The Мечты. Соль Мёньер (СИ)
Она же... она же дикая!
Дикая!
Чего стоила халабуда из подушек и одеял, а?
«Зато с ней не скучно!» - ответил ему внутренний Реджеп Аязович. Тот самый, который, помимо прочего, не к месту поднял голову и стал пристально разглядывать Таню совсем не в том ключе, в каком хотелось бы самому Шефу.
В ответ на ремарку этого нежелательного типа, Четинкая набрал холодной воды из-под крана в литровую кружку, стоявшую на полу, и окатил себя ею, стараясь не думать о последствиях.
- Заткнись, - минутой позднее заявил он собственному отражению в зеркале.
А еще через три выбрался на свет божий. В смысле к Тане. При этом рассудив, что проведенного порознь времени ей уж точно должно было хватить для того, чтобы поужинать. И оказался прав. Танин нос снова торчал из-под одеяла. Вот только с одной порцией пюре и котлет она расправилась, и одна чашка чаю теперь была пустой. Да и пирожков точно меньше стало. А Реджеп Аязович готов был поспорить, что, если бы он посидел в ванной еще хоть немного дольше, она бы обязательно точила сыр.
- Спишь? - спросил он на всякий случай, с трудом сдерживая смех.
«Сплю», - снова пискнула Таня, на этот раз мысленно, делая вид, что именно этим и занимается. Спит. В то время как жутко хотелось взглянуть на источник голоса хотя бы одним глазочком. В пижаме. Или без…
Она хлопнула себя по лбу, тоже, конечно же, мысленно, и нетерпеливо ждала, когда же Реджеп наконец выключит свет, а она сможет перевести дыхание в надежде, что он не будет храпеть, ходить во сне и распускать руки. Впрочем, руки были очень даже ничего. Шутка ли, столько времени тащить ее на себе. Под закрытыми веками мелькнуло его лицо очень близко от ее лица. И его дыхание на Таниной щеке. И запах, окутавший ее в ночной темноте на пустынной дороге.
Этот запах снова накрыл ее, когда сквозь закрытые веки она поняла, что в комнате стало темно, а кровать чуть скрипнула под тяжестью его тела.
И память опять сыграла злую шутку. Набережная, пончики и его губы на ее губах.
«Мускулистый хам!» - возмущенно выдохнула в космос Таня, решительно отвернулась от возмутителя ее спокойствия и принялась отчаянно считать коз, которых им во множестве сегодня показывали. У всех них было человеческое лицо и все они бубнили человеческим голосом:
- Джаны-ы-ы-ы-ым…джаны-ы-ы-ы-ым… джаны-ы-ы-ы-ым…
Проснулась Татьяна Романовна Моджеевская от взрыва
Проснулась Татьяна Романовна Моджеевская от взрыва.
От взрыва хохота, в результате которого, как ей показалось, мог и дом рухнуть. Стены определенно дрожали. Дрожала и кровать, на которой, среди вороха подушек и одеял, она обнаружила себя в гордом одиночестве.
Зато откуда-то из-за закрытой двери раздавался голос Реджепа Четинкаи, очень бодрый и очень веселый. Именно этот голос, судя по всему, и был заводилой честно́й компании, сотрясавшей стены. Кажется, он вещал что-то про крабов, во всяком случае, именно это слово то и дело мелькало среди общего гомона, но разобрать все полностью возможности не представлялось.
Не представлялось возможности и спать дальше. Не только от шума, но еще и потому, что рабочий день никто не отменял. Поэтому Таня решительно поднялась с кровати, мельком глянула на себя в зеркало, вполне удовлетворившись собственным видом, и двинулась в поисках Реджепа, ориентируясь на голос, отражавшийся от всех предметов.
Она спустилась на первый этаж, свернула направо, как давеча пояснял хозяин. И совсем не удивилась, обнаружив Реджепа за первой же дверью. Где еще быть повару, если не на кухне?
Он же, стоя у плиты и что-то перемешивая в кастрюльке, вещал сидевшим за столом Михаилу Михайловичу, Марусе и их двум великовозрастным дочкам:
- Мне тогда двадцать три года было, я только окончил кулинарную школу, подыскивал себе курсы для совершенствования и работал линейным поваром в небольшом парижском ресторане. Ну как небольшом... небольшом исключительно по размерам. Это, наверное, на ощущение избранности его клиентов было рассчитано. Потому что попасть туда было нереально. Так вот шеф как раз ровно в тот период подружился с крабом. Представьте, нам привезли крабов для кухни. Живых. А один из них как-то вцепился ему в палец и, как говорил впоследствии шеф Фабрис, посмотрел на него человеческими глазами.
