Гибель Сатурна

Мэр возвел очи горе́ и сказал, что, видно, так распорядился Господь и Пресвятая дева Мария, а уж они вынуждены обходиться тем, что есть. Однако больше не сопротивлялся: решимость иностранных пришельцев явно произвели на него должное впечатление.
Мэр разместил фотографии в городском чате, пометив все местные гостиницы. Ответ пришел буквально через пять минут. Синьора опознала администрация гостиницы «Отель дю Гран Парадиз» [Hôtel du Grand Paradis (фр.)].
– По коням, – скомандовала Иришка.
Но Волин задержался еще на секунду.
– Скажите, – спросил он с любопытством, – почему у вас тут, в Италии, отели называются по-французски?
Мэр только руками развел: это же так очевидно. На итальянской стороне все немного дешевле, а французы умеют считать деньги («за грош удавятся», – прокомментировал Волин по-русски, вызвав гневный взгляд Иришки). Да, так французы ценят дешевизну и потому часто отдыхают именно у них. Впрочем, они тут не разделяют итальянский и французский языки, лишь бы клиент был доволен.
– И это очень правильная позиция, – сказал Волин, ухмыльнувшись. – Вот это и есть подлинный интернационализм, все остальное – фейки и пропаганда.
Спустя пару минут они уже подъезжали к «Отель дю Гран Парадиз». Мадемуазель Белью остановила машину и посмотрела на Волина суровым взглядом настоящего французского ажана, утомленного вечной беготней за мигрантами.
– Скажите, Холмс, почему вы были так уверены, что наш покойник был в Конье?
Волин пожал плечами: элементарно, Ватсон. Нет, правда, он не шутит. Она ведь сама говорила, что Конье ближе всего к Ла-Розьеру. Пряча следы, убийцы работали довольно топорно. Не похоже, что они часами ездили по национальному парку, чтобы запутать полицию. Скорее всего, направились во Францию по самому короткому пути…
Он не успел договорить, как со двора гостиницы раздались дикие крики. Иришка и Волин выскочили из машины и побежали на шум. На выезде из отеля стоял мусоросборщик, рядом с ним – большой мусорный бак, возле которого застыл белый от ужаса водитель-итальянец. Но кричал не он, кричали две юные девчушки – рыжая и брюнетка. Иногда они прерывались, заглядывали в мусорный бак, закрывали глаза руками и снова начинали истошно голосить.
– Какой темперамент, – сказал Волин. – Сразу видно, настоящие итальянки.
– Темперамент тут ни при чем, – хмуро проговорила Иришка. – Они просто напуганы до чертиков.
Старший следователь и Ирина быстрым шагом двинулись к баку. Водитель, замерший возле мусоросборщика, увидев их, наконец пришел в себя и быстро-быстро что-то заговорил, указывая в сторону бака. Иришка остановила его взмахом руки и повернулась к Волину. Лицо ее было хмурым.
– Он говорит, что там человек, – сказала она. – Мертвый человек.
Старший следователь только головой покачал.
– Стой тут, – сказал он. – Я сам посмотрю.
И сделал шаг к баку.
Разумеется, она не стала стоять, а пошла за ним. Так что покойника они увидели почти одновременно.
В баке лицом вверх лежал человек в черном костюме, слегка присыпанный разным мелким мусором. Он был бледен, пухлогубый рот слегка приоткрыт, глаза бессмысленно глядели в голубые итальянские небеса, на мертвом лице отпечатались боль и страх. Правая рука искривилась так, как будто в ней не было костей, ноги были согнуты в коленях, живот надулся шаром и вываливался из расстегнутых брюк.
– Похоже, беднягу отделал тот же самый человек, который убил нашего старого десантника, – сказал старший следователь, разглядывая покойника.
Волин осторожно коснулся мертвеца. Рука его легко утонула в круглом животе убитого. Он повернулся к Иришке.
– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря про желе, – на лице старшего следователя установилось сложное выражение отвращения пополам с недоумением. – Похоже, вечер перестает быть томным…
* * *
Войдя в отель, мадемуазель ажан распорядилась всех впускать и никого не выпускать. Она действовала так решительно, что никто не посмел даже осведомиться о ее полномочиях. На входе сразу поставили двух охранников, которые смотрели на всех испуганно, но скорее умерли бы, чем выпустили кого-то из гостиницы.
