The Мечты. Соль Мёньер (СИ)
Все эти мысли, как белые снежинки под фонарями, проносились от одной стенки черепной коробки до другой, не особенно упорядочиваясь и, как это часто бывает, охватывали все и сразу, пока он сам в этот знаменательный день рубил огурцы для азу, жарил мясо и поглядывал в окно, пытаясь угадать, придет джаным или не придет.
Но так уж вышло, что уже очень скоро его блаженство было прервано телефонным звонком, которого он вообще не ждал, не хотел, и надеялся ограничиться, как обычно, поздравлениями в новогоднюю ночь. И пусть спасибо скажут, что не на католическое рождество.
На экране светилось имя Аяза Четинкаи, обозначенного коротко и ясно – «Baba». Реджеп Батькович даже чихнул от такого поворота событий, но трубку взял и по-турецки молвил:
- Мерхаба, бейбаба! К добру ли?
- Который час не могу понять, кто кого обманул, - вместо приветствия рявкнул «бейбаба» в самое ухо Четинкаи-младшего. – Твоя мать, когда сказала, что ты мой сын. Или проклятые врачи, когда подсунули ей чужого ребенка.
- Аллах, Аллах, и что же теперь делать, когда вместо законного родного сына приходится признать этот плод позора и падения? – самым заинтересованным голосом уточнил Реджеп.
- Не дерзи! – пыхтел возмущением Аяз-бей. – Отвечай мне, как ты посмел пойти против моей воли и обещать дать свое имя неверной?
Фейс. Палм.
И еще два раза лбом о столешницу.
Но ничего этого Реджеп не сделал. Он лишь постарался медленно и как можно более доходчиво проговорить:
- Ты прекрасно знаешь, что мы с Жюли уже давно разошлись. Сходиться не собираемся, потому будем считать твой наезд фальстартом. С новой неверной я пока не обручался.
- Не лги мне! Я все знаю! В этот раз ты дважды ранил мне сердце! Снова связался с неподходящей кадын, так еще и с дочерью этого пса Моджеевского!
А вот это поворот...
Четинкая-младший даже сел на стул, отложив в сторону нож от таких новостей. И в первую очередь он хотел знать...
- ... откуда ты это взял? При чем тут Татьяна-ханым и Роман-бей?
- Он пес! – зло выдохнул отец, подкрепив свое утверждение крепким турецким словцом. – Который год пьет мою кровь. Мечтает лишь о том, чтобы пустить меня по миру. И как ты, мой единственный сын, скажи мне, как ты можешь так вероломно меня предавать?
- Отец! Я никогда не предавал тебя, да отсохнет мой язык, если я лгу! – пафосно заверил Реджеп и почесал висок. Наверное, переборщил. Черт с ним. – Татьяна-ханым пришла работать в мой ресторан. Она работает. Я работаю. И все!
- Твой ресторан? Твой?! Ты снова мне лжешь, - Аяз Четинкая на мгновение затих, словно набирал побольше воздуха в легкие, и с двойным рвением продолжил: - Это ресторан Моджеевского. Ты, мой сын, в какой-то дыре! Варишь похлебку за несколько курушей, которые тебе бросает мой злейший враг. И воспользовавшись твоей глупостью, он теперь угрожает нам судом за шпионаж. И все это из-за паршивой юбки?
Шпионаж? Опять шпионаж? Ну почему все время шпионаж?
- Да какая разница, чей это ресторан?! Когда я жил в Париже и работал там, ты был недоволен точно так же! О том, что Моджеевский пес, – я узнал только что от тебя!
Хотя надо признаться честно, Реджеп Аязович также считал Роман-бея псом с того дня, как его, будто щенка, выперли из «Соль Мёньер».
- А я часом ранее узнал от Моджеевского, что он тебя выгнал, - мрачно проговорил отец и чем дальше он продолжал, тем больше это должно было походить на глас самого Бога. – Каково мне было это слушать? Он! Посмел выгнать МОЕГО сына! А ты? Ты позволил ему так с собой поступить! Аллах, Аллах! Больше тебя там ничего не держит. Чего ты достиг за эти два года? Ни достойной работы, ни достойного жилища, ни достойной женщины! И даже не вздумай заикаться про эту девчонку – отродье паршивого пса! Я пришлю самолет – и прилетай в Стамбул. Хватит! Пожил собственным умом. Теперь будет так, как я скажу. А посмеешь ослушаться, клянусь Аллахом, я встану перед тобой и сам тебя за шкирку приволоку, как шакала блудливого.
