Лето на чужой планете (СИ)

Дядька Томаш замолчал и закашлялся. А площадь загудела, сначала недоумённо, потом — угрожающе. Люди инстинктивно стремились придвинуться ближе, и жерди затрещали под их напором.
Это была ещё не ярость, а непонимание. Краткий миг, когда ситуацию можно взять под контроль. Светловолосый почувствовал это и снова поднял руку.
— Уважаемые граждане Местрии, — начал он, но не успел договорить.
Его спутник поспешно натянул на голову шлем и скомандовал:
— Приготовьтесь к эвакуации!
Вряд ли он хотел, чтобы его слышали все вокруг. Скорее всего, просто забыл переключить канал связи. Услышав собственный голос, космонавт испуганно бросился внутрь шлюпки.
В глазах людей это послужило доказательством обмана. Толпа зарычала, словно дикий зверь, и качнулась вперёд. Я увидел, как выворачивается из земли наскоро вкопанный столб изгороди.
Вооружённые космонавты поспешно запрыгнули на трап. Слава Создателю, они не стреляли. Дверь шлюза стала медленно закрываться. Шлюпка загудела и поднялась над землёй, втягивая опоры внутрь серебристого брюха.
Она повисла в десяти метрах над площадью. Искажённый динамиками голос пытался что-то объяснить, но его уже никто не слушал. Толпа ревела и бесновалась, как хищник, упустивший добычу.
В этот момент я понял, что космонавты ожидали бунта. Поэтому они были вооружены, поэтому не отходили от трапа. Они были настороже, и готовность помогла им избежать опасности.
Космонавты предвидели этот взрыв. А значит, всё, что написано в контракте — правда. И неважно, что пытается сказать сейчас голос, громыхающий над площадью.
Они прикинулись друзьями, а сами прилетели, чтобы обмануть нас. Они хотели отнять у нас нашу Местрию, наш единственный дом.
И ещё я понял, на кого сейчас обрушится весь гнев обманутых людей. Упустив виноватых, люди призовут к ответу тех, кого считают их пособниками. Тех, кто первым заговорил с космонавтами и подал им радиосигнал.
Это бессмысленно, ведь космонавты уже прилетели, они никуда не денутся. Жадные щупальца, которые дотянулись до нас сквозь ледяной космос, уже не ослабят свою хватку. Но как объяснить это разъярённым людям?
***
Не теряя ни секунды, я бросился прочь из толпы, неистово работая локтями. Чья-то рука ухватила меня за шиворот, и папашин голос прокричал:
— Ал, куда ты, чёрт тебя раздери?
Но я вывернулся из хватки, словно водяная змейка, когда она сбрасывает кожу. На бегу толкнул плечом какого-то незнакомого фермера. Он отшатнулся, женщина рядом испуганно взвизгнула.
Наконец, я вырвался на свободу. Перемахнул через забор и шмыгнул за угол дома, выходящего фасадом на площадь. Быстро выглянул наружу.
Толпа уже теснилась на ступенях церкви. Я надеялся, что Говард с Интеном и пастор Свен успели укрыться внутри. Если нет — значит, им не спастись.
Шлюпка по-прежнему висела в небе. Сорванный голос хрипло грохотал в динамиках, но его заглушал гвалт толпы.
Я помнил, что двери церкви толстые и прочные. Их трудно выломать, потому что они открываются наружу. Да никто и не станет ломать сразу — сначала будут стучать. Значит, у меня есть несколько минут.
В стороне от дома я приметил сарай. Мне было наплевать, что в нём хранится. Главное — он далеко от других построек. Больше я ничего придумать не мог.
Я метнулся к сараю. Слава Создателю, с площади нельзя было увидеть его дверь. Распахнув её, я с облегчением убедился, что внутри сарая нет ничего, кроме груды старого хлама. Повернулся к выходу и вдруг услышал, как в куче ветоши возле стены что-то шуршит.
Это было гнездо мышехвоста. Самка и четверо слепых сосунков. Когда я сорвал тряпку, мать оскалила маленькие жёлтые клыки и грозно зацокала. Она готова была кинуться на меня, защищая детёнышей.
Я набросил на неё тряпку и крепко спеленал гибкое вырывающееся тельце. Свободной рукой осторожно подхватил детёнышей и бросился к выходу. Отбежав за угол дома, я положил детёнышей на землю и принялся распутывать тряпку.
