Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
В своё время Н. Климова, которая неоднократно высказывала своё желание погибнуть за революцию, вместе с бомбистами Соломоном Рысом (Мортимером) [37]и Добржинским организовали террористическую группу для подготовки покушения на министра внутренних дел П. А. Столыпина, которое должно было состояться на Аптекарском острове в Петербурге 12 августа 1906 года. За что она и была арестована и приговорена Окружным судом к смертной казни. Позднее Климова стала широко известна среди либеральной общественности как автор знаменитого «Письма перед казнью», написанного в «Шпалерке» (Петербургском ДПЗ). Эсерка содержалась в полицейском изоляторе на Мойке-12 (сейчас здесь располагается музей-квартира А. С. Пушкина), затем в «Крестах», где за систематическое нарушение требований внутреннего распорядка и призывы к бунту содержалась в карцере и в кандалах, поэтому пользовалась большим уважением среди сидельцев и администрации как благородная и стойкая заключенная «с понятиями». Готовясь к неминуемой казни, Наталья Климова писала в своём быстро ставшим знаменитом в революционной среде «Письме»: «Новые, странные, и удивительно хорошие ощущения, мысли и настроения переживаю я здесь, в этой большой пустой и полутёмной камере. Доминирующее ощущение — это всепоглощающее чувство какой-то внутренней особенной свободы. Эх… это страшно трудно объяснить. И чувство это так сильно, так постоянно и так радостно, что, внимая ему, ликует каждый атом моего тела, и я испытываю огромное счастье жизни… Что это? Откуда? Я не знаю… сознание ли это, молодое, не боящееся страдания воли, свободно и смело подчиняющееся лишь велениям моего „я“?.. Не радость ли это раба, у которого, наконец, расковали цепи, и он может громко на весь мир крикнуть то, что он считает истиной?… Или то гордость человека, взглянувшего в лицо самой смерти и спокойно и просто сказавшего ей: „Я не боюсь тебя“? Не знаю, должно быть — последнее. Да, наверное, так.
Над человеком, над его волей, над его правдой вечно тяготеет суровая, таинственная, ужасная смерть: она леденит сердце, сковывает желания, вяжет волю, и только тот, кому удалось сбросить её со своих плеч, может радостно воскликнуть: „О, да, теперь я свободен, ибо нет в мире силы, перед которой склонилось бы моё желание“. И мне удалось, и я свободна. Не мелькнёт ли у вас мысли, что всё это пустые фразы, фальшивые звуки, звучащие лишь на слишком натянутых струнах-нервах? У меня самой являлась эта мысль, и поэтому-то я так долго не решалась заговорить об этом» (Просвещение, 1908).
Помощником главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, генералом от инфантерии М. А. Газенкампфом, в чьи полномочия входило рассмотрение прошений о пересмотре приговоров Санкт-Петербургского военного окружного суда, смертная казнь революционерки была заменена на бессрочную каторгу в Нерчинске — генерал искренне считал себя либералом. Да и казнь женщины в императорской России, даже за особо тяжкое государственное преступление, была делом из ряда вон выходящим и практически не применялась. Возможно поэтому женщины-эсерки являются наиболее активными членами летучих отрядов «Боевой организации». Именно они осуществляют самые резонансные террористические атаки: Анастасия Биценко застрелила министра внутренних дел генерала В. В. Сахарова в Саратове, где тот руководил подавлением крестьянских волнений, Александра Измайлович покушалась на минского губернатора П. Г. Курлова и полицмейстера Д. Д. Норова. Сокамерница Климовой Ирина Каховская в 1918 году будет приговорена к смерти за покушение на гетмана П. П. Скоропадского и убийство командующего германскими войсками на Украине генерал-фельдмаршала Германа фон Эйхгорна. От казни её спасёт ноябрьская революция в Германии, а когда расстрелять революционерку решили уже в ВЧК — вмешается В. И. Ленин.
Несмотря на то что на поиск бежавших были брошены все силы и объявлена награда в 5000 рублей за каждую пойманную беглянку, «новинский» побег оказался более чем удачным. Десять его участниц, включая саму Климову, смогли через Кавказ покинуть пределы империи и добраться до Франции. Наталья Сергеевна впоследствии стала верной соратницей Бориса Савинкова («Жоржа»), членом зарубежной боевой организации партии социалистов-революционеров. Год спустя, в день Святого Воскресения Христова, она прислала из Парижа пасхальную открытку в тюремную инспекцию. Расследование, проведённое специальной комиссией в Новинской каторжной тюрьме, стоило карьеры княжне Е. Вадбольской — её перевели с понижением на должность помощницы начальника этой же тюрьмы.
Младший надзиратель Фёдоров был привлечён к делу в качестве обвиняемого в пособничестве к побегу и заключён под стражу, арестованы были и «стоявшие на своих постах по пути следования бежавших» младшие надзирательницы Федотова и Веселова, «но последняя ввиду выяснившейся непричастности ея к делу вскоре была освобождена». Младшая надзирательница Тарасова [38] и младший надзиратель Фёдоров были уволены от службы и привлечены к судебной ответственности. Первая — за неисполнение имевшего важное значение распоряжения начальницы тюрьмы, а остальные двое — за пособничество побегу каторжанок. Старшая надзирательница Бельская, старший надзиратель Куликов и младшие надзирательницы Федотова, Скворцова и Веселова уволены от службы за небрежное отношение к своим обязанностям. Старшая надзирательница Сныткина к ответственности не привлекалась, так как «находилась в тяжёлом психологическом состоянии, вызванном смертью её отца».
Проверка, произведённая уже после происшествия, выявила многочисленные нарушения, и не только в организации содержания арестантов. В частности, проверяющие установили, что «надзиратели и надзирательницы и помещения тюрьмы не подвергались надлежащим обыскам, вследствие чего оказалось возможным заблаговременно пронести в тюрьму и хранить там 13 комплектов мужского и женского платья для бежавших (…) в коридоре самого важного каторжного отделения тюрьмы неоднократно дежурила надзирательница Тарасова, поступившая на службу лишь в январе 1909 года по своему возрасту (22-й год) и легкомысленному характеру не соответствовавшая требованиям такого ответственного дежурства» и т. д.
В отношении княжны Вадбольской было произведено специальное расследование, в ходе которого было установлено:
1) «Она дозволяла хранение в камерах арестанток лишних вещей и недостаточно часто и тщательно производила обыски… а также разрешала не обыскивать чинов надзора…»
2) «Она вопреки установленным правилам не отдала приказа о распределении постовой службы в тюрьме на следующую за 25 июня неделю, благодаря чему назначение постовых было сделано старшей надзирательницею Вельскою, которая поставила на ночное дежурство в коридоре каторжного отделения надзирательницу Тарасову, хотя последняя ею же Вельскою считалась неблагонадёжною».
3) «Что она, признав Тарасову, недостаточно подготовленную для несения служебных обязанностей при каторжанках и отдав старшей надзирательнице приказание не наряжать Тарасову на дежурство в каторжное отделение, не удостоверилась в том, действительно ли это распоряжение исполняется».
4) «Что она вообще не имела достаточного наблюдения за исправным несением службы чинами надзора и их поведением как в служебное, так и в неслужебное время, ввиду чего чины надзора не всегда исполняли ея распоряжения на дежурствах, позволяли себе спать и даже покидая свой пост, уходить для беседы к стоящим в других коридорах постовым.
А она, княжна Вадбольская, не была надлежаще осведомлена ни о стремлении некоторых надзирательниц, в том числе и Тарасовой, к сближению с политическими арестантками, ни о времяпрепровождении надзирательниц в их квартирах в административном корпусе тюрьмы, ни о посещающих их посторонних лицах».
5) «Что она недостаточно осмотрительна в выборе кандидаток в надзирательницы, допуская и оставляя на этих должностях слишком молодых и неопытных девушек, неспособных к строгому отношению к службе и отличающихся легкомысленным характером».