Крейг Кеннеди, профессор–детектив

Окончательная договоренность заключалась в том, что четверо лучших сотрудников отделения должны были спрятаться в пустом магазине напротив Винченцо ранним вечером, задолго до того, как кто-нибудь мог бы наблюдать за ситуацией. Сигналом для их появления станет погасший свет за разноцветными склянками на витрине аптеки. Такси должно стоять у штаба отделения ещё с тремя проверенными людьми, готовое отправиться по определённому адресу, как только по телефону будет дан сигнал тревоги.
Мы нашли поджидающего нас с беспокойством Дженнаро, в оперном театре. Бомба у Чезаре стала последней каплей. Дженнаро уже взял из банка десять хрустящих тысячных банкнот, и у него уже был выпуск Il Progresso, между страниц которого он спрятал деньги.
– Мистер Кеннеди, – сказал он, – я собираюсь встретиться с ними сегодня вечером. Они могут убить меня. Видите, я взял с собой пистолет – я буду драться, если это необходимо для спасения моей маленькой Аделины. Но если они хотят только денег, они их получат.
– Мне нужно вам кое-что сказать, – начал Кеннеди.
– Нет, нет, нет! – закричал тенор, – я пойду, вы не сможете меня остановить.
– Я не собираюсь вас останавливать, – заверил Крейг. – Но мне нужно сказать – делайте в точности так, как я вам говорю, и я клянусь, что и ни один волос не упадёт с головы девочки, и мы также схватим шантажистов.
– Как? – нетерпеливо спросил Дженнаро. – Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Все, чего я прошу от вас, – это пойти к Альбано в назначенное время. Сядете в задней комнате. Вступите в разговор с ними, и, прежде всего, синьор, как только вы получите выпуск Bolletino, откройте третью страницу и притворитесь, что не можете прочитать адрес. Попросите человека прочитать его вам. Затем повторите за ним. Притворитесь счастливым. Предложите вина всем присутствующим. Всего несколько минут, всё, чего я прошу, и я гарантирую, что завтра вы будете самым счастливым человеком в Нью-Йорке.
Глаза Дженнаро наполнились слезами, и он схватил руку Кеннеди. 
– Это лучше, чем иметь поддержку всех полицейских итальянского отдела, – сказал он. – Я никогда не забуду, никогда не забуду этого.
Когда мы вышли, Кеннеди заметил:
– Мы не можем винить их за то, что они держали свои проблемы при себе. Вот мы отправляем полицейского в Италию, чтобы просмотреть данные по некоторым из самых опасных подозреваемых. Он погибает. Другой занимает его место. Затем, после того, как он возвращается, начинает работать над простой канцелярской рутиной перевода этих данных. Одного из его напарников понижают в звании. И что же это за информация? Сотни документов становятся бесполезными, потому что три года, в течение которых преступники могли быть депортированы, истекли в бездействии. Чудесно, не так ли? Полагаю, уже установлено, что на пятьдесят депортированных примерно семьсот известных подозреваемых из Италии всё ещё находятся на свободе, и большая их часть проживает именно в этом городе. А остальное итальянское население находится под охраной отряда полиции, численность которых едва ли равна трети от числа преступников. Нет, это наша вина, что Черная Рука процветает. 
Мы стояли на углу Бродвея, ожидая машину.
– Итак, Уолтер, не забудь. Встречаемся на станции метро Бликер-стрит в одиннадцать тридцать. Я иду в университет. У меня есть несколько очень важных экспериментов с фосфоресцентными солями, которые я хочу закончить сегодня.
– Какое это имеет отношение к делу? – спросил я в недоумении.
– Никакого, – ответил Крейг. – Я не сказал, что это относится к делу. В одиннадцать тридцать, не забудь. Однако, ей-богу, я уверен, что Паоли должен быть умным – подумай о его знании о рицине. Я узнал об этом недавно. Ну, вот и моя машина. До встречи.
Крейг залез в машину на Амстердам-авеню, оставив меня убивать восемь нервных часов моего дня за недочитанной газетой «Стар».