 
Явившийся по вызову итальянский полицейский одобрил предпринятые ей меры, однако изъявил желание узнать, что тут делают рага́цци франче́зи [Ragazzi francesi (ит.) – французские ребята].
Представитель местной полиции совринтенде́нте фореста́ле или, попросту, лесной рейнджер, оказался маленьким, кругленьким и лысым и издали чрезвычайно походил на актера Денни де Вито. Вблизи, впрочем, это сходство только усиливалось.
Для переговоров им открыли номер люкс, и итальянец немедленно залез в холодильник, выставив на всеобщее обозрение упитанный зад в форменных брюках.
– Где-то здесь должна быть граппа [Граппа – итальянская виноградная водка], – заявил он озабоченно, – я просто уверен, она тут есть. Если, конечно, ее не выдули проклятые постояльцы. Черт побери, мы живем в Италии, а значит, запасы граппы должны пополняться постоянно. А если вдруг война, что мы будем пить – виски или, может быть, джин? Они правда считают, что люди выживут на этом иностранном пойле? Кажется, во всей Италии я один думаю о безопасности государства…
– Не очень-то он похож на полицейского, – негромко сказал Волин по-русски.
– Здесь, в Ао́сте [Аоста – здесь имеется в виду автономная область Валле-д’Аоста], своя сложная система, – также по-русски отвечала та. – Если говорить совсем просто, они тут наполовину полицейские, наполовину лесничие. Не советую вдаваться в детали, в них сам черт ногу сломит.
Наконец лесной детектив вылез из холодильника с бутылочкой чего-то бледно-желтого наперевес. И тут же устроился в самом большом кресле.
– Ваше здоровье, рагацци, – весело сказал он, отпивая прямо из бутылки. – Зовите меня просто – синьор комисса́рио.
Волин подумал, что до комиссара тому как до неба, да и не станет он комиссаром никогда с такой страстью к выпивке. Вслух говорить он этого, конечно, не стал, а просто присел вместе с Иришкой на обширный кремовый диван.
– Так-так, – сказал рейнджер, изучив удостоверение Иришки, – а вы, синьор?
Волин открыл было рот, чтобы начать объяснение, но господин совринтенденте неожиданно прервал его.
– Молчите, – воскликнул он, – я все понял без слов. Я вижу вас насквозь. Gde tvoja babúshka, malchik? – внезапно выговорил он по-русски с ужасным акцентом.
– Моя бабу́шка давно на том свете, – сухо отвечал Волин. Его начинал раздражать этот темпераментный итальянец.
Совринтенденте погрозил ему пальцем и снова перешел на французский.
– У нас тут бывает много русских, я сразу узнал в вас русского. Кстати, имейте в виду – это совсем не комплимент.
Услышав такое, Иришка нахмурилась: что за русофобия?
– Да ладно, плюнь, – сказал Волин по-русски.
– Нет, не ладно, – она, похоже, завелась всерьез. – Говорю тебе, это русофобия. Пускай возьмет свои слова обратно.
Надо отдать рейнджеру должное: поняв, что перегнул палку, он немедленно извинился. И даже признался, что он и сам немного русский – бабушка его спаниеля, кажется, состояла в связи с русским черным терьером.
– Лучше бы он не извинялся, – буркнул Волин.
В знак своего особенного расположения к новым знакомым синьор комиссарио даже позволил звать его просто по имени: Се́рджио Пеллегри́ни.
– Ну, господа, так что же вас привело в Италию? – и Пеллегрини в предвкушении интересного рассказа потер пухлые ручки.
Ирина в двух словах объяснила ему суть дела. С каждой секундой тот становился все мрачнее.
– Ду́э [Due (ит.) – два], – наконец сказал он хмуро. – Два трупа, синьоры: один у вас, другой у нас.
– Трупов может быть и больше, – безжалостно заметила Иришка. – Надо бы осмотреть номера, в которых жили Маттео Гуттузо и наш русский покойник.
Она уже знала, что человек в черном в отеле не жил, и более того, пока неясно было, как именно мог он попасть в гостиничный мусорный бак.