Шаровая молния 2 (СИ)

Ну, извините, товарищ генерал-лейтенант! С учётом того, что пушку Таубина и Бабурина ещё пришлось «доводить» на заводе, хорошо, что даже эти крохи поступают в войска.
Кстати, про «сладкую парочку» конструкторов. Выставили они на испытания пару собранных «на коленке» (то есть, в мастерских ОКБ-16) гранатомётов. С новой гранатой. И снова напоролись на те же самые грабли, что и несколько лет назад: их «машинку» снова попытались втиснуть в прокрустово ложе «миномётной тематики». То есть, попытались сравнивать с ротными миномётами, производимыми в СССР массово. Если бы удалось продавить такой подход, АГ-ТБ ничего бы «не светило». Причина — значительно более высокая стоимость гранатомёта и гранаты в сравнении с 50-мм миномётом и боеприпасами к нему. Этим нивелировались даже более высокая скорострельность и дальность огня данного революционного оружия.
Сравнить попытались. Да только Демьянов, влезший в процесс представления ГАУ, в пояснительной документации сразу же позиционировал разработку Таубина и Бабурина не как разновидность миномёта, а как самостоятельный вид противопехотного оружия, дополняющий линейку миномётов в батальонно-ротном звене. И, пользуясь служебным положением, потребовал рассматривать новый образец вооружений именно в этом ключе.
На крайний случай, если не удастся преодолеть косность «миномётного лобби», у него имелся и запасной вариант — добиться принятия автоматического гранатомёта на вооружение войск НКВД, как это уже было с противотанковыми ружьями калибром 12,7 мм. Которые, кстати, уже сняли с производства, и теперь Ковров производил их только в калибре 14,5 мм. И очень активно производил. А «малый калибр» передавался на Дальний Восток.
Николай знал, что году в сорок третьем, ротные миномёты не только прекратят выпускать, но и вообще снимут с вооружения, но сейчас об этом говорить рано. Очень рано, поскольку быстро изготовить хотя бы пару десятков тысяч АГ-ТБ не получится никаким образом. А оставлять пехотные роты без собственной, пусть даже и недостаточно действенной, артиллерии было бы даже не ошибкой, а самым настоящим предательством.
Награждение Сталинской премией происходило в два этапа. Первыми, как и предполагал капитан госбезопасности, награждали тех, кто происходил по «открытым» спискам: деятели искусства, учёные, производственники. И лишь после (и даже в другой день, чтобы не «светить» тех, чья работа была связана с секретами) — лауреатов по «закрытым» темам.
Наш герой не помнил, как происходило первое награждение Премией в его истории (Хрущёв очень постарался вытравить всё хорошее, что было связано с памятью о сталинских временах). Но тут Сталин присутствовал и даже сам вручал дипломы. А Николай, проникшийся моментом, очень сожалел о том, что медаль лауреата будет разработана лишь несколько лет спустя. Он и награждаемые сегодня, конечно, её тоже получат, но носить на груди знак награды, даже более редкой, чем звезда Героя Советского Союза…
На чём он и поймал себя, усмехнувшись в мыслях: «Вот уж не знал, что ты, Николай Николаевич, столь падок на ордена да медали».
Ильюшин. Яковлев. Грабин…
Кошкин и Морозов как разработчики нового среднего танка Т-34.
Аборенков и коллектив разработчиков «Катюши». Но фамилии Демьянова не прозвучало ни в составе первого коллектива лауреатов, ни в составе второго. Что это? Ошибка при рассылке приглашений?
Сталин жмёт руку каждому награждённому, о чём-то негромко переговаривается с людьми. По нему видно, что настроение у «спонсора награды» приподнятое.
И, наконец, последней среди списка лауреатов первой степени Премии звучит фамилия «Демьянов». Только его фамилия. И формулировка: «за самоотверженный труд по разработке ряда новых систем и видов вооружений, а также неоценимый вклад в развитие оборонной промышленности». По совокупности заслуг, значит.
— Я обещал вам, товарищ Демьянов, подарок. Примите, — улыбается Иосиф Виссарионович, протягивая диплом и пожимая руку.