Я боялся взглянуть в сторону площади, боялся подумать, что не успею, боялся испугаться и не сделать то, что задумал. Я сам был, словно перепуганный мышехвост.
 
Как только я развернул самку, она прыгнула. Я успел прикрыть лицо, и острые зубы вцепились в рукав. Судорожно тряхнув кистью, я сбросил зверька в траву. Затем побежал обратно к сараю.
Упал на колени возле двери и принялся с корнями выдирать пучки сухой травы. Потом трясущимися пальцами выхватил из кармана огниво.
Я ударил огнивом по кремню, промахнулся и до крови сбил кожу на пальце. Примерился и ударил ещё раз. Искры упали на сухую траву и погасли.
Боясь остановиться, я бил и бил сталью по твёрдому камню. Искры сыпались на траву. Наконец, она вспыхнула. Я увидел, как жёлтые травинки корчатся в языках пламени.
Не раздумывая, я подсунул горящий пучок под стену сарая. Огонь лизнул сухое дерево. Я вырвал ещё клок травы, поджёг его, обжигая пальцы, и швырнул на крышу.
Колени затряслись и мгновенно ослабели. Что же я делаю, Создатель? Что происходит, если я своими руками поджигаю родной посёлок? Но как ещё остановить то, что сейчас происходит на площади?
Огниво выпало в траву. Я наклонился за ним и чуть не упал. Голова кружилась, спазм сжимал горло.
Стена уже полыхала. Надо было бежать — меня могли заметить с площади. Я повернулся и побрёл к дому.
Кто-то выскочил мне навстречу из-за угла, схватил меня за руку и потащил в укрытие. Сильные руки толкнули в грудь, я свалился на землю и скатился в канаву.
— Лежи тихо, дурачок!
— Лина?
Твёрдая тёплая ладонь зажала мне рот. Я попытался освободиться, но Лина навалилась сверху, прижалась всем телом.
— Молчи! Когда я закричу — беги вокруг дома и где-нибудь спрячься. Понял?
Лина убрала руку с моего рта и помогла мне подняться. Сарай уже полыхал вовсю. Над ним поднимался столб дыма, дерево трещало. Искры летели во все стороны.
— Беги!
Я развернулся и, спотыкаясь, побежал вдоль стены, прочь от пожарища. Звонкий голос за спиной пронзительно закричал:
— Пожар! Помогите, горим!
Крик Лины перекрыл и гул толпы, и голос со шлюпки. Толпа отпрянула от церкви, качнулась. На площади возникло смятение. Те, кто стоял позади, развернулись и побежали на крик, за ними торопились остальные.
Забыв обо всём, люди спешили на помощь. Забор просто снесли, разметали по брёвнышку. Тащили вёдра, корыта, бадьи. Гремело цепью ведро, падая в колодец.
Смешавшись с бегущими людьми, я выскочил к церкви. Обежал её кругом и изо всех сил забарабанил по задней двери. Эта дверь вела в каморку пастора сбоку от алтаря, и в суматохе о ней просто забыли.
— Пастор Свен! Интен, Говард! Откройте!
Дверца распахнулась. Первым выскочил Говард, за ним — Интен. Пастор Свен, придерживая подол сутаны, выбежал последним. Он был изрядно напуган, но самообладания не потерял.
— Надо запереть дверь! — крикнул Говард.
Он был прав — так мы могли выиграть немного времени. Пастор Свен захлопнул дверь и навалился на неё, пытаясь попасть ключом в скважину. Я осторожно выглянул из-за угла.
Крыша горящего сарая уже провалилась внутрь, сверху рухнули стены. Теперь это был просто огромный костёр, вокруг которого суетились люди. Они не пытались тушить пламя — это было немыслимо. Водой поливали дом, стоящий рядом, чтобы огонь не перекинулся на него.
— Надо как можно быстрее выбраться из посёлка и отсидеться до темноты в полях! — крикнул Интен.
Говард отрицательно мотнул головой.
— У меня дочка дома одна. Мне нужно к ней!
Небо над нами потемнело. Резкий порыв ветра пригнул кусты. Я взглянул вверх — прямо над моей головой висела шлюпка. Она еле слышно гудела, сбоку медленно открывался трап.
Приминая кусты к земле, трап открылся полностью. Интен запрыгнул на нижнюю ступеньку и протянул руку пастору.
— Скорее!
Пастор Свен, дрыгая волосатыми ногами, вскарабкался на трап. Я обернулся — к нам никто не бежал. Все были заняты на пожаре.