Пластырь для души (СИ)
– У тебя есть еще время его доделать, если хочешь. Скажи, что нужно.
– Я его делала для Сони и так не брошу.
– Кто б сомневался.
– Тебе не жалко этот дом?
– Честно говоря, нет. Мне ближе дом Бабани, чем этот.
– Тогда, с твоего разрешения, я доделаю все, что осталось. Олег вернется через два дня. Он знает, что делать. Я хочу, чтоб у Сони был ее сад фей. Да и на этой неделе привезут все оставшиеся растения. И за них уже заплачено.
– Отличные бутерброды. А ты яичницу делать умеешь? Я очень голодный по утрам. И вообще много ем.
– Умею. Сейчас будет, – говорю я и иду искать сковородку. Надо будет изучить в интернете пару рецептов из разряда «чем кормить мужика». Или, может, какой-то онлайн курс купить? Мама. Мне поможет мама. Надо срочно узнать тайну ее котлет и борща. Я понимаю, что пришло время и мне овладеть этими знаниями.
Ровно в десять приезжает частный детектив. Мы встречаем его в кабинете.
– Алексей, – говорит он и протягивает мне руку.
– Ольга, – отвечаю я легким пожатием.
– Наслышан. Валера мне рассказал про вашу находку, и я, честно сказать, под впечатлением. У вас удивительное чутье. Как у настоящего детектива.
– Спасибо. Мне не терпится услышать всю историю целиком. Что вы узнали?
– Сейчас я расскажу, но для начала присядьте.
Валера сидит в кресле у себя за столом. Он здесь хозяин, и это видно в каждом его жесте. Я сажусь на диван и поджимаю ноги. Алексей садится на стул и выкладывает на стол из портфеля тонкую папку. Открывает ее и начинает свой рассказ.
Щеглова Екатерина родилась весной двадцать седьмого года. В годы Великой Отечественной войны была снайпером. Перечень наград совпадает с теми, что были найдены в подвале. После войны работала медсестрой на центральной станции скорой помощи в Ленинграде. В сорок седьмом году осуждена по статье 58 УК РСФСР, отправлена в колонию-поселение под Красноярск. Там летом пятидесятого года погибла при попытке к бегству. Родных и близких не имела. Реабилитирована посмертно в семьдесят третьем.
– Вот наградные рапорта и фотографии, которые я нашел в архивах, – говорит Алексей и протягивает стопку бумаг Валере. – Там есть копия ее дела из колонии.
Я встаю и иду к столу смотреть то, что он нашел. В распечатанных на простой бумаге фотографиях я легко узнаю ту же девушку, что и на фотографии в дневнике. Всего их десять штук, маркированных сорок третьим и сорок пятым годами. Я перебираю фотографии в хронологическом порядке, как их сложил Алексей, и вижу, как меняется эта девушка за три года войны. Как из маленькой хрупкой девочки превращается в женщину. Ее стальной взгляд в сорок третьем становится значительно мягче к концу войны. Что за странность? Почему, пройдя все эти ужасы, она стала как будто более живой, чем была вначале? Мне кажется, я знаю. Это все любовь. Женщина и на войне женщина.
– А вот это Павел Рысаков, – говорит Алексей и показывает пальцем на одного из мужчин рядом с Анной. – Он есть еще на нескольких фотографиях. Он действительно был командиром одной из дивизий на Ленинградском фронте. Сейчас я расскажу про него.
– В отличие от Щегловой, про него полно информации. Он заслуженный командир с соответствующим количеством наград. После войны работал в НКВД, потом в МВД. Тут вот про него все написано, есть интересные подробности. – Алексей протягивает нам очередную стопку листов. – Но вот про его личную жизнь информации мало. С первой женой развелся в пятидесятом году и сразу женился второй раз. Имеет четырех детей, троих от первого брака. После развода первая жена уехала с детьми к родителям в Тверь. Я не нашел в его деле ничего про вторую жену, что странно, как мне показалось. Он умер в восьмидесятом от инфаркта.
– Что же с тобой случилось на самом деле? – спрашиваю я, листая фотографии и продолжая вглядываться в лики войны. Как будто там есть ответ на мой вопрос. Я не понимаю, что теперь делать. Я отказываюсь верить в то, что эта женщина давно мертва. Я чувствую, что это не так. У меня нет этому ни одного рационального объяснения. Это как тогда в сарае, я просто знаю. И тогда я говорю:
– Валера, поехали знакомиться с Бабаней!
