История Мадлен (СИ)

– Известный философ Платон был сторонником концепции перевоплощения. Платоном были написаны знаменитые диалоги, где он передаёт беседы со своим учителем Сократом, который не оставил собственных трудов. В диалоге «Федон» Платон пишет от имени Сократа, что наша душа может прийти на землю вновь в человеческом теле. – Михаил вздохнул и добавил: – Но я не верю, ни в это, ни в прочий мистицизм.
– Я тоже, – ответила я, приятно удивленная столь тонкими познаниями своего избранника. – Куда уж лучше жить настоящим.
  
Глава 60
 
Оставшаяся часть пути оказалась более приятной и пролетела гораздо быстрее, чем её начало.
Нет, конечно же были и заминки и непредвиденные остановки, связанные с неизбежными поломками и иными объективными обстоятельствами дороги. Но теперь её скрашивали наши ежедневные встречи с Михаилом, долгие вечерние беседы, его рассказы и прочие прелести такого трепетного процесса узнавания друг друга.
Не то, чтобы это время прошло совсем незаметно, и, конечно же, мы ждали этого момента и считали каждый город, каждый постоялый двор, приближавшие нас к цели, но я искренне удивилась от неожиданности, когда впервые услышала звон бубенцов, обгоняющей обоз кареты.
В душе взорвалось ликование – этот мелодичный, задорный звук возвестил о том, что мы подъезжаем к России. Боже, это казалось какой-то нереальной мелодией счастья. А когда откуда-то издалека грохнул звон церковных колоколов – я думала разревусь.
Сцепив в замок побелевшие от напряжения пальцы, я застыла у окна нашего домика на колёсах, широко открыв глаза, боясь моргнуть, чтобы не расплакаться.
– Мадлен, что это? – оживлённо спросила Софи, тоже подскакивая со своего места и устраиваясь у окошка.
– Это – Россия, моя дорогая. Колокольный звон. – пояснила я, с замершим сердцем вслушиваясь в глубокие гармоничные переливы, мастерски создаваемые опытным звонарём.
– Да нет, Мадлен, я про карету, которая нас сейчас обогнала. Кучер, кажется совсем отчаянный человек – гнал лошадей так, что я думала они перевернутся. Если бы мы летели с такой скоростью, то, наверняка, преодолели весь путь в три раза быстрее. И такие забавные штучки в упряжи – прелесть.
В этот момент дверь в дормез приоткрылась и к нам на ходу вскочил граф – с сияющими от предвкушения встречи с родиной глазами, румяный, улыбающийся самой счастливой улыбкой.
– Дамы! Вы тоже это слушаете? – радостно воскликнул он, – Сколько бы раз я не уезжал и не возвращался домой, никогда не смогу научиться воспринимать этот звук спокойно, без душевного трепета.
– Да, граф, это восхитительно. А Софи как раз спрашивала, кто тот лихач с лихим гиканьем под звон бубенцов пролетел мимо нас.
– А, это почтовые. Если быть точным – не с бубенцами, а с колокольчиками – это их отличительная черта. Да, я тоже удивился, как его карета не завалилась в раскисший сугроб. – рассмеялся Михаил, – Россия славится многим – своими ямщиками в том числе. Многие иностранцы опасаются использовать почтовых, приходя в ужас от их бесшабашности.
Побыв с нами ещё немного, Михаил убежал исполнять свои прямые обязанности, и мы снова остались вдвоём.
Софи разве только в ладоши не хлопала от возбуждения. И хотя, за окном, по большому-то счёту ничего и не изменилось – она от него не отлипала – всё ей было интересно.
А меня настигло осознание того, что вот-вот, совсем скоро всё и начнётся. Дорога была утомительной, но позволяла всё это долгое время пребывать в относительном спокойствии, ни о чём не переживать.
Теперь же я услышала в себе зашевелившую ся тревогу. Предстояло очень много дел – практически, можно смело говорить о начале с чистого листа. Но даже не это приводило меня в трепет. Всё, что касается работы – было уже не раз пройдено. При той поддержке, которую мне обещала российская сторона, думаю, данный вопрос хоть будет суетным и затратным по времени и силам, но вряд ли таким уж сложным.
Более всего я переживала о первой встрече с родными Михаила. Как посмотрят они на свалившуюся из ниоткуда, как снег на голову, невестку, к тому же иностранку, да ещё и баронессу – всё-таки титулом я была их сыну и брату не ровня.
 
Как они ко мне отнесутся? Как вообще случится эта первая встреча? Как мне себя вести, чтобы не испортить самое важное – первое впечатление? Коленки непроизвольно подогнулись и я рухнула на заваленное подушками и пледами сиденье.
– Дорогая, – щебетала тем временем Софи, – это событие следует непременно отметить!
Я судорожно сглотнула, понимая, что кусок в горло сейчас точно не полезет.
– Что с тобой, Мадлен, ты сама не своя?! – встревоженно засуетилась подруга и соратница, не получив от меня ответа и, наконец, отлепившись от окна и обратив внимание на моё кислое лицо, – Где твоя улыбка? Где радость победы?! Ты всю дорогу поддерживала во мне боевой дух и веру в то, что этот кошмарный переход рано или поздно закончится. А теперь, когда это всё-таки случилось, совсем не радуешься, а наоборот… Что тебя тревожит? – опустившись рядом засыпала она меня вопросами.
– Ты права, Софи. Во всём права. Ставь чайник. Мне и в самом деле необходимо выговориться, иначе я взорвусь от переживаний.
Уютно устроившись с чайком и плюшками, купленными впрок на последнем постоялом дворе, я поделилась с ней своими опасениями и думами.
– Мадлен, у графа Апраксина не могут оказаться неприятными родственники. Он с такой любовью о них говорил… Они тоже не могут относиться к нему по-другому, иначе мы бы это почувствовали. Да, конечно для них твой приезд окажется неожиданностью, однако, раз таков его выбор, они должны будут принять его.
– В том и великая разница, дорогая – быть принятой исключительно по выбору сына или же “прийтись ко двору”.
– Что это значит? – не поняла Софи.
– Это значит оказаться по сердцу, подойти, соответствовать их ожиданиям, стать родной… ну как ещё объяснить?
– Да я уже поняла. И смею утверждать, что такая очаровательная, добрая, чуткая, к тому же предприимчивая мадемуазель, как ты не может…
– А-а-а! Софи! – прервала я её на полуслове, – Ты сейчас как раз напомнила мне о ещё одном поводе для переживаний. Как они вообще отнесутся к моей работе и в принципе к тому, что она есть?! Михаил нашёл в себе силы принять этот факт – но он меня любит. А они?! Я в панике, Софи!
– Так! Отставить панику! – наигранно строгим тоном заявила подруга, – Если же мои слова не в состоянии внушить тебе уверенность и убедить, что всё будет хорошо, значит об этом нужно поговорить с графом.
– Ты что, Софи, как я?... У меня язык не повернётся.
– А трястись от страха, как выражается Архип, как осиновый лист – это разве лучше? И потом, вы ведь помолвлены и вообще, разговариваете свободно на любые темы. – теперь уже совершенно искренне возмутилась собеседница.
– И в самом деле, Софи… Что-то я совсем растерялась. Необходимо просто взять себя в руки. А то развела трагедию, как будто меня не под венец пригласили, а на эшафот. Даже не помню уже, когда последний раз так трусила…
Едва дождалась вечера, когда Михаил традиционно придёт на вечерние посиделки. Софи сделала вид, что желает перед сном подышать свежим воздухом, деликатно улизнула за дверь, чем несказанно удивила графа.
– Я так понимаю, нам предстоит непростой разговор на какую-то волнующе-щекотливую тему? – полуутвердительно спросил он, многозначительно проводив улыбкой спину подруги.
– Ты как всегда прав. – сразу созналась я, понимая, что тянуть больше сил никаких нет – ми так за день, как ни старалась успокоиться, умудрилась накрутить себя до крайней степени.
Поэтому, усадила “суженого” за столик, всучила в руки кружку с чаем и выложила начистоту всё как есть – всё, что мучительно не давало покоя.
Граф взял мою руку обеими своими и прислонился к ней лбом, обдумывая ответ и, кажется, пряча улыбку. Спасибо, хоть прямо не посмеялся над моими страхами – а так, вроде как даже и не обидно.