Мой (не)выносимый сосед (СИ)
*** – Знаешь, ты совсем не похожа на своих родственников, я имею ввиду внешне, – шепчет Сашка, очерчивая пальцем мою бровь.
Мы лежим на боку напротив друг друга, тесно прижавшись и переплетя ноги. Болтаем. Свет выключили, и комнату освещает лишь электрическое свечение большого города, льющееся через приоткрытую балконную дверь. Нам так жарко рядом друг с другом, будто на улице лето, а не зима.
– Мама -блондинка, папа- брюнет, братья все как будто отца через копир пропустили. А ты рыженькая, – продолжает высказывать свои наблюдения Сашка.
Бархатно смеюсь – у меня голос сел от стонов.
– Про копир это точно, да, – и добавляю тише, – Просто я приемная, Саш. Мне было около года, когда меня забрали из "Дома малютки".
– Э-э, – Сашка теряется, не зная, как реагировать, – Блин, прости. Я…
– Ничего, все нормально. Я по этому поводу не переживаю. Я люблю свою семью, они любят меня. Да, сегодня не очень получилось. Но папа, он…Ну вот такой. Но он остынет, правда. Он всегда очень резкий в начале. Пылит.
– А ты всегда знала? – хмурится Сашка, рассеянно гладя меня по спине.
– Да, всегда. Родители приняли решение не скрывать, чтобы я не узнала это в каком-то случайном разговоре. Но они знаешь, подавали так, – снова смеюсь, вспоминая, – Папа говорил, что очень просил у бога девочку, но всевышний подарил ему только шестерых сыновей. И тогда он понял, что это знак, и, если он хочет себе свою принцессу, он должен пойти и взять ее сам. "Ты наш самый осознанный ребенок, Лисена. Наш самый лучший подарок самим себе". Они постоянно это повторяли. Представляешь, когда я была маленькой, я этим даже хвасталась перед братьями. Приятно быть самым лучшим подарком. Они – то были так. Что бог послал, то и люби.
Сашка улыбается вместе со мной, но взгляд все равно цепкий и тревожный. Проводит рукой по моим волосам, убирая пряди за ухо.
– Ты интересовалась, кто твои биологические родители?
– Да…– вздыхаю, поджимая губы. Не самая любимая тема моя, – Когда начался подростковый период, начались конфликты с отцом, которых до этого не было. И я, как все подростки, во время ссор начала говорить вещи, которые не стоило бы говорить. Что они мне не родные, что они меня не любят, что настоящие родители дали бы мне больше. Сейчас мне очень стыдно это даже вспоминать, но уж как есть. И в общем я загорелась идеей найти биологических родителей. Мои сначала были против, но потом я уговорила маму, а она отца. Нам удалось выйти на мою мать. Это была…странная встреча. Оказалось, она родила меня в четырнадцать от своего соседа по подъезду. Ребенка оставила в роддоме. Сейчас у нее все нормально, живет в Гатчине, работает в гипермаркете старшим продавцом, муж, двое детей. Ей было очень стыдно в глаза мне смотреть…Она все время их опускала. А я…Я поняла, что ничего не чувствую, что это – чужой, незнакомый человек, и что мама у меня уже есть. И не надо мне другой.
Замолкаю. Сашка тоже молчит, гладит меня по волосам. Внутри тянет холодком. Не люблю это вспоминать. Тяжело. Кажется, уже давно пережито, а все равно. Осталась маленькая заноза – только тронь, и воспаляется опять.
– А отец? – спрашивает Сашка через какое-то время.
– Я спросила у нее про отца, она сказала, что он спился. Мы не стали искать, – глухо отзываюсь.
– М-м, ясно.
Опять молчим. Сашка притягивает мою голову к себе, заставляя носом уткнуться ему в грудь, целует в макушку. Крепко обнимаю его. Тихо, в такт дышим. Моя левая нога покоится на его бедре, промежностью касаюсь паха. Жесткие волоски тревожат чувствительную кожу. Это очень интимные ощущения. И сейчас, когда нас поглощает густая тишина, они гораздо ярче. Между ног будто начинает биться пульс, нарастая. Отсчитывая минуты до того, как мы снова…
Прикрываю глаза, целую Сашкину грудь, веду языком по солоноватой коже. Дыхание учащается, как и его сердечный ритм.
– Знаешь, Кис, – вдруг шепчет Сашка хрипло, – Я так боялся, что твой отец спросит, от чего умер мой. И мне придется ко всему прочему выдавать, что он загнулся от передоза. Врать не хотелось. Но очков мне бы это не добавило, правда?
