История Мадлен (СИ)

Я подала дрожащую холодную руку Михаилу и на слабых ногах двинулась к крыльцу, где стояли по-моему все проживающие в этом имении. Там было человек двести.
– Маменька, – голос Михаила был преисполнен тревогой, волнением и радостью. – Позвольте представить вам мою невесту – баронессу Мадлен де Вивьер.
Я робко подняла глаза и встретила взгляд, преисполненный любовью, нежностью и поистине материнской заботой.
– Мишенька, сыночек! Мадемуазель Мадлен! Добро пожаловать!
Дальше я смутно помнила, что нам сунули каравай, я отломила его хрустящую корочку, макнула её соль и сморгнула слёзы. А потом меня обняла мама Миши, и я смогла спрятать своё заплаканное лицо у неё на плече.
  
Глава 62
 
Я пришла в себя, только в комнате, которую мне выделила матушка Михаила – Наталья Александровна. От волнения у меня даже затряслись руки, и я сцепила их в замок, стараясь унять дрожь. Софи поселили рядом со мной, за что я была благодарна хозяйке этого прекрасного дома. Мне нужно хорошенько рассмотреть его, как только представится возможность.
На душе стало тепло и уютно, как только я увидела иконы в серебряных окладах, висевшие в углу спальни – истинно русская особенность, радовавшая взор и сердце. Некоторые из них были украшены шитым бисером и речным жемчугом, что говорило о том, что к их украшению приложила руку хозяйка дома. Глаза Божьей матери смотрели на меня немного строго, с легкой грустью и повинуясь какому-то порыву, я перекрестилась и поклонилась образам.
Вся обстановка просто кричала о достатке хозяев, я бы даже сказала о богатстве, но ничего вычурного или аляповатого в ней не наблюдалось и оставалось лишь отдать дань вкусу Натальи Александровны, ведь по словам Михаила, весь дом был в её подчинении.
Драпировка спальни была выполнена из *штофа лавандового цвета – от пышных занавесей на окнах, до надкроватного балдахина. Даже сидения на стульях были обиты этой же тканью. В комнате находились большая кровать, два изящных кресла, ночной столик, на котором лежало Евангелия и красивый шкаф темного дерева. Кроме этого, в будуарной части стоял чайник столик с мраморной столешницей, и я с восхищением взяла в руки одну из кружек сервиза «тет-а-тет» – предназначенного для двух персон. Нежный, почти прозрачный фарфор…
В дверь постучали и, поставив кружку на место, я отозвалась:
– Да! Войдите!
Это была Наталья Александровна собственной персоной, а за ней маячил слуга, держащий в руках таз с кувшином.
– Знаю, что хотите умыться с дороги, мадмуазель Вивьер, – сказала женщина и протянула мне белоснежное полотенце и кусок душистого мыла. – Освежиться перед ужином.
– Благодарю вас, мадам, – ответила я, и она с улыбкой сказала:
– Мне Миша сказал, что вы хорошо изъясняетесь по-русски, но вижу, что ваша речь, мадмуазель, совершенно не отличается от нашей. Это удивительно!
– Я всегда очень интересовалась Россией, меня привлекала эта страна, – искренне произнесла я, немного смущаясь под её внимательным взглядом. – И я хочу здесь остаться.
Наталья Александровна задумчиво прошлась по комнате и остановилась возле окна, а я невольно залюбовалась её благородной статью, высокой прической и ровной линией спины. Темные волосы были лишь слегка тронуты сединой и со спины она казалась ровесницей собственного сына. Она волновалась за сына, и это было понятно, но её волнение передалось и мне.
– Мадлен… Могу я вас так называть? – она повернулась ко мне, и её лицо было серьезным. Я уже знала, что матушка Михаила пришла не просто так.
– Да, конечно…
– Вы меня простите, но мне нужно вам это сказать, – женщина обвела меня внимательным взглядом, словно пытаясь разглядеть каждую мелочь в моем облике.
Я начинала нервничать еще больше и вцепилась в спинку стула, чтобы чувствовать хоть какую-то опору. Мне казалось, что она сейчас скажет нечто неприятное для меня.
– Я всегда хотела, чтобы у Миши была хорошая жена, большая семья и уютный дом, где его будут ждать с нетерпением, – тихо сказала Наталья Александровна. – Мне кажется, это нормальное желание любой матери. Но я никогда не думала, что моей невесткой станет чужестранка…француженка…Я бы сказала, что это очень необычный выбор.
 
Я похолодела, сжимая спинку стула все сильнее. Она хотела сказать, что я не пара ему? Француженка… Мне показалось или в этом слове прозвучало пренебрежение?
– Мадлен, вы любите Мишу?
Занятая своими мыслями, я не сразу поняла, о чем она говорит и, заметив, наконец, её вопросительный взгляд, смущаясь, переспросила:
– Что, простите?
– Вы любите моего сына? – она не сводила с меня своих умных глаз и я честно сказала:
– Да, очень. Михаил замечательный мужчина – благородный, открытый, с большим сердцем. Мне повезло, что я встретила его.
Что ж, пусть теперь говорит, что угодно, я готова к любому повороту событий.
– Ох, дочка, – Наталья Александровна стремительно подошла ко мне и крепко обняла. – Для матери нет ничего желаннее, чем счастье её детей. Мише пора остепениться и обзавестись наследниками, тогда и я успокоюсь. Я благословляю вас на долгую жизнь, на деток…любите друг друга.
На меня накатила волна облегчения, и я даже расплакалась, вдыхая аромат розовой воды, которой пользовалась моя будущая свекровь. Женщина гладила меня по голове, шептала что-то успокаивающее и мне стало так хорошо, словно я попала домой. её нежные руки, тихий, мягкий голос будто вернули меня в детство, где всегда можно было ощутить тайное счастье, уткнувшись в мамины ладони.
– Ну, все, все дорогая, хватит, – Наталья Александровна пригладила мои волосы, вытерла слезы с моего пылающего лица и улыбнулась. – Мы же не хотим выйти к ужину с распухшими носами? Что скажет Миша? Не дай Бог обвинит меня в том, что я довела до слез его невесту. Приводите себя в порядок, а я пойду, проверю, что там с ужином. Уж очень хочется удивить вас русским гостеприимством. Вы когда-нибудь пробовали наши блюда?
– Да, и мне ужасно понравилось! – я опять сказала правду, с нетерпением ожидая, когда сяду за стол с родной и привычной едой. – Особенно блины с икрой и пироги.
– Уж этим я вас точно попотчую! – засмеялась Наталья Александровна и, похлопав меня по руке, добавила: – Я рада, что вы здесь дорогая.
Она ушла, а я умылась теплой водой, испытывая целый букет эмоций – облегчение, радость и счастье от того, что, наконец, у меня будет настоящая семья. Я с удовольствием назову эту чудесную женщину матушкой и буду благодарна за это ощущение тепла, которое она излучала всем сердцем и душою. Страх и волнение покинули меня, и в душе воцарился покой. Я поняла, что именно в этот момент, мое путешествие закончилось.
Ко мне заглянула Софи и увидев мое заплаканное лицо, испугалась.
– Что-то случилось? Вас обидели?
– Нет, Софи, меня приняли в семью, – ответила я, и подруга радостно обняла меня.
– О, я поздравляю вас! Это так замечательно!
– Да, матушка графа очень хорошая женщина. Мне повезло.
– Вы не боитесь, Мадлен? – вдруг спросила Софи, с интересом наблюдая за мной.
– Чего? Чего я должна бояться, Софи? – засмеялась я, чувствуя какую-то окрыленность после всех переживаний.
– Загадочной русской души! – растягивая слова, произнесла она. – Правда! Этих русских так тяжело понять! Все у них чересчур! Горюют с размахом, веселятся с размахом, воюют так же!
– А главное – любят с размахом, – улыбаясь, добавила я. – Теперь твоя жизнь здесь и нужно привыкать ко всем этим «чересчур»!
– Я слышу такие соблазнительные запахи из кухни, – Софи потянула носом. – Похоже, нас ждет целый пир!
– И не сомневайся, – подтвердила я её догадки. – Для дорогих гостей в России накрывают столы, которые ломятся от угощений. Это тебе не Франция с её бесконечным жеманством.
– И в этом размах! – шутливо воскликнула она и, посмотрев на себя в зеркало, прошептала: – Я боюсь, что перестану помещаться в свои платья.