Часы тянулись долго, но в точно назначенное время мы с Кеннеди встретились. С подавленным волнением, по крайней мере, с моей стороны, мы подошли к Винченцо. Ночью эта часть города действительно была окутана черной тайной. Огни в магазинах, где продавалось оливковое масло, фрукты и другие товары, погасли один за другим; время от времени из винных магазинов выплывали звуки музыки, и маленькие группы задерживались на углах улиц, оживлённо разговаривая. Мы прошли мимо магазина Альбано по другой стороне улицы, стараясь не смотреть на него, потому что рядом ошивалось несколько человек – очевидно, пикетчики, у которых был какой-то секретный знак, с которым новость о каких-либо тревожных действиях распространялась быстро и далеко.
 
На углу мы перешли улицу и украдкой бросили взгляд на темный пустой магазин, где должна была скрываться полиция. Затем мы вошли в аптеку Винченцо и как бы случайно зашли в комнату за перегородкой. Луиджи уже ждал нас. Однако в магазине еще оставалось несколько покупателей, и поэтому нам пришлось сидеть молча, пока Винченцо быстро заканчивал с рецептом и выпроваживал последнего посетителя.
Наконец двери были заперты и огни погасли, все, кроме окон в окнах, которые должны были служить сигналами.
– Без десяти двенадцать, – произнёс Кеннеди, ставя продолговатый ящик на стол. – Скоро придёт Дженнаро. Давайте опробуем эту машину сейчас и посмотрим, работает ли она. Если с тех пор, как мы проложили провода, кто-то их обрезал, то Дженнаро придётся справляться одному.
Кеннеди протянул руку и легким движением указательного пальца коснулся переключателя.
Мгновенный поток голосов наполнил магазин, все говорили одновременно, быстро и громко. Кое-где мы могли различить частичку разговора, слово, фразу, время от времени даже целое предложение. Слышался звон стаканов. Я мог различить стук костей на пустом столе и ругательства. С хлопком выскочила пробка. Кто-то чиркнул спичкой.
Мы сидели, глядя на Кеннеди с недоумением.
– Представьте, что вы сидите за столом в задней комнате Альбано. Это то, что вы бы там услышали. Это мое «электрическое ухо», иными словами, прослушка, используемая, как мне сказали, Секретной службой Соединенных Штатов. Подождите, через мгновение вы услышите, как входит Дженнаро. Луиджи и Винченцо, переведите то, что вы слышите. Мои знания итальянского довольно слабые.
– Они нас слышат? – изумлённо прошептал Луиджи.
Крейг засмеялся.
– Нет, не сейчас. Но мне нужно только прикоснуться к другому переключателю, и я смогу произвести в этой комнате эффект, который бы конкурировал со знаменитой надписью, появившейся на стене во время пира Валтасара – только это будет голос со стены вместо письмен.
– Кажется, они кого-то ждут, – сказал Винченцо. – Я слышал, как кто-то сказал: «Он будет здесь через несколько минут. А теперь убирайтесь».
Гомон голосов, казалось, успокоился, когда мужчины вышли из комнаты. Остались только один или два.
– Один из них говорит, что с ребенком все в порядке. Ее оставили на заднем дворе, – перевел Луиджи.
– На каком дворе? Он не сказал? – спросил Кеннеди.
– Нет, они просто сказали, на заднем дворе.
– Джеймсон, выйди в магазин к телефонной будке и позвони в штаб-квартиру. Спроси, готов ли автомобиль и люди.
Я позвонил, и через мгновение центр подтвердил, что всё готово.
– Тогда скажи центру, чтобы линия была свободна – мы не должны потерять ни минуты. Джеймсон, останься в кабинке. Винченцо, вы притворитесь, что работаете у окна, но так, чтобы не привлекать внимание, потому что у них есть люди, которые очень внимательно следят за улицей. Что там, Луиджи?
– Дженнаро подходит. Я только что слышал, как один из них сказал: «Он идёт»
Даже из кабины я мог слышать аппарат, повторяющий разговор в грязной маленькой задней комнате у Альбано.
– Он заказывает бутылку красного вина, – пробормотал Луиджи, приседая от волнения.
Винченцо так нервничал, что столкнул бутылку в окно, и я полагаю, что по телефону, который я держал, было слышно мое сердцебиение, потому что полицейский несколько раз обращался ко мне, чтобы уточнить, всё ли идёт по плану.