Криво улыбается, когда поднимаю на него шокированный взгляд.
– Ты серьезно?
– Да, у него была своя рок-группа, – Сашка закидывает руку за голову, откидываясь на спину и увлекая меня за собой, – Он хорошо пел, был очень харизматичный, высокий блондин, красивый голос, мама сразу влюбилась без оглядки, как она говорит. Но вся эта тусовка, в общем для семейной жизни он не подходил никак. Когда я родился, они практически сразу расстались, он продолжил свой тусовочный образ жизни и ни к чему хорошему это не привело. Маме помогала только его мать, моя бабушка, она и отписала мне половину квартиры, в которой ты сейчас живешь.
– А ты в него внешне, да? – целую Сашкину светлую щетину на подбородке, улыбаясь, – Высокий блондин.
– Да, внешне – да, – щурится.
– И поешь тоже хорошо.
– Я плохо пою, Кис, – смеется Сашка, качая головой, – У меня слуха вообще нет. Я знаю ровно три аккорда, попадаю только в них и играю ими любую мелодию. Стандартный набор каждого проводника. Знаешь, после кружки глинтвейна всем отлично заходит.
Смеемся. Целуемся. Легко- легко. Я было отстраняюсь, но Сашка кладет ладонь мне на затылок и не дает отодвинуться. Углубляет поцелуй. Вторая его рука гладит меня по спине и сползает на ягодицу. Сжимает, отводит половинку в сторону, пальцы трогают влажные складки, мягко поглаживая и разводя. Судорожно выдыхаю ему в губы. Сердце вмиг начинает бешено колотиться. Эти импульсы сладкого тока по телу, я сама как последний наркоман…
– Твой отец тебя любит, неважно, что он говорит про меня, – тихо говорит Сашка садящимся голосом.
– Я знаю, – бормочу рассеянно. Все мысли мои и ощущения сейчас там, где его рука.
– Помириться не хочешь?
– Попозже, ему сначала надо остыть, – хмурюсь, рвано выдыхая, когда Сашка находит клитор, – Сейчас лучше не трогать. Я написала ему, что люблю его.
– Когда? – Сашка удивленно поднимает брови.
– Вот сейчас, пока ехали. Ему и маме. Прочел, не ответил. Еще бесится. И думает. Надо ждать. Что ты так смотришь?
Ловлю Сашкин насмешливый затуманенный взгляд.
– Кис, ты такая манипуляторша, – выдает он, – Как тебе вообще сопротивляться?
– А ты не сопротивляйся, – улыбаюсь, скребя ноготками вниз по его животу, пока накрываю ладошкой вставший член.
21.
На следующее утро Сашка поднимает меня в шесть утра. Встаю по приборам, дремля, принимаю душ. Мы заснули около трех, голова тяжелая как чугунный утюг. Торопливо одеваемся, не позавтракав (у Тимура завтракать просто нечем), и вылетаем на улицу, где нас уже ждет такси. Уютно соплю на Сашкином плече, пока машина пробирается по пробкам в Пулково. Когда уже почти подъезжаем, звонит мой телефон. Тру глаза спросонья, прежде чем сфокусировать взгляд на горящем экране, и тут же окончательно просыпаюсь, увидев имя звонящего.
Дедушка.
Смахиваю зеленую трубку.
– Дедуль, привет, – голос немного хриплый и от сна, и от накатившего волнения.
– Здравствуй, дорогая. В аэропорту небось уже? – слышится в динамике родной тембр.
– Нет, только подъезжаем…А ты откуда знаешь?
– Тимур сказал, – пауза, во время которой дед тяжело вздыхает, – Лизонька, я очень надеюсь, что твой бунт на меня не распространяется, да?
– Нет, конечно. Дедуль, ты к чему?
– К тому, что я как помогал своей любимой внучке, так и буду помогать. А с отцом ты сама уж разбирайся. А насчет Саши твоего…Это вы вместе учитесь, да? Я правильно понял?
– Да. На втором.
Кошусь на Сашку рядом, который с любопытством за мной наблюдает и даже не скрывает, что пытается подслушать наш разговор. Молча, луплю его по плечу и пытаюсь отсесть подальше. Но это чертов «Солярис», и Сашка, фыркая, только сгребает меня поближе к себе и уже в наглую наклоняется ухом к телефону. Толкаю его еще раз. Возимся. Перехватывает за шею, целует в висок. Затихаю. Потому что я все пропустила, что в этот момент дедуля говорил!