Корона Тафелона (СИ)
— Подкинуть кому-то это отродье?!
— Не подкинуть, — поправил Медный Паук. — Маглейн не отдаст. Надо, чтобы она поверила, что о девчонке позаботятся.
— И ты её слушаешь?! — ещё больше поразилась Врени. Когда она в последний раз видела вместе Паука и Магду, ведьму, связавшую себя с ним жестокой клятвой, та подчинялась каждому его слову, даже взгляду.
— Тебя. Не. Спросили, — повторил убийца.
— Ты хочешь, чтобы я ночью увела из лагеря женщину и привела её в дом к твоей ведьме?!
— Да, — просто ответил Паук.
Помолчав, он добавил:
— Не бойся, вернётесь в лагерь целые и невредимые. Хочешь, поклянусь Освобождением?
— Ты спятил?
— Жду Освобождения, сестра, — вместо ответа произнёс Медный Паук. — Когда-нибудь я тебя тоже выручу. И тоже ни о чём не спрошу.
Врени вздохнула. Подходящая женщина в лагере, конечно, была. Но подкинуть ей такое?!
* * *Дака, к счастью или на беду, была в своём шатре одна со своим ребёнком. Иргай у общего костра рассказывал страшную историю про человека, который вернулся в крепость с того света. Она обрадовалась подруге.
— Заходи, — засмеялась она, когда Врени присела у входа. Шатёр был низкий, одно название, что шатёр. Сесть можно, встать нельзя. Зато не холодно. Ребёнок на руках у матери устало вопил. — Совсем меня замучил. Зубы режется. Представляешь? Так рано режется! Богатырь будет!
Она сделала знак, отвращающий зло в её родных степях, и Врени повторила её жест.
— Дака, — начала она, сама себя проклиная, — мне нужна твоя помощь.
— Так что ж ты молчишь? — удивилась Дака. — Ты знаешь. Ты спасла Иргая. Я всё сделаю, что ты скажешь!
— Ко мне пришёл… мой названный брат, — медленно начала цирюльница. Она вроде бы и не врала, но говорить правду было противно. — Его… сестра… другая сестра… подобрала… приютила… девочку. Маленькую девочку. Но она давно рожала, у неё нет молока. Девочке нужна мать, которая её выкормит.
— И всё? — засмеялась Дака. — Чего ж ты испугалась? Девочка — хорошо! Помочь сестре — хорошо! Всё хорошо. Где она?
— Она не здесь, за ней надо сходить.
— Так пойдём! — откликнулась Дака и принялась пеленать своего сына. — Врени! Чего ты боишься?
— Девочка — оборотень, — сказала наконец цирюльница.
Дака долго молчала, а её руки продолжали укутывать младенца.
— Да, — сказала наконец она. — Трудно. Маленькая? Бросили её?
— Он не знает, — ответила Врени. — Он думает, её родителей убили, а её бросили умирать в лесу. Она… она не растёт. У его сестры нет молока, она ест волчью пищу как волчонок. И не растёт как девочка.
— Ой, трудно, — покачала головой Дака. Укутав сына, она принялась ловко приматывать его себе за спину. — Что сидишь? Пойдём.
— Ты согласна?!
— Сёстрам помогать надо, — ответила Дака. — Девочка чем виновата? Вырастет — будет как Серый. Серый хороший человек.
— Ты не понимаешь, — запротестовала Врени. — Она волчонок, она, может, вовсе не сможет жить как человек.
— Не сможет жить как человек — будет жить как волк, — отозвалась Дака. — Охотиться с нами будет. Плохо, когда нет молока. Пойдём.
Врени больше не стала спорить. Она знала, что у Даки было больше молока, чем съедал её ребёнок (а он был весьма прожорливый мальчишка) и от того часто болела грудь. Но других младенцев в лагере как назло не было. Конечно, от такого подарка судьбы не отказываются!
* * *Медный Паук провёл их мимо дозорных — не иначе как чудом… или снабдила его ведьма отводящим глаза зельем. Дака сказала, что спрашивать Иргая не будет, не мужское, мол, дело, решать, кого ей грудью выкармливать. Врени давно подозревала, что обычаи женщин своего народа Дака сама выдумывала такими, как ей было удобно. В лагере были, конечно, и её соплеменницы, но они только хихикали и брали на примету. Замуж они пока не выходили, но собирались по возвращении в Тафелон. А Иргай, хоть и знал все мужские обычаи их племени, ведь он был побратимом погибшего старшего брата Даки, сам всё-таки происходил из другого народа и уличить жену не мог. Может, и не хотел. Иргай на Даку надышаться не мог. Вот он будет счастлив, когда поймёт, во что Врени её втянула…
Они шли через лес, который окружал их лагерь и Медный Паук, кажется, нарочно петлял, а потом они оказались перед частоколом, окружающим селище, и Паук вынул для них несколько жердей, чтобы они смогли протиснуться. У самого частокола ютился маленький бедный домишко, даже не дом — хижина. Медный Паук толкнул ветхую дверь.
— Встречай гостей, Маглейн, — произнёс он и шагнул в тень.
В хижине у очага сидела ведьма в низко надвинутом на лоб платке и плела что-то на пальцах. Магда казалась какой-то уставшей и осунувшейся… а, может, так ложились тени. У её ног на полу сидел тощий сероглазый мальчонка… где Врени его видела? Знакомое лицо, но угадать не получалось. Сын, что ли? Но сын вроде помладше должен быть? Или ученика взяла? Что она, всех детей по пути подбирает? А дочку куда дела?
Прежде, чем Врени успела сообразить, что её смущает, в дом шагнула Дака и жадно огляделась по сторонам. Мальчонка ловко выхватил из колыбельки завёрнутый в тряпки кулёк и протянул гостям. Лицо его, правда, было какое-то сердитое. Дака покосилась в тень, где стоял Медный Паук.
— Здравствуй, — сказала она не слишком приветливо. — Пустишь к очагу?
— Что?... — оторопела ведьма. — Здравствуй. Проходи.
— Скажи, что принимаешь нас как своих гостей, — подсказала Врени.
— А… ну да. Будьте моими гостьями, — согласилась Магда.
Дака без улыбки уселась перед ней, протянула руки и взяла у мальчонки младенца.
— Неласково встречаете, — сказала она, вглядываясь в сонное лицо девочки.
Врени садиться не стала. Дака огляделась по сторонам, испытующе вгляделась в мальчонку.
— Пусть твой брат выйдет, — сказала она Магде. По своим обычаям Дака не разговаривала с чужими мужчинами.
Медный Паук засмеялся и вышел вон.
— Странный человек, — сказала Дака. — Злой. Страшный. Такой и убить может.
— Он может! — вмешался в разговор мальчонка. Голос у него был хриплый.
Дака сняла со спины сына, протянула Врени. Ребёнок крепко спал, устал, видно, плакать. Дака покачала чужого младенца, оглядела хижину, взглядом спросила у хозяйки разрешения и шагнула в угол за занавеску. Оттуда послышалось негромкое вяканье, а потом довольное причмокивание ребёнка. После этого, понимала Врени, Дака согласится отдать волчье отродье только вместе с жизнью.
То, что случилось потом… так сложилось потому что… сложилось. Дака услышала и узнала шаги, но выходить из-за занавески не стала: вместе с мужем пришёл его брат Стодол. А Иргай, конечно, считал: раз в доме его жена, ему сам Заступник велел туда войти. Стучаться, просить разрешения — какие мелочи! Кто знает, зачем её сюда заманили!
Врени как во сне наблюдала: вот распахивается дверь. В свете очага блестят кривые степные мечи. Вот ведьма роняет своё плетение в огонь. Вот парнишка смотрит на чужаков огромными глазами и из-под ногтей его тонких пальцев — слишком тонких для мальчика — вытекает тьма.
— Здесь ведьма! — воскликнул разъярённый Иргай. Он сделал шаг… и застыл, не в силах двинуться с места. Тьма заняла всю хижину и были видны только витые струи дыма, которые протянулись от очага к вошедшим мужчинам, опутывая их, связывая по рукам и ногам.
— Ой, плохо гостей встречаешь! — раздался в темноте голос Даки. — Ой, плохая хозяйка! Нехорошо! Муж мой пришёл, а ты его так встречаешь! Ой, нехорошо. Ой, невежливо!
Наваждение спало. Исчезла тьма, ровно и спокойно горел в очаг и в нём корчились спутанные ведьмовские нити. Иргай с досадой убрал меч в ножны.
— Зачем ушла? — спросил он жену. — Зачем не спросилась?
Дака заулыбалась.
— Не сердись. Не буду больше. Смотри. Дочь у нас будет! Молочная сестра твоему сыну.
— С сыном ушла, — продолжал ворчать Иргай. — Мне не сказала. Я б разве запретил?