- Придержи свой самолет для себя и своих дочерей, отец! Не гоняй пилота понапрасну и топливо не расходуй! Оно нынче недешево, а раз Роман-бей хочет тебя обанкротить, учись экономить. Что до меня, то я останусь там, где я есть! И никакая сила не заставит меня жить в твоем доме и продолжать твое дело!
* * *Ну и, естественно, никакая сила не могла заставить его после столь занимательного разговора с отцом оставить все как есть. Потому как даже возможность брака с джаным представлялась ему чем-то фантастическим, невероятным, невозможным, но почему-то совсем не отталкивающим, а даже заманчивым.
Вот и сейчас он внимательно следил за выражением ее лица и всерьез ждал, что же она скажет.
- Когда заявил? – опешила Таня, не зная, чему удивляться больше. Тому, что версия о ее шашнях с поваром превратилась в свадьбу, или тому, что они говорят об этом только сегодня, а не три дня назад.
- Только что. Он мне звонил полчаса назад, джаным. И сказал, что твой отец звонил ему и обвинил в том, что я злонамеренно пытаюсь жениться на тебе. Соответственно, у меня вопрос, что же я все-таки натворил, что меня уволили, потому как ничью яичницу я правда не пересаливал. А все остальные версии выглядят как твой Азул для не умеющего играть. Разрозненные фишки, которые непонятно как сочетаются между собой.
- А до этого он что говорил? – все еще не понимала Таня. Она присела к столу и задумчиво смотрела на Реджепа.
- А что он должен был говорить? Я даже не знал, что у них с твоим... высокие отношения! Я с ним общаюсь раз в месяц в лучшем случае. Ну и на Байрамы – это святое.
- Блин, какое-то всеобщее помешательство, - выдохнула она. – Ну вот как так можно! И ладно мама, но папа!
- Джаным, скажи, пожалуйста, вот твой отец, он мог вообще предположить, что я сын его злейшего врага? А? Или он каждого человека, кто к нему устраивается, проверять будет теперь?
- Его мама накрутила.
- А маме-то до меня что?! Чем я ей не угодил?
- Вероисповеданием! – буркнула Таня и мотнула головой. – Давай есть! А то у меня от них аж живот разболелся!
- Да, садись, - согласился Реджеп, соображая, что же такое она сейчас сказала, и что именно имела в виду. Попытался не заморачиваться, и подкрепил свои попытки выкладыванием азу на красивые цветные тарелки в турецком стиле, но немецкого производителя керамики. Поставил все на стол, присовокупил к имеющемуся овощной салат и бутылку сухого вина, раз водку джаным не уважает, а потом все его усилия пошли прахом, и он в сердцах воскликнул:
- Да какое у меня вероисповедание, джаным! Если я через слово вспоминаю Аллаха, и мне в детстве сделали обрезание, то это еще не значит, что я в принципе религиозен! Посмотри на меня! Я вырос в Солнечногорске, какой, к черту, ислам!
- Вот ты правда хочешь сейчас об этом поговорить? – усмехнулась Таня. Вспомнила про хлеб и принялась увлеченно его кромсать.
- Нет. Считай, меня задело за живое. С чего вдруг я для тебя плох?
- Ты сейчас о чем? – она отложила нож и удивленно воззрилась на Реджепа. – Я поговорю с отцом, правда, и смогу убедить его, что он не прав.
- Мне прямо интересно, какие аргументы ты приведешь, чтобы он тебе поверил. Ты сама-то уверена, что он не прав?
- Я знаю, что он не прав. И я ему об этом говорила.
Знает она! Реджеп буквально готов был еще пару раз лбом о столешницу, но и на сей раз этого не сделал. Спросил только, поставив на стол бокалы:
- Попробуешь? Это мое любимое.
- Немножко.
- Как скажешь. Кстати, что с машиной?
- Вроде, починили, - пожала она плечами. – Я ее еще не забирала.
- Ну раз ты не за рулем, то… - и Реджеп ливанул вино, наполнив ее бокал почти что до конца. Ну просто потому, что впереди был долгий вечер. И за этот вечер надо было решить кучу вопросов, а как их решать на трезвую голову? – Можешь растягивать, джаным. Твое здоровье.
- Мне этого до Нового года хватит, - вооружившись вилкой, Таня отправила в рот кусок мяса и довольно булькнула: - Вкусно!