— Спасибо, товарищ Сталин! — прочувственно жмёт руку Вождю свежеиспечённый лауреат, а потом, дождавшись окончания аплодисментов и развернувшись к залу, громко произносит. — Служу Советскому Союзу!
 
Новый шквал аплодисментов и новая одобрительная улыбка Генерального секретаря.
— Задержитесь на минуточку, товарищ Демьянов, — обращается он к Николаю. — Товарищи, на этом награждение закончилось, но я хотел бы обратиться к вам с несколько необычными для текущего момента словами. Словами, которые предназначены только вам, и которые мы не можем, не имеем пока права сказать каждому советскому человеку.
Вы наверняка привыкли читать в наших газетах и слышать по радио слова о той дружбе, которая связывает нас с Германией. Но при этом руководство партии и советское правительство не строит иллюзий относительно того, насколько крепка эта дружба. Поэтому мы с помощью всех здесь присутствующих стараемся держать порох сухим. Не так давно нам стало достоверно известно о том, что германское руководство намеревается в ближайшее время отказаться от деклараций дружбы между Германией и Советским Союзом. Нам стало достоверно известно, что в германских военных штабах уже разработан план нападения на Союз Советских Социалистических Республик, план военного разгрома Рабоче-Крестьянской Красной Армии и порабощения советского народа.
По залу пролетел лёгкий шепоток, а лица присутствующих приобрели у кого удивлённое, у кого растерянное, а у кого и удовлетворённое выражение. А Сталин продолжал.
— Нам стало достоверно известно, что вероломное нападение на Советский Союз запланировано на начало нынешнего лета. И мы готовимся к отражению этой агрессии. Но нам нельзя говорить об этом во всеуслышание, иначе враг изменит свои планы, а наша подготовка пойдёт насмарку. Об этом мы, советское руководство и руководство партии делимся только с самыми доверенными людьми, в число которых теперь входите и вы, на деле доказавшие верность первому в мире государству рабочих и крестьян.
К сожалению, вынужден отметить, что по расчётам нашего Генерального штаба быстрого и сокрушительного разгрома врага, как вы это привыкли слышать в наших песнях, не получится. Потому что на нас пойдёт не одна Германия, а вся Европа. Как почти сто тридцать лет назад, когда вся Европа шла на нашу страну под знамёнами Наполеона, так и теперь она пойдёт на нас под знамёнами со свастикой. Наши военные считают, что война будет тяжёлой и затяжной, несмотря на то, что вы, присутствующие в этом зале, сделали всё возможное для того, чтобы вооружить Красную Армию лучшим оружием.
Война будет тяжёлой и затяжной, но мы победим. Я в этом уверен. Красная Армия разобьёт врага и уничтожит в его собственном логове. Сколько лет для этого понадобится, я не могу предсказать: может быть два года, может быть, три. Но её длительность и число жертв, которые понесёт советский народ в этой воистину священной войне, будут зависеть и от вас. От того, насколько самоотверженно вы будете трудиться, разрабатывая и производя новые образцы вооружений для нашей, Рабоче-Крестьянской Армии. От того, насколько разрабатываемое вами оружие будет современным, эффективным и доступным. Помните об этом каждую минуту, начиная с сегодняшнего дня. Помните о том, что грядущую войну, которой мы не хотим, но вынуждены будем вести, начнём не мы, но нам её заканчивать. Заканчивать при помощи того оружия, которое вы придумали и, надеюсь, ещё придумаете.
Сталин не был бы сам собой, если бы решил на этом прерваться и не добиться максимального воодушевления людей, которых он только что наградил.
— Товарищ Демьянов, нам известно, что вы немного музицируете в кругу друзей и соратников. А ещё в вашем репертуаре есть песня, нужная нам именно в этот момент. Исполните её, пожалуйста, для присутствующих здесь. Ведь все мы здесь — соратники, точно так же, как и вы, служащие Советскому Союзу.
Вождь обернулся, и к нему подошёл какой-то человек, несущий в руках лист бумаги и… демьяновскую гитару. Прочитав первую строку на листе, Николай поражённо взглянул на Иосифа Виссарионовича, а том лишь молча кивнул. Текст напечатан на машинке, и в нём выделено заглавными буквами одно слово, заменившее то, которое он помнил по оригиналу.