– Обязательно так и сделаем, только сначала дослушаем до конца все, что хочет нам рассказать Алексей.
– Как тебе удалось найти ее сына?
– Для начала я скажу, что есть специальная система для поиска потерявшихся во время войны родственников. Там был запрос на поиск Надежды Гринь. Как думаете, от кого? Анна Рысакова искала свою подругу, с которой провела три месяца в блокадном Ленинграде. Как вам? Но та так и не отозвалась. Я стал смотреть списки эвакуированных из Ленинграда в январе сорок третьего и нашел Надю в Екатеринбурге. В госпитале. Она так и работала всю жизнь медсестрой. На момент эвакуации ей было двадцать пять лет. Там, в Екатеринбурге, она дала сыну Екатерины свою фамилию и записала как своего сына. Потом она вышла замуж и поменяла фамилию себе и сыну. Но сомнений нет, Алексей Петров и есть сын Екатерины Щегловой. Он жив и проживает в Екатеринбурге с женой. А вот сама Надежда умерла пять лет назад.
– Надо ехать в больницу к Бабане, – опять говорю я. – Мы должны с ней поговорить, она что-то знает. Это не вся правда.
– Откуда у тебя такая уверенность? – спрашивает Валера.
– Не знаю. Знаю только, что нужно ехать.
– Что за быстрая женщина, – вздыхает Валера, а потом встает и говорит Алексею:
– Спасибо. Хорошо поработал. Как всегда, в общем-то. – Жмет ему руку, и мы все вместе идем на улицу. Там мы с Валерой садимся в его машину и едем по адресу, написанному аккуратным почерком на визитке.
Возбуждение, охватившее меня, сродни возбуждения гончей, ухватившей след зайца. Мне не терпится узнать, в чем смысл моей находки. Я строю в голове несколько возможных сценариев и пытаюсь каждый обсудить с Валерой. Он крутит мне пальцем у виска и смеется. А потом на мгновение становится серьезным и говорит:
– Ты странная женщина. Я не понимаю, что происходит в твоей голове. Меня одновременно восхищает и пугает твоя фантазия и чувствительность. Как будто ты видишь то, что простым смертным неведомо. Увидеть тайну в простом металлическом кольце на полу сарая – это странный дар. Можно подумать, у тебя действительно есть связь с потусторонним миром…
Теперь уже я смеюсь ему в ответ. Ну как он не понимает, нужно верить тому, что чувствуешь. Такое поведение часто приводило меня к разочарованию, но вряд ли я научусь жить иначе.
То, что это именно она, становится ясно, едва мы переступаем порог ее палаты. Мы домчали сюда за полчаса, еще какое-то время понадобилось, чтоб договориться о встрече с ней.
Она сидит в кресле-каталке у окна и читает книгу. Цветастая блузка, на коленях лежит коричневый клетчатый плед. Седые волосы собраны в идеальный пучок. Очки в тонкой металлической оправе не могут скрыть этот взгляд. Все ее лицо усыпано сеткой мелких морщин, но даже сквозь них видна ее красота. На ее губах помада, а на шее поверх блузки янтарные бусы. Я даже не знаю, что сильнее всего удивило меня. То, что это она или какая она. Я собиралась увидеть бледную умирающую женщину, прикованную к постели, а то, что я увидела, так сильно отличалось от моих придумок! Что рождает фантазия при словах «инсульт», «больница», «старость» – да ничего хорошего.
– Я, кажется, вас знаю, молодой человек, вы купили мой дом, не так ли? – говорит она. Закрывает книгу и вместе с очками кладет на стол.
– Именно так.
– Валерий… не помню, как вас по отчеству?
– Петрович. А это Ольга, она сейчас живет в вашем доме.
– Здравствуйте, – говорю я и подхожу совсем близко, чтоб иметь возможность рассмотреть лицо этой женщины. Вдруг мне показалось? И моя бурная фантазия выдает желаемое за действительное.
Я переглядываюсь с Валерой и понимаю, что он тоже ее узнал. Мы оба молчим в замешательстве и не знаем, с чего начать. Девушка с фотографии, именно она сейчас сидит перед ними. Ни малейшего сомнения у меня нет, этот взгляд время не изменило. После минутной тишины Бабаня говорит: