаюсь. Брат мой отродясь руля боялся. — Анастази осматривает фургон со всех сторон. С трепетом касается белоснежного капота. Грязь прилипает к перчаткам. — Кто б ездил? — и, приподнимаясь на носки, заглядывает в салон, — а вот бензин на нуле.
— Аккумулятор, наверное, тоже сдох, — проверяя внутренности под капотом, предполагает Рейст. — Остальное вроде в целостности…
— Да-а, за столько лет наверняка уже разрядился… Ладно. Подождёшь меня здесь? В принципе, скоро Фриц подъедет — я пока сбегаю за вещами.
— Без проблем.
В дом Анастази заходит одна. Несмотря на то, что дверь отпирается магнитным ключом, подъезд едва отличается от самой гадкой подворотни: всюду грязь, непристойные граффити, а из-под лестницы воняет нужником.
Квартира № 7 находится на втором этаже. Перед входом лежит чистый коврик. Обшивка у двери старая, но аккуратная. Анастази с небольшим промедлением отпирает переданным ключом квартиру и заходит. Сняв респиратор, оглядывается. Невзрачная однушка с маленькой боковой спальней и большой кухней. Прихожая и коридор неоправданно длинные и при этим узкие. Впрочем, даже вопреки планировке здесь могло бы быть уютно, вот только всё пропиталось запахом медикаментов.
В гостиной Анастази видит тот же застеклённый шкаф, что прежде стоял на Ковне. Однако вместо серванта — кинотека, состоящая из полувековой классики и новинок последнего десятилетия. Девушка с упоением разглядывает обложки знакомых фильмов: «Протополиса», «Белоночи» и даже демивудского «Косм». Многое из этого она смотрела с Элиотом; некоторые диски остались у них после закрытия кинопроката.
На переднем плане стоят фотографии без рамок. Лайне видит снимок, сделанный в их с братом день рождения — тот самый, где папа жив, а мама ещё здорова. Где они вместе, а недостающие фрагменты склеены. Девушка несмело отворяет створку и берёт карточку в руки. Подносит к глазам. Шумно выдыхает. Отставляет. Обо что-то спотыкается, чуть не падает.
Рядом со спальней стоит увесистый пакет. Анастази нерешительно заглядывает в него и потрясённо отшатывается. Внутри лежат собранные в больницу вещи. «Заранее» — молнией вспыхивает осознание.