- Человеческими? – переспросила одна из хозяйских дочек – старшенькая, наблюдавшая за Реджепом влюбленными глазами.
- Ага, - не поворачиваясь к ней, ответствовал Шеф. – Ну и представьте себе, мне его на гриль, а шеф Фабрис в него вцепился и говорит: «Живодер!» Это я-то живодер. В итоге всю ту партию шеф Фабрис лично перевез на побережье и в море выпустил. Крабов мы больше не готовили. А Жюльен... ну это его шеф Фабрис так назвал, у нас в аквариуме так и жил.
- Вот бред! – в очередной раз расхохотался Михаил Михайлович, а Реджеп повернулся к ним лицом и наткнулся взглядом на Таню.
- Абсолютный бред, - с улыбкой констатировал он и выдал: - Доброе утро!
- Доброе, - поздоровалась со всеми Таня, прошла к столу, за которым расположилась хозяйская семья, и спросила у Реджепа: – Долго жил?
- А я два года назад уезжал – еще живой был, - улыбнулся Шеф. – Выспалась?
- Татьяна Романовна! Мы вас разбудили? Простите, пожалуйста, - сокрушенно покачала головой Маруся, пока остальные вразнобой желали Тане доброго утра.
- Нет-нет, все в порядке, - отозвалась Таня. – Да и ехать пора.
- Скоро поедем, я обо всем договорился, - доверительно подмигнул ей Реджеп. – Эвакуатор вызвал. А нам дадут мотоцикл.
- Да, стоит пылится, - закивал Михаил Михайлович. – Сыну покупали когда-то, а он уехал в столицу у нас, учится. В общем, не нужен пока.
- Так что сейчас позавтракаем и рванем, - добавил Четинкая и без спросу полез за тарелками в подвесной шкафчик.
А еще через минутку на большом обеденном столе посреди кухни поднимала в воздух ароматный пар тыквенная каша с рисом и на настоящем деревенском молоке. Таня весело потянула носом, а после не менее весело принялась жевать кашу и запивать ее чаем.
Завтрак тоже прошел весело. Обитатели фермы, да и сама дочка того самого Моджеевского не без интереса слушали истории о боевом и не очень парижском прошлом Реджепа Аязовича. А тот продолжал травить байки о работе на кухне настоящего французского ресторана, а потом и о кулинарном шоу на французском телевидении, на котором он вошел в число финалистов. Что из этого было правдой, а что лишь результатом его восточного красноречия – оставалось тайной, но любопытно было всем.
Еще спустя час Тане вручили целый пакет местного сыра на гостинец ее уважаемому отцу. И пожелали счастливого возвращения восвояси. Ее счастливое возвращение означало так же скорейшее подписание контракта с «Сырными путешествиями» на дальнейшие поставки.
Собственно, их с Реджепом «сырное путешествие» очень скоро повернулось к ним очередной внезапной стороной, стоило Михаилу Михайловичу выкатить из гаража то, что у него звалось гордым словом «мотоцикл». И теперь яркий солнечный луч посреди декабря освещал самый обыкновенный голубой мопед. Чуть припыленный, но это от длительного простоя.
- Машалла, - едва слышно шевельнул губами Реджеп Четинкая.
- Может, я все же папе позвоню? – негромко проговорила Таня. Так, чтобы ее не слышали хозяева. – Вряд ли на этом мы далеко уедем.
- Обидим, - практически не размыкая губ, шепнул в ответ Реджеп и широко улыбнулся хозяину, - доедем до заправки и что-то придумаем.
- Вот он, наш зверь! – жизнерадостно объявил Михаил Михайлович своим гостям и будущим партнерам. – На нем Колька тут так по округе рассекал, мать одним корвалолом питалась.
- Спасибо, - улыбнулась ему Таня и снова прошептала Реджепу: - А не надо было выпендриваться! Сейчас ехали бы, как люди.
Но, судя по на мгновение изменившемуся лицу хозяина, тот начал догадываться, что что-то не так. И будучи человеком простым и с душой нараспашку, тут же озвучил свои подозрения: