Схватка с судьбой (СИ)

Предводитель посмотрел на него с сомнением, потом обвёл притихшую толпу взглядом и всё же выдал:
– Пройдоха ты, потомок Сильнейшего. Но смелости выйти к нам хватило, да и на глупца не похож. Только где сам хайнес? Или он сам побоялся, а сына выпнул?
– Хайнеса в гости зазвал тот самый злодей, что школу едва в пепел не обратил. Да так невежливо зазвал, что ни свиту не допустил, ни о месте гостевания не отписался и ни о времени возврата повелителя.
На губах хайрена продолжала играть чуть насмешливая улыбка, но предводитель отметил малость пустой взгляд и дрожащий, очень уж широкий зрачок. И опустил глаза.
– Значит, безголовые мы, – протянул он. – Ну, уговоримся мы с тобой, потомок, а вернётся хайнес… коли вернётся, – по лицу хайрена пробежала судорога, – …и по-иному решит. Как быть? Как нам довериться тебе, коли власти в твоих руках с крошку?
Наследник пристально посмотрел на него, словно обдумывая что-то. Или же решаясь на что-то.
– Эй, господа, мела или уголька не найдётся?
Замершая толпа опять пришла в движение. Нашлись и мел, и уголь.
Взмахом руки отогнав предводителя в сторону, Узээриш принялся в ночном свете вычерчивать на мостовой большой ромб. Закончив, он заключил фигуру в круг и начал кропотливо выписывать мелкие символы. Долго выписывал. Толпа взволнованно шушукалась, самые пугливые поспешили убраться с площади – а вдруг хайрен их всех сейчас взорвёт, – а предводитель начал нервничать и даже встал за спиной наследника, чтобы кто-нибудь не подстрелил.
Закончив, Узээриш отбросил мел, отряхнул руки и встал по самому центру печати. Мотнул головой, расправил плечи и, широко расставив ноги, словно готовясь принять удар, решительно посмотрел перед собой.
– Я, Узээриш Ийехаидый, потомок рода Ийехаидый, беру на себя бремя повелителя всей Салеи, возлагаю на свою голову корону Сильнейшего и прошу своего отца, Иерхарида Ийехаидый, добровольно отказаться от власти и вверить её в мои руки.
Он умолк на несколько секунд, а затем опять заговорил, но в этот раз на древнем языке Салеи, произнося одну за другой клятвы и обещания, принимая на себя обязанности и соглашаясь с ограничениями. Он обещал заботиться о своём народе, обещал быть зрячим и слышащим, чтобы видеть проблемы своей страны, обещал знать и помнить законы предков…
Его негромкая речь звучала в кромешной тишине. Обомлевшая толпа молча внимала зрелищу, ранее недоступному взгляду посторонних: коронование хайнеса всегда было таинством, куда допускались только сам будущий хайнес и жрец. Меловая печать, будто бы вбирая в себя лунный свет, едва заметно засияла.
Из воздуха вынырнула искрящаяся крылатая печать и с такой силой ударила хайрена в грудь, что прервала поток клятв и отбросила его на бортик фонтана. Не успел Узээриш вдохнуть, как на его волосы опустились золотистые очертания короны с острыми как пики навершиями. Венец сдавил его голову так, что мужчина застонал, руки дёрнулись вверх, чтобы стащить его, но он исчез.
Потухла и печать. На площади опять воцарилась полная тишина. Узээриш зашипел, потёр ушибленную поясницу и вытер проступившую под носом кровь.
– Ну так что? – он отвёл в сторону ворот рубахи, демонстрируя известную всем печать хайнеса: весьма символическое изображение совы. – Теперь со мной можно иметь дело?
Предводитель молча протянул ему ладонь и помог встать.
– Ну ты и отчаянная голова, Сильнейший. Поговорим только в другом месте, а то ты здесь как голая девственница посреди борделя, – Узээриш хохотнул, оценив шутку. – Я таверну неподалёку держу, там можно и побеседовать. Тобий, Эзый, вы с нами. Остальные по городу пройдитесь, утихомирьте остальных. Хватит воевать.
– Дядя, – Узээриш нашёл взглядом кузена отца, – проследи, чтобы военные не встряли. Нам тут не нужны стычки. Ну пойдём. Ох, Тёмные, отвалилась-таки, – он с досадой посмотрел на отпавшую подмётку и грустно пошевелил торчащими из сапога пальцами.
– Эй, – предводитель зычно окликнул толпу, – ссудите кто-нибудь хайнеса сапогами. А то в моих он утопнет.
 
– Чё, и всё теперь?
Народ растерянно и недоумённо волновался, но уже без агрессии.
– Да какой всё? – отозвался кто-то. – Они щас уговорятся, – кивок в сторону нового хайнеса, уходившего в сопровождении трёх оборотней, – а мы по улицам вместе с военными проходим, грабёжников погоняем. Всё как при папеньке его.
– Ага, – с неожиданной благожелательностью согласился кто-то. – Хайнес у нас, конечно, не лучше, чем у других, но и не хуже.
– Наш-то всегда поговорить выходит.
– Да толку-то от говоров-то? – зло сплюнул кто-то. – Самим всё и разгребать!
– Да он один как управится? Не живой он, что ли? Когда такая потрава на поле выползает, боги-то не всегда на помощь приходят.
– Эй, господин, – уходящего с площади жреца окрикнул старик. – А вы что же один? Без учеников? Может, проводить? Я сыновей сейчас кликну…
– Не нужно, – мягко отозвался жрец. – Если богам будет угодно, защитят.
Иерхарид, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза, прислушивался к ворчанию необыкновенных зверей. Они уже успокоились. Его присутствие всё равно злило их, но если не шевелиться, то можно было посидеть в тишине.
Он пытался думать о своём положении, старался вспомнить, где мог встретиться с этим странным стариком, и понять, что же тому нужно. Но мысли упорно вертелись вокруг семьи и города.
Удалось ли Ришу остановить мятеж? Сын был куда решительнее его самого, отчаяннее, даже легкомысленнее, но находить язык с простым народом ему было проще. Он был ближе к простым людям. Мог отбросить манеры при общении с ними, понимал и смеялся над простенькими шутками, не чурался бедняцкой еды и скромной одежды, знал народные танцы и кабачные песни.
Узээриш умел становиться своим.
Но поможет ли ему это сейчас, когда народ в такой ярости?
Подобное волнение Узээришу приходилось успокаивать только в районе Арванского городища, когда было объявлено, что на месте древнего города всё же заложат крепость, которая, возможно, станет родоначальницей настоящего поселения. Местные относились к развалинам как к святыне и долгое время не допускали строителей, грабили обозы с камнем, устраивали засады в развалинах. И это несмотря на то, что они каждый год терпели набеги степных соседей из-за того, что в этом месте не было оборонительных сооружений. Гарнизон разместить и то негде.
Но Узээриш разобрался. Самые главные святыни перенесли в местные храмы, и он лично заложил первый камень будущей крепости.
Но здесь и обида народа сильнее, и удар тяжелее. Справится ли?
А как там Лийриша с детьми? Удалось ли Изаэллае вывезти их города?
Зиш, наверное, сильно плачет. Он же так привязан к нему.
Птица внутри недовольно зашевелилась.
Иерхарид схватился за грудь, неожиданно ощутив жжение. Оттянув ворот, он уставился на налившуюся золотом печать хайнеса. Уставился, затем моргнул и прерывисто вздохнул. И, торопливо подцепив когтем край печати, отлепил её от груди и легонько пальцем оттолкнул её от себя.
Она исчезла тут же, и уже бывший хайнес устало прикрыл глаза.
Когда-то Узээриш пообещал ему, что не будет мешкать, если ему вдруг придётся сместить отца с трона.
Иерхарид заставил его дать это обещание. Его сын не повторит ошибку, которую совершил он сам.
Поражённая Йожира широко раскрытыми глазами смотрела на хайнеса, продолжая сжимать в руке обнажённый нож. Она стояла в тени дверной ниши и ждала момента, когда повелитель приблизится к решётке, чтобы вонзить ему в грудь нож и поставить крест на ещё одной части плана Наэша.
 
Но всё разрешилось без её вмешательства. Ей пришлось зажать рот, чтобы сдержать истерический смех. О боги, она ни за что не откажется от того, чтобы посмотреть на лицо Наэша, когда он поймёт, что хайнес уже не хайнес.
Радостное предвкушение исполнения одной из самых ожидаемых частей плана приятно волновало Дешия и заставляло его всё быстрее и быстрее идти по коридору.